Нерушимый-5 - Денис Ратманов
— Кто начальник регионального отделения?
— Генерал-майор Величко, я к нему так и не подобралась. А вот полковника Изварова, его зама, видела. Он точно не в теме. В смысле, не состоит в заговоре.
— Теперь представь — дело-то громкое! — попытался убедить ее я. — Тут не одна звезда на погоны, а сразу две. Будет ЧП, и до Горского быстро дойдет информация. Не уверен, что он слепо доверяет окружению. Как и не уверен, что все одаренные состоят в заговоре. — Я улыбнулся. — Так что ставь в известность своих, и действуем через КГБ. Кстати, какие отношения между ведомствами? Мир, дружба, жвачка или жесткая конкуренция?
— Ха, какое выражение странное: мир, дружба… Конечно конкуренция, потому что БР потеснила КГБ и забрала часть их полномочий.
— Прекрасно! Значит, они с удовольствием закопают конкурента, ты ж типа своя.
— Одно дело молча не любить, другое — открыто выступить против БР.
Она коснулась моего разума и злобно оскалилась, узнав наметки плана. Все будет зависеть от того, что нам расскажут киллеры, на кого выведут. Ясно, что не на заказчика, а на посредника, которого тоже нужно взять, и тут действовать будем мы. Ну и самородки, если они подключатся.
— Хороший план, — кивнула Семерка, взяла телефон, собралась написать кому-то из своих коллег и пожаловалась: — Представляешь — не могу. Никому не доверяю. Понимаю, что можно доверять, и все равно не могу себя пересилить.
— Это нужно сделать, потому что, если мы умрем, тайна умрет вместе с нами.
Вдохнув, она оповестила своих, на это у нее ушло минут семь.
— Есть, — отчиталась она, снова посмотрела на меня плотоядно, потрясла головой. — У тебя очень мощный дар, я с ума схожу. Но ничего, потерплю… Спасибо, Саша. Если бы не ты, жить бы мне осталось, — она глянула на часы, — сорок минут. А ведь я поверила бы ему и сама впустила бы собственных убийц!
Развернувшись, Семерка несколько раз ударила стену — довольно профессионально, надо сказать, хотя логично, учитывая, что она двойной агент. Пришла дурацкая мысль провести с ней бой и посмотреть, на что она способна.
— Кофе хочешь? — спросила Семерка.
— Полжизни за кофе! А особенно — если заварной, да в турке.
Невесело улыбаясь, Семерка достала баночку молотого кофе. Поставила на стол.
— Понюхай. Настоящее кенийское. Тьфу, кенийский.
— Если кофе хороший, то это он, а хреновый — оно. Судя по аромату, это — он.
Мы перешучивались и изображали беззаботность, по кухне распространился одуряющий аромат, и от одного него стало тепло и уютно, но расслабиться не получалось, потому что время шло. Невидимый маятник рубил головы минутам, и инстинкт самосохранения оказался сильнее голода, я поднялся и спросил:
— У тебя веревка есть? Вполне возможно, что гостей придется связать.
— Не-а, простыню порежь на лоскуты.
Я принес из спальни простыню, нашел ножницы и приступил к делу, поглядывая на Семерку в растянутых спортивных штанах и перекошенной футболке. Закончили мы одновременно: я — подготовил веревки, она — поставила напротив меня чашку и отошла к окну.
Желудок взревел раненым зверем, Семерка достала из пустого холодильника сгрызенный наполовину тульский пряник и разделила на две части, проверила телефон и отчиталась.
— Сто двадцатый и триста двадцать четвертый уже выдвинулись. Пятьдесят вторая ответила, что в отъезде. Двести двадцатый, что из Иваново, едет. Все, процесс запущен. Надеюсь, мы не ошиблись.
— Олл-ин, — сказал я.
— Ага. Жизнь на кону. И даже нечто большее, чем жизнь. Самородки поддерживают друг с другом связь, весть распространится быстро. Я написала, чтобы кураторам ничего не говорили. Ты представляешь вообще, что это будет? Как всех тряхнет?
— Если бы мы ничего не выяснили, тряхнуло бы больше.
Кажется, стала ясна причина, по которой приоткрыли железный занавес и наших спортсменов допустили к соревнованиям.
Из-за грядущего события насладиться вкусом кофе, о котором я так мечтал, не получилось. Шторы Семерка так и не открыла, и мы сидели в темноте, молча. Напряжение росло. Казалось, воздух вот-вот начнет искрить. Семерка не выдержала первой, принесла из спальни «Макаров», такой же, как у меня, и принялась умело снаряжать магазин.
— Надеюсь, что не понадобится, но мало ли.
Я вынул из кармана свой пистолет, еще раз его проверил.
— Вдруг на подстраховке у тех двоих будет целая группировка? Вряд ли, конечно, но все же.
Семерка злобно улыбнулась.
— Эд думает, что имеет надо мной абсолютную власть и я ему слепо верю. Чтобы мне сдохнуть, так и было!
— Теперь давай обсудим план действий, — предложил я. — Значит, они звонят, ты открываешь дверь, эти двое входят. Вряд ли они станут стрелять с порога, но лучше действовать сразу. Заходить они будут друг за другом, нам нужно нейтрализовать одновременно двоих. Значит, я выхожу из квартиры и караулю на лестничном пролете, бью того, что сзади, ты — того, что уже вошел.
— Бить ты умеешь, это да-а. Тут я спокойна, — с уважением сказала Семерка.
— Осталось десять минут. Наверное, мне лучше выйти пораньше и подняться наверх.
— Обычно Эд пунктуален и того же требует от меня, но тут он действует не напрямую, ты прав.
Я протянул руку, Семерка, немного подумав, коснулась меня, ее будто скрутило судорогой.
— Я же сказала — кроет.
— Что ты чувствуешь? — поинтересовался я.
— Ха! Тебе и правда надо это знать? Бешеное необузданное желание. Начинаю тебя любить и хотеть.
Вот почему она на меня набросилась! «Везет мне сегодня на озабоченных, — подумал я. — Седьмое апреля — день сластолюбцев». Я вытащил из пачки сигарету, взял зажигалку — вдруг кто-то заинтересуется, чего это я стою на лестнице.
— Это для маскировки. Ладно, я пошел.
— Удачи! — донеслось в спину.
Проходя мимо двери Шапокляк, я заметил движение за глазком. Ох, и насмотрится старушенция! Будет ей что приподъездным бабкам рассказать.
Окно на лестничной клетке выходило во двор. Я положил пистолет в карман — мало ли, выйдут покурить, вон, пепельница стоит, а тут вооруженный человек. Затем чуть отодвинулся от окна, чтобы обозревать окрестности, но меня не было видно с улицы.
Пошел дождь, разогнал детишек с детской площадки. К подъезду приковыляла грузная женщина с пакетами, набитыми продуктами. Вряд ли она убийца.
Выбежали парень и девушка, держащиеся за руки.
—
