Малахольный экстрасенс - Анатолий Федорович Дроздов
Содержимое папки я просматривал на кухне. Накатили воспоминания. Как вышло, что на истерзанной войной земле Беларуси спустя 75 лет проросли ядовитые семена нацизма? Почему внуки и правнуки партизан станут почитать флаг, под которым убивали их предков? Пусть зомбированных набралось немного, как и коллаборантов в войну, но ведь были. Где и что мы упустили? Есть тут и моя вина. В 1991 году я вернулся в журналистику, работал в республиканской газете. Что мешало поднять тему? Архивы ведь открыли. Нет, писал о какой-то фигне, в результате бело-красно-белый флаг стал государственным. Что потом дало нацикам повод требовать его возврата…
Душевные терзания прервала заглянувшая на кухню Вика.
– Ну, и надымил! – воскликнула с порога. – Что с тобой, Миша? Никогда столько курил.
– Почитай! – я придвинул ей папку.
Она села и стала перебирать ксерокопии и снимки. Я, чтобы не отвлекать, встал и вышел в зал, где плюхнулся на диван. Некоторое время тупо смотрел на экран телевизора – Вика оставила его включенным. Шел репортаж о заседании Верховного Совета БССР. Депутаты сменяли друг друга на трибуне. Я смотрел на них, не вслушиваясь в слова. Не интересно. Знаю, чем кончится эта трепотня. Нет уж! Мы взбаламутим это болото! Завернем так, что чертям тошно станет! Никого из журналистов привлекать не стану, напишу сам. Попрошу Сашу размножить снимки. Их понадобится много…
– Ужас! – сказала Вика, зайдя в комнату. – Где ты это раздобыл, Миша?
– Есть места, – ответил я туманно.
– На уроках истории об этом не говорили, – продолжила Вика, усевшись рядом и прижимаясь к моему плечу. – Почему?
– Потому что противоречило, мать ее, коммунистической идеологии. Если верить ей, весь советский народ встал на защиту завоеваний социализма. А предателей, дескать, были единицы. Если бы! Даже в Белоруссии немцам служили от двадцати до сорока тысяч человек. А возьми Прибалтику и Украину, где формировали дивизии СС из местных жителей. Полицейские батальоны латышей и литовцев… В сорок третьем они уничтожат сотни деревень на севере Беларуси – вместе с жителями. Население там до сих пор не восстановилось. Добавь армию Власова, «хиви» в Вермахте… Сотни тысяч! Это замалчивали. Спустя сорок пять лет аукнулось. Кто сейчас ходит под такими флагами, знаешь?
– Что ты собираешься делать?
– Напишу статью для «Советской Белоруссии». Факты, исторические свидетельства, снимки. Пусть люди знают.
– Зачем это тебе?
– Нужно.
– Боюсь я, Миша! – она потерлась щекой о мое плечо. – Наживешь ты врагов.
– И это говорит мне член ВЛКСМ? – спросил я с деланой суровостью.
– Сколько того членства осталось? – не приняла шутки Вика. – В будущем году стукнет двадцать восемь[33], и отдам билет.
– В партию вступать не собираешься?
– Не хочу, – вздохнула она. – Раньше думала, а теперь…
– Вот и умница!
Я обнял ее и поцеловал в щеку.
– Хорошенько зубы почисти перед сном! – фыркнула она, отстраняясь. – Несет, как из пепельницы. Иначе целовать не разрешу…
Одну из папок я отнес Яковлевичу, попросив посмотреть на досуге. На следующий день он вызвал меня к себе.
– Зачем ты мне это дал? – спросил, глядя больными глазами. – Ночь не спал. У меня родственники погибли в Минском гетто. Дед, бабушка, сестры отца, их дети. Девять человек. Есть такое место – Яма, это нынешняя улица Мельникайте. Там их расстреляли.
– Вы хотите, чтобы это повторилось?
– Что ты, Миша! – возмутился он.
– Тогда действуйте. Вы же видите, кто рвется к власти в Белоруссии, и под какими флагами они ходят. Попросите слова на сессии Верховного Совета. Познакомьте депутатов, а заодно и республику с этими фактами, – я указал на папку. – Потребуйте создать парламентскую комиссию для их расследования. Я, в свою очередь, напишу статью для «Советской Белоруссии». Нужно задавить гадину, пока не отравила своим ядом людей.
– Гм! – он с любопытством посмотрел на меня. – До сих пор политика вас не интересовала. С чего вдруг?
– Брата моей бабушки расстреляли в 1942 году. Вот эти самые, с бело-красно-белыми повязками на рукавах. После чего один из них забежал в дом убитого и вывел корову. Четверо детей остались без молока. Объяснить, что это значило тогда?
– Не надо, – кивнул он. – Голод. Договорились, Миша! Мне понадобятся фотографии, много. Копии этих, – он постучал пальцем по папке. – Пусть депутаты увидят.
– Сделаю! – кивнул я.
Выступление Терещенко мы смотрели по телевизору в клинике – прямая трансляция в рабочее время. В Красном уголке собрался весь свободный персонал отделения, пришли другие врачи и сестры. Весть о том, что главный врач будет говорить с парламентской трибуны о чем-то важном, разнеслась в коллективе.
– Слово предоставляется депутату Терещенко, – объявил Дементей[34].
Яковлевич вышел к трибуне с толстой папкой в руках. Особого интереса у депутатов его появление не вызвало. Что может сказать главный врач? Пожалуется на недостаточное финансирование, нехватку лекарств и оборудования. Вон и папку с документами тащит. Будет пихать ее председателю, прося помощи. Ну, ну. Счас вас очень удивят. В папке бомба, и Терещенко уже вытащил чеку.
– Уважаемый председатель, уважаемые депутаты. Я попросил слова не для того, чтобы жаловаться на проблемы в медицине или во вверенной мне клинике, – начал Яковлевич. – Они, конечно, есть, но речь пойдет о более важном. Над республикой и ее жителями нависла смертельная опасность. Мы стоим на пороге реставрации нацизма в Белоруссии.
Зал озадаченно притих, камера показала вытянувшиеся лица депутатов.
– На улицах и площадях Минска и других белорусских городов мы все чаще видим бело-красно-белые флаги. Их даже пытались протащить сюда, в зал заседаний Верховного Совета. Нас пытаются убедить, что это древний национальный символ. Дескать, наши предки, одержавшие победу при Грюнвальде, провели по белому полотнищу окровавленной рукой, так и родился этот символ[35]. Ложь! Бело-красно-белый стяг был придуман в 1917 году членом центрального комитета Белорусской социалистической громады[36] Клавдием Дуж-Душевским. За основу взят либо флаг Германской империи, в котором черную полосу заменили на белую, либо польский, к которому эту полосу добавили. Никаких глубоких исторических корней у этого символа нет.
– Хлусня[37]! – выкрикнул с места Позняк.
– Нет, Зенон Станиславович! – парировал Терещенко. – Вам, как историку, стыдно этого не знать. Хотя, думаю, просто умалчиваете. Я сейчас скажу, почему…
Говорил Яковлевич эмоционально, но уверенно – сказывался опыт многочисленных выступлений на партийных собраниях и совещаниях. Демонстрировал фотографии. Зрители в Красной комнате не отрывались от экрана телевизора. Они слышали это впервые.
– Все это, уважаемые депутаты, реальные факты, подкрепленные документами и фотографиями, а не выдуманные легенды про Грюнвальд. К сожалению, так было в нашей истории. А теперь предлагаю решить,
