Консул Руси (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич
К началу 866 году вдоль дороги от Нового Рима до Новой Трои на добрые двадцать километров было занято аккуратными квадратными полями, площадью в один гектар каждой. Они шли секциями вдоль дороги, глубиной по четыре штуки, были разделены довольно густыми полосами лесами и соединены грунтовыми дорогами. А это ни много, ни мало, а шестьсот сорок гектаров пашни. На которой высаживали картошку, кукурузу, современные сорта гороха, овса, пшеницы[4] и прочее. Что удалось сделать, конечно, только благодаря привлечению в 865 году огромного числа отхожих на заработки из числа кривичей, радимичей и даже дреговичей. Пока Ярослав весело воевал, Пелагея занималась куда более кропотливым трудом. Ведь всю эту толпу рабочих требовалось накормить и снабдить инструментами. «Нарезать» цели и задачи. Точно «нарезать». И проконтролировать их выполнение. А потом еще и поскандалить, если они сделают что-то не так.
Так или иначе — дым стоял на крохотной Руси коромыслом от активной трудовой деятельности. Ничуть не меньше, чем в Восточном Средиземноморье от войны, где резвился Ярослав. И пользы от деятельности Пелагеи заметно больше. Ибо кормовая база — всему голова. Впрочем, останавливаться на достигнутом Ярослав не собирался. Поэтому в этом, 866 году, планировались новые большие работы по дальнейшему расширению пашни вдоль дороги. Ну и, заодно, начала реконструкции речного пути с превращением волока в канал, и возведение нового контура укреплений Нового Рима.
Не собирался он останавливаться и в развитие своего легиона, постаравшись учесть опыт Египетской кампании. Так, например, от «восточного комплекта» вооружения пришлось отказаться. За всю кампанию, даже сталкиваясь с конницей, он так и не понадобился. Слишком уж специализированным был. Что свело вооружение легионеров к единому универсальному стандарту, модернизированному, но одному.
Подверглись изменению щиты. От скутумов времен Республики и Ранней Империи пришлось отказаться, перейдя к их образцам период поздней Империи и ранней Византии. Наступать со старыми щитами было удобно, а вот оборону держать, особенно от сильно превосходящих сил — не так удобно, как с поздним скутумом. Он был овальным с более широкими полями из-за чего открывалась возможность формировать нормальную стену щитов с перехлестом. Это повышало и стойкость в обороне, и открывало доступ к новым построениям.
Кроме того, этот новый скутум можно было удерживать и привычным для классического скутума кулачным хватом с опором на три точки, и локтевым. Для чего он оснащался и умбоном с ручкой, и креплением под локоть. Да еще и с петлей, накидываемой на плечи, дабы разгрузить руку. Изделие получилось чуть более тяжелы и габаритным, но куда более универсальным по назначению. То есть, можно было легче адаптироваться под ситуацию.
Другим важным «новшеством» стало возвращение легионерам копий. Да, колющий меч — сильный аргумент. Особенно в решительном натиске на более-менее организованного противника. Когда ты давишь и передние ряды врага не могут отойти, удерживая дистанцию из-за того, что их подпирают задние ряды. А вот в обороне или против совсем неорганизованного противника копье — вещь. Да и с конницей им легче было бороться и это особенно проявилось во время второй фазы биты при Александрии. Там отличились только варяги со своими двуручными топорами и матиарии с пилумами. Остальные же… ну так… сказалось короткомерное вооружение, которым всадника тяжело доставать, да и разгоряченную лошадь несподручно.
Так или иначе, но Ярослав отказался от специализированных пик — сарис, и вернулся к копью как основному оружию. Но не легкому, а к нормальному, тяжелому боевому копью вроде дори гоплита. Широкий листовидный наконечник, подток для балансировки и трехметровое древко. Причем древко было трубчатым и клеилось по технологии сарис. При римском хвате щита таким копьем можно было работать одной рукой и колоть как швейной машинкой. Оно для этого было достаточно легким. Схватился за середину древка и работай — коли. А вот при греческом хвате щита открывались иные возможности. Да, можно было и одной рукой оперировать. Но, при желании, такое копье можно было взять двуручным хватом — как пику. Что делало его более универсальным инструментом, в том числе в отражении конницы. Ведь таранного удара никакая конница в мире пока не применяла, поэтому упирать «длинномер» в землю не требовалось.
