Шапка Мономаха. Часть I - Алексей Викторович Вязовский
— Напротив Каширы работы ведутся. У бродов. Здесь Румянцева с Долгоруковым никто не ждет.
— А зря! Дорога на Москву прямая, накатанная. Нет переправы? Что за беда? Для армии, несколько раз форсировавшей Дунай, Ока покажется ручейком. В столицу вернемся, обязательно уведомь Подурова и Крылова об их промашке.
— Сделаю, Государь.
До Тулы добрались ближе к вечеру, к концу рабочего дня в мастерских. К Кремлю не поехали — нужная мне Оружейная слобода раскинулась ближе к Москве, в Заречье, напротив Купеческой слободы на правом берегу Упы. Как не заплутали, сам не понял. Никаких прямых линий кварталов, ни правильной сети улиц — беспорядочная путаница прихотливо петляющих переулков, проездов и тупиков.
Тульский Оружейный завод меня удивил. Не так я себе представлял главную военную кузню страны. В его обветшалых каменных корпусах никак не могли поместиться несколько тысяч работников завода. Ларчик открывался просто: как позже мне пояснили, все производство оружия велось полукустарным способом, каждый производственный процесс выполнялся как частичная ремесленная работа на дому. Эта специализация отразилась даже в названиях улиц — Дульная, Ствольная, Заварная, Замковая, Ложевая, Штыковая, Пороховая, Патронная, Пробная. На Заварной улице во дворах и мастерских стояли горны. Там проводили «заварку» будущих ружейных стволов, после чего заготовки передавались для дальнейшей и окончательной обработки мастерам с Дульной и Ствольной. Ружейные замки устанавливали на Замковой, ложа прикрепляли на Ложевой. Испытания ружей проводили на Пробной, после чего на оружии ставилось клеймо и заводская контора принимала у мастера «урок» — установленный ему производственный план.
Слух о моем прибытии разнесся непонятно каким образом, но моментально. С разными последствиями. Заводское начальство тут же скрылось в неизвестном направлении. Меня же окружила большая толпа мастеровых с неясно читаемыми намерениями. На лицах и восторг, и скепсис, а то и нескрываемое недовольство. Даже злость. Из толпы неслись слова приветствий вперемешку с отборным матом. С учетом того, что оружия по домам рассована тьма, моя охрана напрягалась не на шутку. Схватилась за сабли и пистолеты. Взяла меня в плотное кольцо, отталкивая лезущих целовать руку мужиков и баб. Верить в их уверения люди Никитина не спешили. Мои бодигарды прижались ко мне, как сват к сватье на Пасху.
Оправившись от первого замешательства, я, не слезая с коня, громко крикнул:
— Ну, здравствуй, город мастеров!
(1) Выражение «не делай из меня Васюнечку» = «не делай из меня дурочка» у яицких казаков.
Глава 11
— Да хватит тебе, Петр Федорович! — старый мастер смотрел насмешливо на мои потуги «заварить» часть ствола. Сперва подначил — «Царь Петр не брезговал молоточком постучать, а тебе, царь-батюшка, вместимо?», — а теперь не знал, как покультурнее меня отогнать. Я вошел в раж и знай себе тюкать по заготовке из дамаска, постепенно превращающейся в трубку.
«Заварка» — процесс непростой и требующий редкого мастерства. Металлической полосе-штрипсу придавали U-образную форму обжимным блоком и отправляли в горн, насыпав на место будущей сварки буру или мелкий песок. Раскаляли до желто-белого цвета и, вставив конический наконечник стальной оправки, быстро соединяли ударами молотка края заготовки — не более нескольких дюймов за раз. Действовать приходилось быстро, чтобы оправка не успела прилипнуть.
Работа мастера-кузнеца — сродни колдовству. Мастер на глаз определял нужную температуру накала, на слух — поведение металла. Сварив всю трубку, он ее снова нагревал, переворачивал и проковывал еще раз. Обжимником выравнивал трубу, проверял на сужение. Если его что-то не устраивало, специальным инструментом увеличивал узкое место. Ювелирная работа!
Потом придет черед другим мастерам, которые будут «развертывать» ствол с помощью длинных сверл, добиваясь идеального выравнивания трубки. Следом придет черед нарезке на специальном станке с помощью резца на деревянной подложке. В конечном итоге, на свет божий явится уже обожаемый мною винтовальный карабин…
— Я этот ствол в контору сдавать не буду, — с хитрым прищуром сказал мастер. — В Арсенале оставим как экспонат вместе с древними пистолями. Скажу, чтоб золотую насечку сделали «ствол ковал царь Петр Федорович».
Вот пойди пойми этих казюков! То ли издевается, то ли вправду доволен и хочет похвалиться.На площади-то меня чуть не порвали при первой встрече. Не зря охрана всполошилась.
— Благодетель! Заступник!
— Что с нами будет⁈ Чем детей кормить, если за работу нам не заплатят? Кому мебель металлическу аль паникадило сбывать?
— Пошто нам земля и воля, ежели мы мастера?
— Защити, царь-батюшка, от произвола конторских!
— Проваливай, пока цел!
Этот и подобный ему набор противоречивых выкриков, требований, просьб сперва оглушил и смутил своей абсурдностью. Потом я догадался.
— Чего орете, оглашенные? Я вам денег привез!
Тут же настрой толпы резко изменился. Не давая снова воцарить анархии, потребовал совещания с главными и самыми уважаемыми мастерами. Набралось общим счетом 31 человек — от каждой оружейной специальности по одному делегату. Отправились в дом мастера Изосима на Заварной улице — того самого, у которого потом в кузне довелось молотком постучать.
— Ты звеняй, Петр Федорович, — повинились мастера, получив от меня богатый «подгон» серебром. — Народец у нас грубый и вспыльчивый. Сволочь, а не людишки.
Заметив мое удивление, пояснили.
— Как царь Петр приказал сюда сволочить бродяг да девок гулящих, чтоб было кому работать, так у нас и повелось. Политесу не дождешься. Недаром у нас на заводе что ни день, то порка — когда лозаном, а когда и батогом.
— В чем ваша главная боль, старинушки? В телесных наказаниях?
— Без наказания нам никак нельзя. Быват, безобразит народец. Перепьет аль решит, что самый умный — фальшивым клеймом свой «урок» закроет или еще что выдумает. Другая у нас кручина. Опасаемси без работы остаться.
После недолгих расспросов, картину для себя прояснил. Все оружейно-слободские были приписаны к военному ведомству и числились при заводе. Платили им гроши. Наиболее высоко оплачивалось приборное мастерство — 16 рублей 28 коп. в год, наименее — штыковое (12 ₽ 70 коп). Зато имели право производить в частном порядке все что душа пожелает и торговать своими изделиями. Получалось у мастеров справно. Подлинное кузнечное и ювелирное искусство. Недаром их прозвали
