Александр Харников - Царьград (сборник)
Александр Александрович, буду называть его так, похоже, догадался, что разговор у нас будет трудный и не совсем приятный. Он как-то весь подобрался и настороженно смотрел на меня. Слова Ленина о «глыбе» и о «матером человечище» в полной мере можно отнести и к нему. Я вздохнул, и решил начать беседу с дел наших скорбных и насущных.
– Итак, уважаемый Александр Александрович, в данный момент мы заняли Константинополь, разгромили турецкий флот и нанесли уничтожающие удары по некоторым группировкам их сухопутной армии. Султан в плену, так что смело можно сказать, что война закончилась, фактически еще не начавшись. Конечно, мы помним, что на Дунайском фронте и на Балканах осталась еще сильная турецкая армия, но она полностью деморализована и вряд ли способна на наступательные действия. К тому же мы «уговорим» султана, – я хитро посмотрел на цесаревича, и он, улыбнувшись, кивнул мне, – чтобы он подписал фирман, призывающий армию не оказывать сопротивление победоносным войскам Российской империи. Тогда все, не подчинившиеся фирману, будут считаться мятежниками, со всеми вытекающими из этого последствиями. Таким образом, Россия уже сохранила более сотни тысяч человек, миллионы рублей, которые в нашей истории она потеряла во время этой войны.
– А чем закончилась у вас эта война? – с интересом спросил меня цесаревич.
Я вывел на плазменную панель заранее заготовленную карту боевых действий.
– Русские войска форсировали Дунай и стремительно двигались к горным проходам через Балканы. Но из-за, прямо скажем, преступной нераспорядительности Верховного главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича, армия застряла под крепостью Плевна.
Трижды русские войска штурмовали ее, и трижды турки отбивали штурм. Потери были огромные. Лишь с помощью планомерной осады крепость была взята, турецкий гарнизон частично уничтожен, частично пленен. Зимой 1878 года русские войска перешли через Балканы, пленили армию Вессель-паши, разбили под Филиппополем армию Сулейман-паши и вышли к Адрианополю. Казалось, что осталось сделать одно, последнее усилие – и Константинополь наш. Но тут вмешались наши европейские «друзья», которые встали горой на защиту «бедных турок».
В результате был подписан Сан-Стефанский мирный договор, по которому признавалась независимость Сербии, Черногории и Румынии. Босния и Герцеговина должны были образовать автономную область. Создавалось новое автономное славянское княжество на Балканах – Болгария, границы которой должны были простираться от Дуная до Эгейского моря. Турция обязывалась выплатить 1,410 миллиарда золотых рублей контрибуции, из которых 1,1 миллиарда погашались за счет территориальных уступок – к нам отходили города Ардаган, Карс, Батум и Баязет.
– Замечательно, – воскликнул цесаревич, – эти условия мирного договора должны были удовлетворить Россию за все понесенные ею жертвы.
– Если бы… – я покачал головой. – Наши недоброжелатели – Британия и Австро-Венгрия – заставили вашего батюшку согласиться на пересмотр условий Сан-Стефанского мирного договора в Берлине.
Это была самая позорная страница в истории русской дипломатии. Глава нашей делегации канцлер Горчаков впал в полный маразм. На заседания его приносили сидящим в кресле, он ухитрился продемонстрировать секретные карты главе английской делегации Дизраэли, после чего все наши предложения дружно отметались участниками конгресса. В результате Сан-Стефанский мирный договор был пересмотрен. Границы Болгарии сильно урезали, мы вернули туркам Баязет.
– Какой позор! – буквально взревел Сан Саныч. – Как такое могло произойти?! Но ведь теперь все будет по-другому? Константинополь-то вы взяли, и теперь можете продиктовать пленному султану любые условия мира.
– Да, Александр Александрович, мы именно так и поступим. Россия получит все то, что она должна была получить по Сан-Стефанскому мирному договору, возможно, даже и больше… На Кавказе перед вашим дядюшкой Михаилом Николаевичем открывается прямой путь на Дамаск и Иерусалим. При разгромленной регулярной турецкой армии это будет не сложнее, чем поход на Ташкент и Ашгабат. А вот судьба Константинополя и Проливов…
– Действительно, господин адмирал, а что будет с ними? – хитро прищурился цесаревич.
– Мы намерены создать на этой части территорий бывшей Османской империи, населенной православными христианами, свое государство, которое, наверное, будет называться Югороссией. Были предложения относительно Новой Византии, но народу это нравится меньше.
– А почему Югороссия, господин контр-адмирал? – живо поинтересовался Александр Александрович.
Я вздохнул.