Пилум, кстати, оставался. Каждый легионер, как и раньше, нес по одному полноценному пилуму «с пирамидкой». И подсумок плюмбат. Точнее они теперь называли спиками — шипами. Причина была в том, что их тоже модернизировали, убрав из них свинец — дорогой и дефицитный материал. Начиналась такая спика с дюймового четырехгранного наконечника пирамидкой. Как у пилума. За ним — трехдюймовый стебель меньшего сечения. Потом утяжелитель из железа биконического профиля. Ну и далее хвостовик наконечника с коротким древком и жестким «оперением» из стабилизаторов, как у новых стрел. Получилась изделие размером она чуть больше старого, но по массе вполне сопоставимое. Однако главное преимущество перехода — таких дротиков можно было делать намного больше и дешевле.
Колющие мечи легионеров тоже никуда не делись и также нуждались усовершенствовании. Ярослав хотел немного удлинить их клинок, так как бойцы жаловались, на их малый размер. И сделать более выраженный листовидный профиль с жестким, оформленным граненым колющим носиком. Но главное — дать клинку нормально развитую гарду, чтобы снизить шанс травмы руки. Дополнительно же, для работы совсем уж в давке, консул решил дать легионером кинжал. Назвал он его пугио, но фактически это была обычная кавказская кама[5] средних размеров.
Отдельным вопросом стояли доспехи. Производство кольчуг было налажено очень хорошо. Они делались быстро и очень дешево. Поэтому уже к началу 866 году все новобранцы были в них упакованы и «конвейер» вновь начал работать на экспорт. Очень доходный экспорт. Но Ярослава это не устраивало. Он хотел получить для своих легионеров более надежную защиту. Однако пока не мог за нее взяться, откладывая ее на перспективу.
Сагиттариев и фундиторов не трогали. Они в целом себя неплохо проявили. Разве что топоры было бы недурно заменить на мечи, но это было не к спеху. А вот у матиариев появилось нововведение. Для метания ими новых спик им ввели специальную копьеметалку, напоминающую смесь македонского кестроса и более поздней фустибулы. Иными словами, эта копьеметалка представляла собой специализированную пращу, закрепленную на древке. Таким образом матиарии становили своеобразными пращниками, метающими дротики. Причем спик они теперь несли не десяток, как раньше, а три десятка в двух подсумках. А вот пилумы у них забрали. Да, они с ними себя проявили неплохо. Но возможность закинуть более легкий дротик на добрую сотню метров было важнее.
Варягов, преобразовав в палатинов, тоже перевооружили. Теперь они несли не обычные двуручные топоры типа бродекса, а полноценные бердыши[6]. Поначалу Ярослав хотел им дать нормальные алебарды или даже полексы. Но, немного поэкспериментировав, передумал. Полекс лучше подходил для вскрытия противника в крепких доспехах. Бердыш — для рубки того, у кого доспехов нет. Алебарда же занимала в этом плане промежуточной положение. А противников в хороших доспехах было мало. Поэтому наш герой решил дать именно бердыши. И посмотреть, что из этого получится.
Не меньшие проблемы касались и конницы.
Катафрактов Добрыни кроме длинных кольчуг на германский позднесредневековый манер требовалось упаковать еще в шинную кирасу типа окэгава-до. Плюс каплевидные щиты дать и прочее снаряжение. Включая хоть какие-то доспехи для коня. Хотя бы фронтальные. Муторно и сложно, но более-менее понятно.
А вот с печенегами Кегена все шло туго.
У них ведь в голове жила манера боя, которую они подсмотрели у своих дружинников степи. Ярослав же пытался сделать из них эталонных конных лучников. Считай аналог драгун.
Обычно в степи луки были только у ханской дружины. И выступал он в роли вспомогательного оружия. Основным было копье, в случае его утраты — какой-нибудь клинок. Применение же лука носило вспомогательный характер.
