Комсомолец. Часть 2 - Андрей Анатольевич Федин
Староста пожал плечами — словно ответил: «Я тут ни при чём».
— Так… вроде нет у них собаки, — сказал Могильный.
Я справился с потопом на столе. Поставил свою тарелку поверх сложенного в четыре слоя полотенца. Подумал о том, что пора перебираться на диван. Светины намёки мне не понравились: провожать её я не собирался — рассчитывал делегировать эту обязанность Аверину. Да и не хотел я пока уходить. Планировал вздремнуть на Надином диване часов пять-шесть. И лишь потом, уже днём, побреду к автобусной остановке, чтобы поехать в общагу. Я подцепил вилкой с блюда фаршированное яйцо. Поискал взглядом бутылку с минеральной водой. Услышал скрип половиц, возвестивший о возвращении Бобровой.
Надежда вернулась в гостиную без собаки — одна. Но с всё той же пьяной ухмылкой на лице. Вышагивала гордо, «от бедра» — выпячивала грудь. Я отметил, что у неё неплохая фигура. Широковатые, на мой взгляд, плечи. Но в остальном занятия спортом неплохо сказались на её «формах». Представил, как выгляжу сейчас на её фоне — мелкий, тщедушный… жалкий. Подумал о том, что прошлый «двухметровый я» стал бы для Нади неплохой парой. Никогда не понимал, здоровяков, что предпочитали крутить романы с девицами вдвое ниже себя. Боброва подошла к столу, вскинула руку… и направила дуло револьвера на лицо Аверина.
* * *
Слава отшатнулся — стремительно ушёл с линии выстрела. Но едва не свалился при этом со стула. Его манёвр выглядел нелепо. Вот только он не заставил меня улыбнуться. Я заметил, как побледнели лица Пимочкиной и Фролович. Никак не среагировал кашель захлебнувшегося шампанским Могильного. Смотрел на чёрный револьвер; на женский палец, что касался спускового крючка. Напрягся, готовясь вцепиться в сжимавшую серебристую рукоять руку — поменял положение ног: выбрал удобную точку опоры. Заметил, что чёрное дуло повернулось — снова указало на Аверина. Услышал звонкий смех Нади Бобровой.
— Чего вы так испугались? — спросила Надежда.
Помахала оружием.
— Убери его! — скомандовал Аверин.
Он вскочил со стула.
Дуло револьвера вновь прочертило в воздухе дугу — Славка отшатнулся.
Я уловил знакомый запах оружейной смазки.
— Чего вы так на меня смотрите? — сказала Боброва. — Он ведь не заряжен. Патроны дедушка хранит отдельно. Я ведь не дура, чтобы стрелять.
Она хмыкнула.
— Видели бы вы сейчас свои лица!
Староста решился — шагнул к Наде, отобрал у неё оружие: девушка не сопротивлялась.
— Вот с этим я бы и пошла по тёмным улицам, — сказала она. — Это не какой-то там молоток. Бандиты сами будут убегать от меня, когда его увидят. Дед прячет пистолет под замком в своём сундуке. Но я знаю, где ключ. И видела, где лежат патроны. Как вам такой провожатый?
Боброва подпёрла руками бока — выглядела иллюстрацией к выражению «коня на скаку остановит». К ней вновь вернулось хорошее настроение. Пимочкина и Фролович одновременно выдохнули, когда оружие перекочевало в руки старосты. Я потянулся за минералкой — налил себе полный стакан, и тут же опустошил его до дна. Могильный прекратил кашлять, утёр с глаз слёзы. Надя уселась рядом со мной; заглянула в свой пустой бокал, свела брови, точно пыталась вспомнить: было ли в нём что-то перед её уходом. Аверин вертел в руках оружие — заглядывал в пустой барабан.
— Это не пистолет, а револьвер, — проворчал Слава. — Наган.
Надя на его слова не отреагировала.
— Это дедушкин пистолет, — сказала она. — Наградной. Он ещё в молодости его получил, когда жил в Сибири. Сражался там с бандитами.
Аверин посмотрел на рукоять — наверняка не просто серебристую, а с серебряными накладками. Приблизил её к глазам. «Г.В. Боброву. За беспощадную борьбу с к-р. От П.П.О.Г.П.У.З.С.К. 21.04.34г.», — прочёл он вслух.
— Что такое «к-р»? — спросил Слава.
Надя пожала плечами.
— Контрреволюция, — сказал я.
— За беспощадную борьбу с контрреволюцией, — повторил Аверин.
Снова посмотрел на наган: уже не просто с интересом — с уважением.
— Санёк, — сказал он. — Может, ты и дальше расшифруешь?
Протянул револьвер мне.
Я посмотрел на гравировку.
— От Полномочного Представителя Объединённого Государственного Политического Управления…
Десяток секунд подумал.
— … Западно-Сибирского Края, — сказал я. — Наверное, как-то так.
Вернул оружие Аверину.
Староста провернул барабан; убедился, что в том нет патронов; заглянул в ствол револьвера.
— Почистить бы надо, — произнёс он.
— Дедушка его иногда чистит, — заверила Боброва. — Я видела.
— Спрячь, — сказал Слава.
Он протянул револьвер Наде.
Та не стала спорить — послушно встала и унесла наган из комнаты.
— Напугала меня… дура, — тихо сказала ей вслед Федорович.
Допила из бокала шампанское.
— Мальчики, — сказала Ольга, — убирайте со стола спиртное. Всё. И шампанское тоже. Нам ещё не хватало тут стрельбу устроить.
Толкнула в бок Пашу.
Могильный послушно вскочил — кинулся выполнять её распоряжение.
— Света, иди, ставь чайник.
Фролович вздохнула.
— Будем пить чай и есть торт — не зря же мы его покупали, — сказала она. — У нас останется почти час, чтобы потанцевать. И чтобы протрезветь. Не переживай, подруга: явишься домой к шести — успеешь.
Глава 29
Я задержался за столом — чтобы не выделяться из компании. И чтобы попробовать торт. Вполне обычный — бисквитный. Он меня не восхитил и не разочаровал: к сладкому я был равнодушен ещё в прошлой жизни. А вот чай со смородиновыми листьями оценил (его запах мне напомнил тот, что исходил от чая в доме Рихарда Жидкова — Зареченского каннибала). Уже во время чаепития я демонстративно зевал, и клевал носом в стол. Мои старания заметили: Пимочкина спросила, хорошо ли я себя чувствовал. Ответил ей, что устал. Заметил, как переглянулись Паша и Слава.
От горячего чая я действительно расслабился. Веки потяжелели — подумал о том, что при моём реальном возрасте следовало ложиться спать вовремя, соблюдать режим. Сказывалась и привычка по ночам спать, а не зубрить конспекты или до утра болтать — как поступали всю прошедшую зачётную неделю мои соседи по комнате. Выплясывать у ёлки я не имел желания. Поковырял немного торт — отставил его в сторону. Подумал: «Жаль, что не осталось фаршированных яиц». Советская печень трески уже стала для меня настоящим открытием в новом году. Сделал зарубку в памяти: поинтересоваться стоимостью этой консервы.
Вновь зазвучали знакомые
