Андрей Дай - Без Поводыря
Большинство из этих господ очень быстро начинали понимать, что должность, ими занимаемая, является хорошо оплачиваемой из казны синекурой, и переставали донимать присутствия своими придирками. Некоторые особо активные и совестливые принимались изобретать себе какое-то применение и брались за любой прожект, лишь бы не сидеть без дела. Единицы – и вовсе переставали являться к месту службы, полностью посвятив свое время какому-нибудь бизнесу.
Естественно, фамилии всех четверых министерских представителей были мне отлично известны, вкупе со слухами о характере их настоящей, а не декларируемой деятельности. И если господина Спасского из Минюста мое назначение его прямым начальником должно было по-настоящему пугать, то того же чиновника из МВД, действительного статского советника Александра Степановича Воинова, я искренне уважал. И всерьез полагал, что мы с Воиновым непременно поладим.
Сотрудник Министерства народного просвещения профессор Попов так увлечен переводами Священных Писаний на монгольские языки, что ни о какой деятельности на ниве просвещения и речи идти не может. Благо на это решил тратить свое время тот самый Воинов, успевающий и гимназии с училищами инспектировать, и новые открывать.
Юрий Петрович Пелино в бумагах числился представителем Минфина, но занимался почему-то надзором за тюрьмами, пересыльными острогами и каторгами. А еще интригами против тобольского губернатора Александра Ивановича Деспот-Зеновича. Что-то они там все поделить не могли…
Совсем по-другому обстояли дела у другой половины членов Совета. У так называемых управляющих отделениями. Они собирали данные для докладов наместнику, могли от имени начальника и в свете последних политических событий в стране настоятельно что-то рекомендовать губерниям. Иногда, если наместник принимал решение напрямую вмешаться в ход гражданского правления, именно управляющие занимались составлением предписаний и их рассылкой. В общем, чины у них были ниже, а реальной власти – намного больше.
На весну 1866 года в нашем генерал-губернаторстве таких отделений было пять. Первое – ведавшее административно-распорядительными, секретными и политическими делами, включая надзор за неблагонадежными ссыльными и взаимодействием с командирами Восьмого жандармского округа. К огромному моему удивлению, выяснилось, что с недавнего времени исправляющим делами Первого управления назначен хорошо мне знакомый господин – коллежский секретарь, Александр Никитич Лещов. Ну тот, помните, которого Дюгамель шпионить в мой Томск отправлял и который был бит в каком-то питейном заведении за попытку ознакомиться с секретной коммерческой информацией.
Какой из этого господина сыщик, я уже успел выяснить. Теперь предстояло каким-то образом узнать, насколько хорошо Александр Никитич справляется со своими должностными обязанностями. Потому что, в отличие от назначаемых из столицы представителей, сотрудников канцелярии наместника и, получается, своих прямых подчиненных я имел право назначать единолично.
Второе, ведающее судебными делами и по совместительству прямым надзором за законностью отдаваемых губернаторами и начальниками областей распоряжений, возглавлял статский советник Александр Яковлевич Москов. Ничего о нем сказать не могу. В судейские дела влезать желания никогда не возникало. Хорошо хоть, что и ничего плохого о Москове не слышал.
Главой Третьего, хозяйственного, по большому счету – практически интендантского – управления служил опять-таки статский советник и вновь Александр, только Алексеевич, Безносов. До меня доносились слухи, что он изредка обделывает какие-то делишки с Алтайской горной администрацией, но в чем-то вопиющем все же замечен не был. Больше того! Говорят, именно его, Безносова стараниями администрация генерал-губернаторства сумела сэкономить более ста тысяч рублей, которые отлично пригодились, когда возникла нужда снабжать воюющие в Туркестане войска. Еще поговаривали, наш Александр Алексеевич был ярым сторонником скорейшего завоевания среднеазиатских государств и учреждения торговых связей с северо-западным Китаем. Что именно им двигало, когда он года три назад составлял свой меморандум для Дюгамеля, не скажу, ибо могу лишь предполагать наличие у интенданта связи с русскими торгово-промышленными группами, испытывающими острый дефицит сырья для хлопчатобумажных мануфактур. Но даже если и так, то что с того? Я так же, как и Безносов, считал, что свой собственный, а не привезенный из-за океана из Америки, хлопок империи необходим. И торговле с Синьцзяном и в голову бы не пришло мешать. Так что имел основания считать, что этот чиновник станет мне верным соратником.
