Андрей Буянов - Сорняк
Вообще по этому поводу Мишка бы поспорил. За это время он сковал тридцать шесть наконечников для копий, в основном небольших, но и четыре крупных – в форме кинжала – тоже изготовил. Еще три десятка ножей и целый мешочек наконечников для стрел, не считая десяти Таукиных. Ах да, ещё выковал новый нож себе, взамен старого. Теперь всё это дело осталось только хорошенько заточить, проуглеродить в горшке и закалить. На этом первый этап из запланированного можно было считать законченным. Но непосредственно сейчас надо было делать навес, потому как заметно потеплело и с неба всё чаще начал капать дождь.
Жерди для навеса пришлось выдирать из забора рано утром, чтобы не видел Хуг, который теперь, когда охотники вернулись, снова занялся своими привычными хозяйственными хлопотами, и в ночь больше не ходил. Но вот не спалось ему отчего-то, и зачастую он допоздна сидел возле чахлого костра и уходил к себе уже под утро. Может, и не самое лучшее решение, но поблизости всё равно ничего более подходящего не было. Поэтому когда навес уже был связан, и они втроём пытались пристроить на него сверху большую шкуру гова, а к ним с явными намерениями ругаться спустился старикан, Мишка просто развёл руками. Мол, как могли!
Тот для важности поворчал, но после того, как Миша дал ему новый ножик с обтянутой кожей деревянной рукояткой, немного успокоился и сказал, что заново сделает порушенный участок, но сплетёт его из кустарника. И ещё заявил, что с Мишки ещё топор, и никак иначе! И ушел быстро, чтобы не слушать возражения…
А меж тем угля-то осталось совсем мало. Прокалить в горшке и закалить хватит, а вот на новую плавку уже точно нет. Поэтому Хуга Миша всё-таки догнал. Вначале сказал про уголь, намекая на топор, потом про руду, мол, неплохо было бы баб за ней послать, пока всё вокруг не раскисло. Еще неплохо было бы пару больших горшков… Тот кивнул, но невесело. Мишка и сам понимал, что плавник не вечный, но что делать? Летом придётся наверняка сплавать на лодках – поискать рощу где-нибудь выше по течению, а пока придётся так, благо зима кончается, да и была она в этом году мягкой, так что основным уничтожителем дров был именно Миша со своим железом.
Ещё пару дней, укрываясь от мелкого дождя под навесом, Мишка усердно точил камнями всё, что изготовил, а потом также калил всё в истертом угле в горшках с обильно обмазанными глиной местами соединения. В этот раз постоянно проверял горшки, понемногу подсыпал уголь, да и вообще – держал только до вечера, пока не прогорело. После чего оставил всё остывать. С утра извлёк из них металл, почистил его и, как мог, закалил на остатках угля.
Вечером показывал всё, что получилось, Койту. Тот был доволен, долго разглядывал большие наконечники для копий, резал ими деревяшки, цокал языком, бренча увесистым мешочком с наконечниками для стрел. Потом спросил про топоры… Мишка на это только развел руками: мол, нет угля и руды, и поделать ничего с этим не могу. Старик только кивнул: видать, был у него об этом разговор с Хугом. Однако настроение у него всё равно не ухудшилось.
Все четыре больших наконечника он отдал охотникам рода: Уру, Тауке, Тоне, один оставил Унге. Ещё восемь отложил отдельно, тоже для своих, как и заметную часть стрел и восемь ножей. Остальное отнёс в свой дом, это было, как Миша понял, отложено для Гото. Собственно, он не знал: договорились ли два вождя-старейшины друг с другом до чего-нибудь или нет? Но сам факт того, что часть Койт отложил, говорил о многом.
– Койт, – когда все разошлись, Миша подсел к старику поближе: так, чтобы громко не говорить: – Расскажи мне о тех, кто приходит с заката…
Старик приподнял бровь.
– Зачем тебе?
– Ну-у, – Мишка протянул, – они приходят на больших лодках, привозят медь, ещё много чего. Но где они живут? Какие строят посёлки? Никто из наших охотников этого не знает. Может, если они живут лучше, и стоит поучиться у них…
Койт кивнул, понимая вопросы.
– Они другие люди. Живут за соленой водой, что на закате, и приплывают на большой торг, что зимой, на одной или двух больших лодках. Меняют медь только на меха и шкуры хищников… Как они живут, я не знаю…
Старик на некоторое время задумался, потом продолжил:
– Они пьют кислую воду, от которой болит голова, и называют её вином, а разговаривают на сложном языке. Больше я не знаю. Для чего ты это спросил?
Слово «вино» звучало, разумеется, совсем не так, но Миша понял именно так: слишком близкая получалась ассоциация.
– Да так… Возможно, стоит когда-нибудь добраться до них. Посмотреть, как они живут…
Старый Койт внимательно на него посмотрел, но ничего не сказал.
