Андрей Величко - Гатчинский коршун
– Еще бы им не участиться! Появились первые результаты инициированного нами церковного движения «За возвращение к истокам», теперь уже не только Высоцкий монастырь, но и многие другие поддерживают идею восстановления патриаршества. Тебе что, нравится сложившаяся сейчас ситуация?
– Нисколько,– мотнул головой Гоша.– Хотел тут провести некоторые перестановки, так Синод чуть ли не в полном составе прибежал ко мне объяснять, что высшие церковные чины неприкосновенны – мол, такого нигде не записано, но нарушать эту традицию нельзя. Хорошо, однако, устроились – сидят на гособеспечении, без него они бы и трети своей десятины не собрали, не говоря уж о прочем, и при этом еще что-то вякают! Даже хотел тебя попросить разобраться.
– Я уже в теме, но тут не следует показывать вмешательство власти в церковные дела. Сами должны восхотеть независимости от государства, над этим мы уже давно работаем. На митрополита Владимира Богоявленского внимания не обращал? Наш человек. Так что участившиеся доносы на меня – это пока так, самые первые признаки. Скоро друг на друга начнут писать в массовом порядке… А про меня, я так думаю, все Леша никак успокоиться не может? Это который Алексий, епископ Чистопольский и ректор Казанской академии. Та еще сволочь, ты рожу-то его видел?
– Он к своим бумагам фотографии не прикладывал.
– Так ты попроси, а то, мол, как-то неудобно. Непонятно, с кем беседуешь… Хотя, конечно, лучше на него посмотреть вживую. В общем, скоро у нас в церкви волнения начнутся – борьба света с тьмой, причем светом каждая сторона объявит именно себя. А суть проста: или церковь становится независимой, отказавшись от большей части своих земель и получив патриарха, или она окончательно становится винтиком государственной машины и ее руководство раз в неделю бегает ко мне с отчетом. Такая же ситуация, как сейчас, нетерпима совершенно. Вот я тут тебе на днях и пришлю папочку с компроматом – в основном на половые темы.
Там, между прочим, просматривается интересная закономерность: сторонники отделения и нестяжательства если и грешат, то меньше и, так сказать, традиционным образом. А консерваторы чуть ли не через одного в педерастию ударились, причем предпочитают совсем молоденьких мальчиков, боровы. Кстати, отец Пантелеимон таких предлагает кастрировать, с чем я полностью согласен. Так что ты в какую-нибудь речь вставь свое сожаление о грустном падении нравов в церковной среде. Мол, зря они так уж буквально отождествляют себя с пастухами и, как некоторые не лучшие представители данной профессии, вовсю пользуют своих агнцев. Им что, для этого Господь хозяйство привесил?
ГЛАВА 27
– Господа,– объявил собравшимся император,– я пригласил вас, чтобы сообщить… э-э… известие. Пренеприятнейшее оно или как, сами разберетесь. Надеюсь, ни для кого не секрет, что наша армия давно нуждается в серьезнейшем реформировании, но ни одна из существующих структур для этого совершенно не годится. Поэтому, как вы наверняка догадались, образуется соответствующий временный орган. Если у вас нет возражений против названия Государственный комитет обороны, то вот с таким наименованием. Мишель, не надо облегченно вздыхать, косясь на канцлера, он будет просто курировать работу ГКО, в основном в смысле оказания необходимой помощи. А вытащить этот воз предлагается вам троим… Антон Иванович, у вас вопрос?
– Да. Кто будет председателем этого комитета?
– Знаете, тут мы решили несколько отойти от принципа единоличной персональной ответственности. В данном случае она будет делиться на троих. Канцлер утверждает, что в хорошем коллективе на троих проходит очень эффективно. Ну а если переругаетесь, тогда придется в этот комитет и Георгию Андреевичу вступить.
– Каковы полномочия комитета? – подал голос Каледин.
– Формально это совещательный орган при моей особе. А по факту – вот, держите.– Гоша подал Каледину тонкую папку.– Там десяток пустых бланков с моей подписью и два десятка – с канцлерской. Ну и, естественно, в любой момент можете обращаться за помощью к нему или ко мне. У меня все, дальнейшее вы уточняйте с Георгием Андреевичем.
Когда император вышел, новообразованный ГКО в полном составе уставился на меня. Прошла минута.
– Господа, вы меня что, в первый раз видите? – не выдержал я.
– Как-то это несколько неожиданно,– объяснил Деникин.