Николай Иванович Солодовников еще год назад только и мог мечтать о стремительной карьере и посте начальника какого-нибудь отделения при канцелярии наместника. Служил себе в аппарате казачьего отделения, занимался учетом перемещения служащих всех четырех полков в станицы, а из станиц в полк. Выписывал документы для казачат на поступление в Омский кадетский корпус. Был, в общем-то, в невеликих чинах и на не слишком престижной должности, но вполне уважаем и значим. Особенно для своего, отличного от других отдельного казачьего круга, в котором все друг друга знают, а половина и вообще родня.
Потом вышел государев Манифест о дозволении крестьянам некоторых губерний России свободно переселяться за Урал. Появилась потребность в создании при канцелярии генерал-губернатора особого, четвертого отделения, ведавшего бы вопросами распределения наделов и учетом переселенцев. И в один прекрасный день Николай Иванович вдруг получил одновременно и пятый класс по Табели, и кресло управляющего Четвертым отделением.
Нужно сказать, что мои датчане, которые всю зиму продолжали небольшими группами по пятьдесят-сто человек прибывать в карантинный лагерь в Томске, пользовались неустанным вниманием господина Солодовникова. Он организовывал места для их временного, на случай холодов или буранов, пребывания, оплачивал из казны наместничества их питание в пути, следил, чтобы притрактовые ухари не смели обижать несчастных иностранцев. Понятно, что потом мы гасили все его расходы с тех счетов, что были специально открыты на деньги принца Ольденбургского. Но сам факт, что он не счел за излишний труд вообще этим заниматься, непременно следует отметить.
Не самый, надо признать, плохой штат. Не ошибусь, если скажу, что, когда я только-только прибыл начальствовать в Томск, вообще не мог ни на кого положиться. Теперь же у меня было все, о чем я тогда только мечтал. Высокое покровительство, верные соратники и друзья и четкое осознание того, что должен делать.
Единственное отличие – два с половиной года назад я был практически наиглавнейшим, никому особо не подотчетным администратором на огромной территории, а теперь у меня был прямой и непосредственный руководитель. Только это меня нисколько не пугало. Не всегда же и в той, прежней жизни я был губернатором. Чуть не с самых низов приходилось подниматься. Кланяться в пояс, допустим, не приходилось, а вот льстить, хитрить и изворачиваться – постоянно. Иначе нельзя выжить в той банке с пауками. Система управления государством новой России досталась от эпохи СССР замечательная, но, как любил говаривать мой наставник, от человеческого фактора так и не нашла способа избавиться. Продвигают вверх в первую очередь не самых способных и радеющих за Отчизну, а верных и исполнительных…
Сейчас же я оказался вообще практически в идеальном положении. Великий князь Николай Александрович понимает, что нужно что-то делать, но не ведает – что именно. И потому полностью полагается на меня. Если не лезть особенно в политические дела, не встревать в военные и не ссориться с генералами, так и Никса препятствий моим трудам чинить не станет. Особенно если рост экономики распространится на весь регион, а не останется исключительным признаком Томской губернии с губернатором Лерхе во главе.
Определенные опасения тем не менее были. Есть какие-то минусы в этаком вот подчиненном положении. Тем более в подчинении у наследника престола империи! Ведь его-то деятельности, а значит и моей, столичные вельможи из внимания нипочем не выпустят. И любая промашка, любая, с муху, ошибка немедленно будет раздута до размеров не слона даже – мамонта. Найдутся доброжелатели, которые и причину не преминут указать. Скажут, дескать, зря цесаревич к себе этого прохиндея Лерхе приблизил. Нет чтобы какого-нибудь умудренного опытом, годами беспорочной службы доказавшего… Вот этот мальчишка и натворил дел…
С другой стороны, любой успех – и обо мне тут же позабудут. Станут говорить – мол, это же наследник Николай! Никто и не сомневался! Этакой-то талантище!
Благо опасения – это еще не страх. Это повод быть осторожным и не забывать стелить соломку в нужных местах. И надеяться, что Никса не выдаст, а ретрограды не съедят. А что грядущие успехи моему покровителю припишут – так и Бог с ними. Я же не для чинов или орденов это все. Я по другим причинам.
