Нерушимый-5 - Денис Ратманов
— Теперь всех этих людей надо прижать и трясти, пока из них не посыплется информация! Ты вышла на хирурга, который при деле — тебя должны убить. Все сходится!
Я перевел взгляд на Семерку, ошарашенный пониманием.
— Ты кому-нибудь докладывала о том, что удалось обнаружить, и что ты собираешься делать?
Семерка закрыла глаза и выругалась. Потом снова выругалась. Еще и еще. В конкурсе виртуозов обсценной лексики она получила бы гран-при. Закончив материться, Семерка ударила кулаком по столу — перевернулась чашка с недопитым чаем.
— Куратор, сука! — процедила она, чиркая зажигалкой и затягиваясь. — Я отчитывалась только перед куратором, по шифрованному каналу.
— Кто куратор? Вомбат? То есть Фарб?
Семерка помотала головой и заговорила холодно, решительно:
— Как же далеко все зашло! И сколько предателей в Безопасности Родины? Кому можно верить, кому нет? И вот с этой информацией — к кому обращаться, когда обложили, как волков?
— Так кто куратор? — настаивал я. — Может, ему Тирликас тоже докладывал, потому нить и обовалась.
— Его нет в этом списке. Имя ничего тебе не скажет. — Она скривилась, будто от боли. — Этот человек всему меня научил. Но хуже другое: я не знаю, кому верить и кого просить о помощи.
Воцарилось минутное молчание. Вдалеке шелестели шины машин, доносился детский смех, гудели водопроводные трубы. И в этой тишине громом грянула мелодия — набат и жесткие гитарные риффы, я аж вздрогнул. Семерка уставилась на телефон, как на ядовитое насекомое, все-таки взяла его, удивленно посмотрелана имя, отсюда мне не видное.
— Это он, — прошептала она и стала не просто бледной, а синеватой, как задушенный покойник. Вдохнув и выдохнув, она натянула на лицо улыбку и поманила меня к себе, кивая на телефон.
Я подошел, приготовившись слушать разговор.
— Привет! — радостно воскликнула она.
— Здравствуй, Семерка, — проговорили мужским мурлыкающим голосом. — Как твои дела?
— Ничего нового, Эд, — ответила она и покосилась на меня.
— Долго спишь. Скоро позвонят менты, у них подозреваемый по твоему делу сбежал.
Вот, значит, как. Быстро они обнаружили пропажу. Интересно, как скоро следы приведут к Семерке?
— Да ну? — вполне искренне усмехнулась она, снова закурила. — И кто?
— Нерушимый. Весь город на ушах, ищут его. Смотри, чтобы к тебе не приперся, у него пистолет.
— Ну хрена се! Нечего ему тут делать, это на Быкова у него зуб. Да и как он меня найдет?
— Не стоит его недооценивать. Как ему удалось сбежать — вопрос. Без помощи извне точно не обошлось. Наверняка кто-то слил ему инфу, что ты под него копаешь.
— Хах, так предупрежденный вооружен!
— Не стоит его недооценивать, — повторил он с нажимом, и от его тона по спине продрал мороз. — Потому мои люди тебя подстрахуют. Чую, начнется движение.
Семерка сжала челюсти, подавляя рвущуюся брань.
— Спасибо, я сама справлюсь.
Я помотал головой — соглашайся, мол, ведь это наш шанс!
— Юля, пожалуйста, будь благоразумной. Ты для меня особенно ценна.
Она смотрела перед собой, губы ее дрожали, глаза блестели. Но она нашла в себе силы сказать ровным тоном:
— Когда они придут? Сколько их? Как я узнаю, что они — именно они? Наши или бездари?
— Бездари. Двое. В двенадцать. Отбой, крошка, целую. Будь умницей.
Я посмотрел на настенные часы: без двадцати одиннадцать.
Закрыв глаза, она застыла изваянием. Покрасневший нос говорил о том, что Семерка… нет, не Семерка — девушка готова вот-вот разрыдаться. Но стыдно же сырость разводить при непонятном пацане. Любовник… возможно, даже больше чем любовник ее приговорил.
— Каков цинизм, а? Крошка! Целую! Ты, сука, убийц подсылаешь, целуешь перед смертью. Это даже не Брут, он, падла, с Цезарем не спал! В любви ему не клялся. М-м-м! Такое. Не должно. Жить.
Когда я сделал шаг навстречу, она повела плечами и отодвинулась к окну.
— Не подходи! Кроет! Или отключи… это.
— Не могу. Оно само отключается спустя время.
Спрашивать я ничего не стал — и так все ясно. Для меня все складывалось не так уж и плохо: когда за Семеркой придут убийцы, мы их повяжем, а дальше…
В конце концов, не все же сотрудники БР прогнили, поступило же распоряжение сверху расследовать это дело — иначе нам, подозреваемым, уже вынесли бы приговор.
— Кто приказал расследовать дело Шуйского? — спросил я.
Семерка посмотрела непонимающе, зло размазала по лицу все-таки хлынувшие слезы.
— Горский. Это его прямой приказ.
— Попытайся успокоиться. Давай сядем и подумаем, хорошо?
Она кивнула, оперлась о подоконник и скрестила руки на груди.
— К тебе придут убийцы, которые не знают, что их ждут. Мы их повяжем…
— А потом? Все ссучились! — бросила она злобно.
— Не все, — качнул головой я. — Если бы все, то расследовать дело тебя бы не направили, послали бы своего человека, который сделает все, как нужно заговорщикам.
— Кураторы таким не занимаются, только лейтенанты…
— Вот! Лейтенанты. Это одаренные или самородки?
— Хм… Нахватался, надо же. Впрочем, если Тирликас собрался стать твоим куратором, неудивительно. Кураторы — одаренные, лейтенанты — самородки. Первому, самому старшему, двадцать девять лет.
— А тебе?
— Двадцать семь. Пятидесятому — двадцать пять. С каждым годом самородков рождается все больше. Мы пока ничего не решаем, нам не особо доверяют как неподконтрольным Горскому, никто не знает, что с нами делать. Но у нас у всех обостренное чувство справедливости, иногда оно обретает пугающие формы.
«Меняются основы мира, — подумал я — Расспрошу об этом позже».
— Учитывая расклад, пустят под нож, — предположил я. — Тех, кто не примкнет к заговорщикам.
— Никто не примкнет, — вздохнула она. — По личным убеждениям — раз, два — Запад, которому эти все жопу лижут, не заинтересован в таких, как мы.
— Самородки контактируют друг с другом? Можно ли вызвать кого-то на помощь? Если сами будем распутывать клубок, она нам понадобится.
— Один силовик в Иваново. Пятеро в Москве. Три силовика, два псионика. Плюс нас… полтора. А дальше-то что?
— Как я понял, связи с Горским у тебя нет?
Семерка покачала головой.
— КГБ местное с нами? Ты же их мысли знаешь от и до.
— Крыс точно нет, — ответила она. — Но и напрягаться они не
