Сергей Гужвин - Иванов, Петров, Сидоров
Из посольства принесли билеты, на "Nord-Express", на 16 октября.
Иванов поднялся: — Пойду, поброжу по городу Парижу, а то в номере я что-то засиделся, — и кивнул Сидорову: — Пойдёшь со мной?
— Пойду. А вас я попрошу остаться! — Сидоров развернулся, к вскочившим было, младшим Петровым, — останетесь с женщинами, что-то на душе у меня не спокойно.
— Опять дембилизмом занимаетесь, дядя Лёша, — прогундосил Андрей.
— Дембилизм, это когда рядовой Андрейка моет парижскую мостовую зубной щёткой, а сейчас – задача сохранить вещи и уберечь женщин, товарищ часовой. Вдвоём из номера не выходить, всегда кто-то один должен оставаться. Здесь наше всё, и аппаратура, и деньги.
Сидоров пропустил вперёд Иванова, и вышел из номера. Прошли к Петровым, постучали.
— Открыто, — отозвалась Татьяна.
— Танечка, можно мы Саню у тебя украдём? — Иванов сделал знак Петрову, мол, собирайся.
— Куда пойдёте? — спросила Татьяна.
— Пойдём, Париж попугаем, хотя, чем можно испугать Париж?
* * *Филера Иванов заметил, когда они выходили из "Хотела". Не обратить на него внимания было сложно. Франт – клетчатый костюмчик, плащик, огромный чёрный зонт с ручкой-загогулиной, котелок на голове, под котелком – острые усики, стоял на углу гостиницы. Всё бы ничего, но он внимательно читал развёрнутую газету на вытянутых руках, несмотря на порывы осеннего ветра.
Николай засмеялся, вслед за ним засмеялись и Александр с Алексеем.
— Ему бы очки, — сказал Петров, — и я бы подумал, что он из контрразведки Буркина-Фассо.
— Ну, и зачем ты АбкакАл контрразведку Буркина-Фассо? — смеясь, спросил Иванов.
— Потому, что в Буркина-Фассо контрразведки нет, да самой Буркина-Фассо тоже, хм…или самого?..
Они свернули на Le boulevard de Sebastopol. Сидоров закрутил головой: — В какой кабачок завернём?
— Ни в какой. Мы на войне!
— Конечно, на войне! Где наркомовские граммы?
— Иди, дыши парижским воздухом, говорят, он тоже пьянит.
— Ладно, тогда давайте заглянем к мэтру Крюшо, очень мне его плюшки прошлый раз понравились.
— Лёша, то, что мы с тобой прошлый раз ели у этого сантимЭтра, называется "круассаны".
— Вот именно, вторая часть слова мне чего-то не нравится, поэтому, давайте обзовём их плюшками. Поехали.
Они остановились, выглядывая таксиста на кабриолете. Усаживаясь в подскочившего лихача, Иванов глянул назад, и увидел знакомого франта, тоже голосующего у дороги.
— Э-ге-ге, ребята, да за нами хвост, — сказал он друзьям, — Буркина-Фассо не дремлет.
Петров дал вознице франк: — На бульвар Капуцинок.
Сидоров, севший сначала лицом вперёд по ходу движения, пересел, чтобы смотреть назад.
— Какие мысли? — спросил Петров.
— У меня мысль одна, — Иванов с удовольствием разглядывал Эйфелеву башню, которая возвышалась над ними и медленно уплывала назад, — ваша попытка скупить весь Париж за один день не осталась не замеченной. Лёша, доставай свою базуку, будем отстреливаться.
— Придумал! — Петров хлопнул ладонью по кулаку, — давайте заманим этого клоуна в подворотню, где мы проявлялись, и хакнем его. А потом пойдём к Крюшону.
— Вот кто у нас киллер! — обрадовался Сидоров, — ещё фамилию не спросил, а уже "хакнуть". Ещё на меня бочку катил!
— Вот-вот, — поддакнул ему Иванов, — и поведайте нам, господин капитан второго ранга, почему за вами гоняется контрразведка Буркина-Фассо?
Так, незаметно за разговорами, они прикатили на бульвар Капуцинок. Проезжая мимо знакомого бистро, Сидоров толкнул возницу в спину. Коляска остановилась и они вышли.
Медленно прошли мимо бистро, в зеркальных витринах которого отразились и они, и фланирующая публика, и их преследователь. Завернули в переулок, потом ещё раз.
Рассредоточились по углам и притихли.
Филер выбежал прямо на них. Иванов сделал подножку, Петров навалился сверху всей своей массой, Сидоров вывернул руки. Всё, как когда-то в школе. Сила молодых тел пьянила.
Иванов сунул руку франту во внутренний карман, пошарил, достал бумаги и стал рассматривать.
Сидоров за волосы поднял голову поверженного, посмотрел ему в глаза и подмигнул: — Вот так-то, брат мусью!
— Отпустите его, он русский, — сказал Иванов, полистав документы пленного, — капитан Костромин Иван Никифорович, помощник военного агента, прошу любить и жаловать.