– Так: была в нашей истории на этих землях одна страна, называлась она Югославия. Хорватия, Босния, Сербия, Черногория, Словения, Македония… Европейские «демократизаторы» уничтожили ее в конце двадцатого века. Ну, а у нас, кроме этих земель, в зону влияния войдут Болгария и Греция, а организующая сила все же русская. Вот отсюда и Югороссия.
Форма правления на первое время – военная диктатура. Надеюсь, что в ближайшем будущем будет подписан договор о дружбе и взаимопомощи с Российской империей. Мы будем полностью автономны в наших внутренних делах и дадим такие же гарантии России – не вмешиваться в ее внутренние дела. Внешние дела можно вести согласованно, выступая одним фронтом. Впрочем, все подробности можно будет обговорить позднее.
– Хм, – цесаревич задумался, – государь мог бы даровать вам титул великого князя Константинопольского, так сказать, за заслуги и по факту владения.
Я отвернулся в сторону иллюминатора.
– Вопрос с титулом можно обговорить позже. Мои люди воспитаны в несколько иных традициях и не поймут, нет, категорически не поймут… В то же время местное население – для них человек без титула вообще никто. Тут надо думать – семь раз отмерить, и только один раз отрезать.
– Мне нравится ваш подход к делу, – кивнул цесаревич. – Будь я на месте моего папѣа, я бы дал достойный вас титул не задумываясь. Такие люди, как вы – это истинная опора трона во все времена. И кстати, господин адмирал, а что, Турции теперь вообще не станет?
– Почему вообще? – пожал плечами я. – Урезанная до своих естественных этнических границ – Анатолийского нагорья – она может существовать. Естественно, не как империя, но и не как пашалык… Скажем, Ангорский эмират… Хорошее название, связанное с мягким пухом ангорских коз и со страшным разгромом турок султана Баязета в 1402 году, устроенного грозным Тамерланом…
Цесаревич лукаво улыбнулся:
– Скажите, Виктор Сергеевич, вы действительно военный моряк? Уж очень вы похожи на опытного дипломата…
– Александр Александрович, я жил в такое время, когда любой командующий соединением кораблей поневоле должен быть дипломатом. От нас порой зависела судьба мира… Ваше счастье, что вам и вашему папѣа неизвестны такие слова, как «спецбоеприпас» и «готовность ноль». Апокалипсис, предсказанный апостолом Иоанном, бледнеет перед тем, что могли учинить над планетой люди, нажав всего несколько кнопок…
Я вздохнул: сейчас надо было переходить к самой трудной части нашего разговора. Эх, не люблю я огорчать людей, но порой приходится…
– Александр Александрович, сейчас я хочу рассказать о том, что произойдет с нашей любимой Россией в будущем. Заранее прошу прощения за то, что сказанное мною может вас огорчить… Очень огорчить.
Цесаревич подозрительно посмотрел на меня.
– Вы имеете в виду дату моей смерти? Бросьте, адмирал, мы все смертны, и наша жизнь в руце Божьей.
– Так-то оно так… Я знаю, что вы храбрый человек. Но смерть тоже бывает разной. Вы, действительно, умрете в октябре 1894 года от тяжелой болезни, окруженный любящими вас родными и домочадцами… А вот ваш батюшка и дети…
– Семнадцать лет, – пробормотал цесаревич задумчиво. – Это много, можно еще немало успеть сделать. А что может случиться с моим дорогим папѣа и с моими детьми?
– Ваш батюшка, государь-император Александр II, погибнет в марте 1881 года мученической смертью в центре Петербурга от рук террористов. Причем причиной его гибели будет не какая-нибудь особая изощренность покушения, а вопиющая халатность и некомпетентность личной охраны государя.
Вы скончаетесь в возрасте сорока девяти лет от воспаления почек. Из ваших детей первым, в 1899 году в Аббас-Тумане, от туберкулеза умрет ваш сын Георгий.
Но это, как и ваша смерть – вопрос сугубо медицинский, и думаю, что нашим медикам удастся с ним справиться. Ибо обе эти болезни в нашем времени далеко не смертельны. Я думаю, когда все утрясется, и вы, и ваши дети пройдете полное обследование у наших врачей.
Я сделал паузу, давая собеседнику обдумать предложение, и дождавшись его утвердительного кивка, продолжил:
– Ваш старший сын Николай, ставший после вашей смерти императором Николаем II, за двадцать три года своего правления доведет Россию до Великой революции, подобной Французской. И в июле 1918 года он будет расстрелян новыми якобинцами, именуемыми большевиками. Причем вместе с ним в подвале дома купца Ипатьева в Екатеринбурге убьют всю его семью…