– А в армии вообще часто всякие неожиданности происходят. Так что начинайте, не откладывайте… Мы с его величеством предполагали, что Алексей Максимович возьмет на себя строевые задачи, Антон Иванович – штабные, а Михаил Александрович – технические. Естественно, разобраться, где кончается одно и начинается другое, по определению невозможно, так что вам придется постоянно общаться друг с другом. Да, и еще один вопрос, которым, пожалуй, надо будет заняться в числе первых – это военно-учебные заведения. Кто у нас ими командует, великий князь Константин Константинович? Сами решайте, что с ним дальше делать. Вроде отзывы о нем ничего, особенно от юнкеров, но на меня он почему-то волком смотрит. Странно, мы с ним не конфликтовали…
Михаил хрюкнул.
– Мишель, у вас есть какая-то информация по этому поводу?
– Есть,– справилось со смехом высочество.– Помните, на моей свадьбе вы сидели недалеко от него?
– И что, мало ли рядом с кем я сидел?
– Честно говоря, я уже забыл, по какому поводу ваша светлость изволили произнести слово «жопа». Но Константин Константинович был потрясен до глубины души… Он же поэт-романтик.
– Странно… Я вообще-то общался с поэтами, так у меня сложилось впечатление, что они других слов и вовсе не знают. Но тогда с такими убеждениями, как у Константина, воспитывать подрастающее поколение военных решительно невозможно! Ладно, это пусть величество думает, куда его деть.
Первым результатом деятельности ГКО стало то, что ко мне на прием набилась Милица Николаевна. Эта дама, дочь Николы Первого Петровича и жена великого князя Петра Николаевича, кроме увлечения спиритизмом обладала также умом и сообразительностью. При Николае она нагло лезла во все дыры, но буквально на следующий после воцарения Гоши день притихла и спряталась, как будто ее никогда и не было – даже у своей закадычной подруги Алисы не появлялась. А вот теперь ее снова в политику потянуло – интересно, с чего бы? Наверное, это из-за нового титула ее папаши. Я пару раз не уследил за речью, и теперь его даже в официальных бумагах иногда называли Николой Черногорским. Вообще-то я имел в виду его схожесть с такими персонажами нашего времени, как Михась Солнцевский или Витя Люберецкий, но тут пришлось сочинять, что оно сорвалось у меня с языка от большого уважения.
Я ждал начала беседы с некоторой опаской, ибо Милица была известна как непревзойденный мастер слова – то есть она трещала даже не как сорока, а как первые образцы наших автоматов, еще до принятия мер по снижению скорострельности. Но тут вдруг я с удивлением услышал нормальную речь, причем ораторша даже пыталась делать паузы между предложениями! Видно было, каких усилий это ей стоило. Чтобы поощрить столь похвальное усердие, я прислушался. Оказалось, что дочка императора явилась просить за своего супруга, причем делала это либо с детской непосредственностью, либо, что тоже не исключалось, с большим умом… «Надо будет Танечку попросить составить о ней мнение»,– подумал я.
– Ну сами посудите, Георгий Андреевич, что делать талантливому архитектору и художнику на посту генерал-инспектора инженерных войск? Не воровать же, тем более что весь Питер говорит, будто при вас этого и нельзя. Он же совершенно не военный человек! Ошибется, а вы его… ой… э-э… не одобрите.
– Ой, не одобрю,– согласился я,– но вы продолжайте.
– Так неужели во всей империи нет поста, на котором вернейший слуга его величества и почитатель талантов вашей светлости не мог бы развернуться соответственно своим способностям? Вы только посмотрите на ужасный вид некоторых городов! Даже в Питере последнее время строят уродующие чудесный облик города здания. Вы, наверное, не знаете, что тут на Охте вздумали возвести! Это же просто безвкусица…
«Да,– подумал я,– действительно, почему бы и не завестись в России генеральному архитектору? А то мне уже пытались подсунуть на подпись какие-то планы застройки… Вот только заранее надо будет обеспокоиться превентивными мерами – несколько секретарей от нас, тотальная прослушка всех помещений будущего ведомства… Потому как воровать тут при желании можно будет с неимоверным размахом».
– Замечательно,– прервал я даму,– действительно, такая должность России просто необходима, и Петр Николаевич, несомненно, станет ее украшением. В ближайшее же время я доложу свои соображения его величеству. У вас все?
– Ах, Георгий Андреевич, могу ли позволить себе обратиться к вам еще и с личной просьбой? Не могли бы вы передать наше с Петром приглашение в гости вашей сотруднице, графине Князевой? Я уже давно мечтаю познакомиться с этой достойнейшей женщиной и, может быть, чем-то даже помочь ей в ее самоотверженных трудах по охране детства…
