Русь Черная. Кн1. Темноводье - Василий Кленин
— Вот то и оно, что не в ладах! — вскочил на ноги Тимофей Старик. — А ты тут заботника из себя корчишь! Почто?
— Надо мне, — глухо ответил Козьма. — Просто поверьте. Я Дурнова той ночью споймал… Ну, когда он Челганку умыкнул. И не выдал. И вас не выдам. Я помочь хочу.
— Спелись толмачи, — хмыкнул Ивашка. — Друг без друга жить не могут.
— Просто дайте грех отмолить! — озлился Козьма сын Терентьев. — На вырубке легко будет ему побег устроить. Там догляда никакова. И уж пущай в лес бежит.
Тут казаки рассмеялись.
— Вона чо ты удумал, толмач! — растянул лыбу Тютя, верховод пятерки поляковских. — Не всё, видать, ты верно разузнал. Мы тут не Дурнову побег устраиваем. Мы с ним тикаем!
Козьма округлил глаза.
— Как же… Так то ж бунт?
— А вора из-под суда уводить — не бунт? Не, Козьма, за такое всем учинят правёж. Так что лучше уж бежать с Дурным. Целее будем.
— Бежать от войска? — всё еще недоумевал Терентьев сын. — Вы решитесь на такое… ради Дурнова?
— Козьма, ты вообще Сашка слушал? — спросил Ивашка, но замер, улыбнувшись. — Ах да… На что оно тебе потребно было. Много потерял ты, Козьма. Дурной порою такое… Я так сужу: бежать от войска ныне мудрее, чем при ём оставаться.
— Почему?
— Войско без хлеба, пороха мало. Все друг на друга волками смотрят. А из-за кустов иные волки выглядывают. Разумеешь, какие?
— Разумею, — хмуро кивнул Козьма.
— Кузнец наказы Зиновьева не сполнит. Это в воду не глядеть, — продолжал Ивашка сын Иванов. — И в послед придут карать уже его. И тех, кто с им об руку не справился. Разумеешь… толмач?
Гераська понял, на что намекнул сероглазый. Мол, и Козьма станет одним из тех, кого с Кузнецом на дыбу отправят.
— Старик нас собрал, потому как ему Дурнова жалко, — меж тем дальше баял Ивашка. — А я тут, ибо мне жалко меня.
— От же гниль ты всё-таки! — не удержался Козьма сын Терентьев.
Ивашка так улыбнулся, что даже Гераську мороз продрал.
— Ну да… То ж я у Хабарова на судилище Дурнова под ярмо подвел.
Толмач Козьма начал багроветь. А потом грянул колпак оземь.
— Схорони, Матерь Божия… Я с Дурным!
Уже наутро (по подсказке Кузьмы) Дурнова вывели из поровой. Гераська видел сам, Старик его в доглядчики послал. Вызнали, где Сашка-толмача работать поставили, какой за ним присмотр учинили. Чтобы, значит, на новый день подле него пристроиться. Ивашка по-воеводски всем наказы дал. Поляковские во главе с Митькою Тютей, как вызывающие сомнения, даже близко не подходили к пленнику. Снарядились по-походному и ушли, навроде, зверя бить на мясо. Козьме с парой казаков доверили припасов в дорогу взять. Прочие же работали подле Дурнова и выжидали. Нужное уже было упихано в торбы, укрыто в лесочке и ждало часа.
Когда уселись все, чтоб сухомятины поесть, старый Тимофей отвел Дурнова потихонечку на сторону, а потом они исчезли в кусточках. СторОжа хватилась его нескоро, начала пытать народ.
— Дурнова не видели?
— Так вон жеж бревно к плотам поволок! — тут же подскочил Гераська, коего оставили тут аккурат для этого. Несколько работяг согласно кивнули — просто по привычке. Так что, беглеца не хватились до самой темени. А Гераська разрыл свои пожитки утаенные и тож пошел к условному месту.
Ждали только его. Быстро похватали поклажу и молча захлюпали по болотине. Шли на полуночь версты две, пока не нашли сухое и густо обросшее местечко, где и решили заночевать. Костра не жгли — хоронились. И сидели бирюками. В тиши.
Дурной, зябко кутаясь в кусок войлока, долго на них всех посматривал, а как счёл, так и зашелся смехом… своим дурацким.
— Надо же! У нас тут тайная вечеря… Дурной и его двенадцать учеников.
Гераська нахмурился: больно богохульно прозвучало. А Ивашка сам добавил:
— Ага, у нас и Иуда имеется…
— Токмо надо еще глянуть: который он тут! — тут же взъелся Козьма, поняв, что камень в его огород кинули.
— Может, не Иуда, — всё еще улыбаясь, тихо молвил Сашко. — Может, наоборот.
И казаки опять притихли.
— В общем, — Дурной хлопнул ладошками по мокрым коленям. — Зря вы, наверное, это затеяли, мужики. Но от всего сердца вам — спасибо. Меня, честно говоря, в том узилище тоска заела. Проклял я тот день, когда из лесу к нашим дощаникам выплыл. Не так я думал с родным народом сойтись. Все чужие… Вернее, я там так думал. А вы. А вы вон…
Тут беглый толмач чевой-то закашлялся. Гераська с тревогой покосился на Старика, но тот смотрел в землю.
— Короче, мужики, я теперь за вас, как за родню. Как за стаю свою, — Дурной опять начал плести свои чудные речи. — Поклон вам до земли, как тут говорят.
«Почему тут?» — пожал плечами Гераська. Но опять промолчал, потому как все сидели, будто всё понимали. Чево он станет себя дурнем выставлять?
— Ну, и что дальше-то деять? — негромко спросил кто-то в темноте.
— Вы меня спрашиваете? — изумился Дурной. — Я-то думал: это у вас мысли есть. Вы-то чего хотите? Я понимаю, за чем Тютя пошел — за волей. И Мезенец — он за землей. Гераська… он за компанию! А вам-то что не сиделось? А, Козьма? Ивашка?
Козьма только сопел чайником, а Ивашка Иванов плечами пожал:
— Я сбёг не ко хорошему, а от плохого.
— Не веришь, сталбыть, в Кузнеца?
— То, что ему от Хабарова в наследство досталось — никому не поднять.
— Тут ты прав, Делон, — кивнул Дурной.
— Чего?
— Неважно, — отмахнулся Сашко и возвысил голос. — Ну, коли мыслей у вас нет, то давайте делать то, что я предложу.
— А чего ты предложишь?
Глава 34
— Волю государеву сполнять! — снова заулыбался Дурной.
— Это как это? — не выдержал Гераська, забыв о солидности.
— Потом скажу. Но первым дело у меня не просьба будет. Требование. Мы здесь в