— Ну вот, на самом интересном месте, — с сожалением сказал Петров, встал сам, рывком поставил незадачливого капитана на ноги.
Сидоров подобрал слетевший котелок и подал пленнику: — Ай-яй-яй, нехорошо разбрасываться казённым имуществом.
Теперь Иванов рассмотрел его вблизи. Молодой, ещё нет тридцати, практически ровесник, голубоглазый, румяный, вид на себя напустил гордый, хотя и дышит тяжело.
— Господа, пытошная переносится в кофейню за углом, здесь чересчур разит французскими кошками, — сказал Иванов, и пошёл вперёд. Остальные направились следом.
Мэтр Крюшо оказался на месте и предоставил новым клиентам столик в углу заведения. Пока все рассаживались, мэтр стоял рядом, ожидая заказ.
— Скажите, мсье, — спросил Сидоров, вы давно владеете этой кофейней?
— Моя семья владеет этим бистро более ста лет! — с гордостью ответил польщенный вопросом мэтр Крюшо.
— Тогда вас зовут Крюшо, не так ли?
— Мэтр Крюшо к вашим услугам! — поклонился француз, — но откуда вы узнали?
— О, это старая история! — залился соловьем Сидоров, — мой дед, старый казак, мне рассказывал, что когда он был в Париже в 1814 году, самые лучшие круассаны в Париже были у достопочтимого Крюшо на бульваре Капуцинок!
Крюшо расцвёл: — О, благодарю! Мне мой дед тоже рассказывал о русских казаках! У него остались самые лучшие воспоминания о них! И, разумеется, круассаны у меня всё такие же, самые лучшие в Париже.
Крюшо метнулся в глубину бистро и через мгновенье приволок большущую корзину с круассанами. Следом прилетел служка с большим подносом с кофейными приборами.
— Приятного аппетита, господа, ваша похвала мне очень приятна!
Когда Крюшо удалился, Петров шёпотом спросил Сидорова: — Ты что, второй раз на халяву решил оторваться?
Иванов пододвинул чашечку с кофе капитану: — Угощайтесь, Иван Никифорович, круассаны действительно, великолепные.
Но Иван Никифорович решил не угощаться. Капитан положил руки на колени и начал внимательно разглядывать потолок бистро, игнорируя происходящее за столом.
— Чего это он? — спросил Сидоров, уплетая круассаны.
Петров глянул на пленника и кивнул: — Ну, конечно, а что вы хотите? Поймали, пообещали пытошную, а теперь круассанами вздумали кормить. У него сейчас знаете, какие мысли? "Купить плюшкой хотите? Не дамся, гады!". Следите за ним, чтобы язык себе не откусил.
Сидоров захохотал.
Иванов тоже засмеялся и сказал: — Кушайте, Иван Никифорович, пытать вас никто не собирается. И так всё понятно, Валериан Валерианович проявил любопытство, отправил вас присмотреть за иностранцами.
Но Костромин решил держаться до конца. На круассаны не позарился, на кофе даже не взглянул.
Петров, всё так же насмешливо глядя на капитана, сказал: — Ужасно любопытно, кто его инструктировал и вообще, кто его обучал разведке и контрразведке. Оторвать бы этому спецу… э… дипломатический иммунитет. Только подозреваю, что никто.
— Он же не филер полицейский, — резонно заметил Иванов, — он офицер при военном агенте, почти дипломат…
— Да военный атташе – самый главный шпион! — воскликнул Сидоров, — и кадры у него должны быть самые, что ни на есть, шпионские. А не гвардейские офицеры, которых учили умирать на поле боя. Специфика диаметрально противоположная.
— Вот-вот! Не побеждать на поле боя, а умирать на поле боя. Такие вот и шли на анкины пулемёты, с папироской в зубах, — Петров заметил, что Костромин уже не интересуется лепниной потолка бистро, а смотрит на него в упор. Неужели пробило? Петров решил добивать.
— Что ж, вы, господин капитан, поставленную задачу не выполнили? Для слежки вырядились так, что вас за версту определить можно, документы подлинные с собой взяли, чтобы вас мгновенно можно было вычислить. Да ещё бегать за нами вздумали? Оказались бы на нашем месте, какие-нибудь парижские "ле бандиты", и привет семье, похороны за казённый счёт. И ещё нос воротите, гонор свой показываете. Не стыдно?
Иванов понял замысел Петрова, и поддержал: — Русский офицер, присягу давал, обещал жизнь отдать за Веру, за Царя, за Отечество! А чуть не погиб по глупости в парижской подворотне!
— Шпионить не умеет, следить не умеет, но орёл! — поддакнул Сидоров, подливая себе в чашечку из кофейника.
Костромин играл желваками, скрипел зубами, сжимал кулаки на коленях, но молчал.
Иванов вдруг пожалел его. Поиздевались и хватит. Завтра можно съездить к Муравьёву-Амурскому и объясниться.