На следующий день хромой Хуг, балуясь новым копьём с железным остриём, сообщил Мише, что отправил баб за красной землей, а мальчишек – жечь уголь. Но угля будет меньше, чем в прошлый раз, потому как дров осталось мало, и только по причине теплой погоды часть он может отдать Мисше.
Мишка внутренне улыбнулся. Вот так вот: налицо задействование административного ресурса. Так что, как говорится, «как только, так сразу». Будут расходники, будут и топоры, а что останется, то, уж извините, но Мишка использует по своему усмотрению.
Глава 18
– Давай… Ещё одну, и на сегодня хватит, – прохрипел Миша, вытаскивая из горна новую заготовку. Ур, хекнув, перехватил поудобнее молот и стал её плющить, как автомат. Мишка, щурясь от летящей в разные стороны окалины, время от времени поворачивал щипцы, чтобы придать раскалённому металлу нужную форму. Вскоре вытянутая полоска шириною в пол-ладони и толщиной чуть больше миллиметра, звякнув о камень, легла остывать. Оба импровизированных кузнеца, утерев пот и отсоединив мех от горна, устало поплелись по хижинам.
На улице шёл дождь, но что Мишке, что Уру, разгорячённым и голым по пояс, сейчас, после нескольких часов усердной работы, он был только в радость. Тем более что лившаяся с неба вода отнюдь не была такой холодной, как зимой. Всё, пришла весна. Довольно резко сменила унылую зимнюю морось. Буквально за неделю температура воздуха поднялась, судя по ощущениям, явно выше десяти градусов. Низкие тучи заволокли плотным слоем весь небосклон, с которого не переставая лил дождь. То просто моросил, то поливал как из ведра.
Степь, как и предупреждал Койт, да и знал каждый в посёлке, превратилась в сплошное непроходимое болото. Река начала подниматься, раскормленная кучей мутных ручейков, стекающих в неё. В такую погоду из посёлка никто особо нос не высовывал, разве что дети выгоняли недовольных овец пастись на склоны холма. Всё остальное население массово предавалось ничегонеделанию и производству будущих поколений саотов. Последнему Миша внимание тоже уделял, но основное время всё-таки проводил в кузне. Ур тоже время от времени присоединялся, что не могло не радовать Мишку. Ещё постоянно прибегал Ума, крутился вокруг, пытался помогать, но в основном мешал. Однако к нему и его постоянным вопросам Миша уже привык и теперь периодически давал ему мелкие поручения типа «принеси – подай», или же «сходи на речку, принеси вон в том горшке воды». Ещё парень наловчился точить камнями ножи и часами мог просто сидеть рядом, остря очередное лезвие. Правда, сейчас запропастился куда-то, но Ур не волновался, а значит, всё в порядке.
Миша шёл, подставив вымазанное в копоти лицо под морось дождя, и улыбался во все тридцать два зуба. Он был доволен. И не только окончанию зимы, но и тем, что грубая, однообразная работа, наконец, закончена. На железные полоски, которых за последние четыре дня они расковали целую кучку, перевели почти весь металл, и завтра можно будет заняться более интересным… А ведь до этого он сковал с десяток топоров, правда, небольших, гораздо более лёгких и компактных, чем его первый. И если тот больше напоминал традиционный современный Мишке топор с небольшой поправкой на форму лезвия и общие очертания, то этими лезвиями напоминал скорее широкую стамеску с топориным креплением к рукояти.
В хижину Миша вошёл, застав жену за делом. Увидев мокрого мужа, та скользнула в бок, взяла свернутую в углу меховую шкуру и накинула ему на плечи. Сел перед очагом на небольшую подставку, жена сразу поставила перед ним горшок с кашей. Сама же, отодвинув толстую кожаную выкройку в сторону, присела рядом, положив голову мужу на плечо, грустно смотря на огонь и привычно защебетала. Рассказывала, кто как в посёлке живет, что все её подружки смотрят на нож, который он ей подарил с завистью и спрашивают, что они могут сделать, чтобы заполучить такие же. Что Ума вчера поскользнулся на мокрой траве и потянул ногу, и что Койт сказал, что всё будет хорошо, но руку дней на ногу нельзя вставать. Что Мага, жена Тоны и её подруга, снова понесла…
Тут она замолчала. Мишка, до этого кивавший в такт, прекратил живать, неловко погладил её по голове. Он её понимал… Как ни старались, но забеременеть она пока не смогла. Ему-то это было даже на руку, пока, но для Туи это была постоянная причина для беспокойства и плача по ночам. Как же: у всех взрослых женщин в роду есть дети, все, с кем она росла и в детстве играла, уже родили, и не по одному, а она вот… Второму мужу никого родить не может. Мишка вздохнул и принялся есть. Ну, а что делать? Весь свой функционал он выполняет в этом деле регулярно и с полной ответственностью, и как-то повлиять на результат в принципе не может.
