Егерь: заповедник - Алекс Рудин
На машине ленинградские номера. Из-за руля вылезает плечистый белокурый парень — этакий былинный богатырь с простодушным лицом. На вид ему лет двадцать пять, не больше.
Раньше я его никогда не видел.
Парень стоит возле машины и смотрит на меня. Войти во двор он не решается.
Я неторопливо иду ему навстречу.
— Доброе утро, — говорит парень. — Вы егерь?
— Доброе утро, — киваю я. — Да, егерь. А вы кто? На охоту?
— Нет, — говорит он. — Меня зовут Кирилл. Кирилл Артемьев. Я корреспондент из «Ленинградского комсомольца».
Артемьев протягивает мне руку, но я не спешу ее пожать. Смотрю ему в глаза.
— Работаешь вместе с Глебом Гориным?
— Работаю, — кивает Артемьев.
И сразу же поправляется:
— Работал. Уволился он.
— Что так? — с усмешкой интересуюсь я.
Кирилл Артемьев виновато опускает глаза.
— Все из-за той статьи, которую мы написали. Про вашу Черемуховку.
— Это ты написал статью? — догадываюсь я.
— Ну… да.
Он нерешительно водит пальцем по пыльному капоту машины.
— А тебе не стыдно, Кирилл Артемьев? — спокойно интересуюсь я.
Его уши вспыхивают ярким румянцем. Парень молчит, исподлобья глядя на меня.
Я жду ответа.
— Стыдно, — через силу говорит он. — Вы поймите, там такая нелепая история получилась…
— Получилась? — уточняю я. — Сама?
Кирилл с досадой трясет головой.
— Не сама. Это я виноват — поверил Глебу на слово. Извините меня!
— Ты за этим из Ленинграда приехал? Извиниться? Тогда тебе не ко мне. Вернешься назад по улице, там возле остановки длинное одноэтажное здание. Найдешь сельсовет, а в нем — председателя. Вот перед ним и извинись. Федора Игнатьевича из-за твоей статьи чуть с работы не сняли.
— Я там уже был, — тихо говорит Кирилл. — Ваш председатель меня даже слушать не стал. Приложил крепким словом и выгнал.
— Федор Игнатьевич у нас мужчина горячий, — киваю я. — Фронтовик.
— Да я все понимаю, — говорит Кирилл. — Я, правда, понимаю, что нехорошо поступил, глупо…
— Подло, — поправляю я.
Артемьев снова опускает голову.
— И подло. Но я хочу все исправить.
— А от меня ты чего хочешь? — спрашиваю я.
— Помогите мне, — говорит корреспондент, переминаясь с ноги на ногу.
Вот же принесла его нелегкая как раз тогда, когда я собрался выйти из дома.
Но и бросить человека за калиткой я не могу.
— Идем в дом, — киваю я. — Расскажешь все по порядку.
Глава 20
— Вы поймите, Андрей, я же не думал, что все так получится, — объясняет Артемьев. — Глеб, он… он так убедительно говорил, так возмущался порядками в вашем совхозе. Я и согласился написать статью.
Артемьев сидит на табурете, зажав крупные кисти рук между коленей. На его круглом лице растерянно-огорченное выражение. Как у мальчишки, который, не подумав, выстрелил из рогатки в весело прыгающего воробья, а теперь стоит над мертвой птицей и не знает, что делать.
— А почему Глеб тебя попросил написать статью? — спрашиваю я. — Почему не сам?
— Он недавно у нас работает, — объясняет Кирилл. — Сказал, что его статью могут не взять. А у меня будет шанс. Мне до сих пор только репортажи доверяли, а тут — статья на первой полосе. Представляете?
Представляю, конечно. Молодому сотруднику подвернулась возможность показать себя, вот он и ухватился.
Только Федору Игнатьевичу от этого не легче.
— А ты давно работаешь в газете?
— Два года.
— А Глеба давно знаешь?
— Наши родители знакомы. Они и попросили меня устроить Глеба к нам.
Я не предлагаю Артемьеву чая. Не считаю его гостем. Но расспрашиваю подробно — надо же понять, зачем он приехал в Черемуховку.
— И редактор даже не поинтересовался, откуда ты взял факты для статьи?
— Глеб очень убедительно все рассказал. И про вас тоже…
Артемьев виновато опускает глаза.
— Про меня? — удивляюсь я.
— Да. Он сказал, что вы составили на ребят протокол за то, что они просто развели костер. И заставили их убирать картошку.
— А почему в статье про меня ни слова? Как же ты упустил такой материал?
— Глеб просил не писать про вас. Опасался, что вы пустите протокол в ход, и всем ребятам влетит.
— Значит, прикрылся товарищами?
— Получается, так.
Артемьев с надеждой смотрит на меня.
— Поймите, я же ничего не знал. Только потом ребята мне все рассказали. Уже после того, как от редактора влетело.
— А Глеб? — интересуюсь я. — С ним что?
— Его уволили из газеты в тот же день. И в институт отправили бумагу. Но это не я. Я редактору ничего о нем не говорил. Он откуда-то сам узнал.
Я понимаю, откуда. Владимир Вениаминович Беглов не оставил дело на половине дороги. Разъяснил редактору все, что нужно, а разъяснять он умеет.
Опыт работы.
Услышав о неприятностях Глеба, я чувствую злую радость.
Мерзавцы должны получать по заслугам.
— А ты, значит, до последнего выгораживал Глеба?
Артемьев снова опускает голову.
— А как я мог поступить по-другому? Да и все равно — статья моя. Мне и отвечать.
— И как, ответил? — интересуюсь я.
Корреспондент упорно смотрит на пыльные носки своих ботинков. Я вижу только его круглую белобрысую макушку.
— Редактор дал мне единственный шанс. Он так и сказал — последний шанс. Написать правду о вашей деревне. Сделать хороший репортаж, серию очерков.
— Ты поэтому и приехал?
— Ну, да. У меня только два дня, главный так и сказал. Иначе — с вещами на выход.
Мне жаль Артемьева. Глеб подло подвел его, подставил под удар. Корреспондент и сам хорош — написал статью, не проверив факты. Просто поверил негодяю на слово.
Молодой, глупый…
Я с досадой усмехаюсь. Так-то, я не намного старше Артемьева. Сейчас, в этой второй своей жизни.
А в той, первой молодости — чего я только не вытворял! Такие глупости делал, до сих пор вспоминать стыдно.
Черт, да все мы совершаем ошибки. И не всегда можем их исправить. Артемьеву еще повезло — у него есть такая возможность.
Я ставлю на огонь остывший чайник и спрашиваю:
— Ты от меня-то чего хочешь?
Артемьев с надеждой поднимает голову.
— Я здесь никого не знаю, кроме
