Сергей Шкенёв - Диверсанты Его Величества. «Рука бойцов колоть устала...»

— Это дикость, господин майор.

— Закуска градус крадет? Ничего не поделать — невоздержанность в питие не одобряется ни государством, ни церковью, а злоупотребивший рискует испытать их неудовольствие. Так что предлагаю поужинать. Уверяю, не пожалеете.

— Да?

— Конечно! Вы же раньше путешествовали по России с собственным поваром?

— Если мое второе появление здесь можно назвать путешествием…

— Давайте назовем его именно так! — И майор опять перешел на русский: — Любезный, принеси нам для начала смородиновой, а к ней…

— Расстегайчики нынче знатные удались, ваше высокоблагородие.

— Ага, их всенепременно. Еще борщ запорожский с пампушками и чесноком, сала копченого обязательно, селедочки, грибочков… И вообще, сам сообрази насчет заедков. Но в разумных пределах, разумеется.

— А вино?

— Баловство одно, это вино, — покачал головой Акимов. — И пошевеливайся давай, любезный.

Окрыленный половой убежал, а французский император решил высказать майору претензии:

— Сей мерзавец не испытывает ни малейшего почтения к чинам! Как вы живете?

— Хорошо живем, Ваше Величество. И хорошо сидим! Поверьте, в Париже вы будете вспоминать сегодняшний ужин и скучать по русской кухне.

— Если он будет, этот Париж.

— Государь Павел Петрович твердо обещал.

— Ваши слова, да Богу в уши.

— Господь меня услышит, не сомневайтесь.

Поздним вечером, когда уставший Бонапарт крепко спал на мягкой перине под пуховым одеялом и видел во сне французские знамена над Вестминстерским аббатством, майор Акимов все еще сидел в опустевшем трактире. Бутылка цимлянского на столе, трубка с хорошим табаком… что еще надо для малой толики счастья? Нет, для счастья это слишком мало, но для благодушного настроения в самый раз. И если бы не бестолковые подчиненные… А где найти иных?

— Ты что за комедию устроил, сержант? Ужели нельзя было принести императору вино без всяких закусок? Хлопнул бы он стаканчик-другой, да на боковую.

— Так гостеприимство, ваше высокоблагородие! Накормить, напоить, и только потом спать уложить, — оправдывался половой. — Тем более иных приказов не поступало.

— Не жалеете командира, ироды, — проворчал Акимов. — А вы, орлы, что изобразили? Ясно сказано — обеспечить охрану без привлечения внимания. Зачем вырядились?

Переодетые крестьянами бойцы охранного батальона Министерства госбезопасности не ответили, что вызвало еще большее раздражение.

— Почему молчим, господа? Я, значит, должен изобретать дурацкие истории для французского императора, а они молчат… А не устроить ли ему поутру встречу с российским трудовым крестьянством в лице передовых его представителей?

— Виноваты, ваше высокоблагородие.

— Конечно, виноваты. И хорошо еще, что Наполеон не обратил внимания на ваш стол… От сохи и прямо к рябчикам с трюфелями? Идиоты.

— Это куропатки были, — попытался выгородить сослуживцев сержант-половой. — Для рябчиков нынче не сезон.

— Хорошо, пусть будут куропатки. Но при доходе среднего крестьянина…

— У них рублей пятнадцать выходит, не меньше!

— И потому могут потратить на ужин стоимость двух коров? Страшно далеки вы от народа, господа!

— Не скажите, — возразил сержант. — Мужик сейчас богатый пошел. О прошлом месяце четверо крестьян батарею шестифунтовок сдавать привезли… Их обеду сам господин полицейский исправник завидовать изволили. А эти, чисто умозрительно, могли получить деньги за трофейные ружья. Вполне резонно, сейчас многие трофеями промышляют.

— Французскому императору будет неприятно услышать такие объяснения.

Сержант хмыкнул:

— Хотел бы он политесу и галантерейного обхождения, так и сидел бы в своих Парижах. Его сюда никто не звал.

Майор тяжело вздохнул. Ну не рассказывать же нижним чинам о долгой и кропотливой работе по заманиванию Бонапарта в Россию? Не поймут и не одобрят. Большая политика, она такая… она мало кому нравится.

— Ладно, орлы мои певчие, будем считать, что оправдания приняты. Но впредь попрошу подобного не допускать!

Утром Наполеон проснулся в дурном настроении и молчал почти до самого вечера. Лишь попросил не останавливаться на обед, сославшись на ноющую от обилия жирной пищи печень. Уважив просьбу, обедать не стали, только сменили лошадей. И к полуночи добрались до Петербурга.

На заставе их ждали. В ярком свете керосиновых фонарей сверкала начищенная медь духового оркестра, блестело золотое шитье на парадных мундирах выстроенного к торжественной встрече полка, не менее десятка генералов обсуждали вопрос о неуместности хлеба с солью… Готовились заранее!

— Сообщение о нашем прибытии передали по телеграфу, — объяснил Акимов в ответ на недоуменный взгляд и невысказанный вопрос французского императора. — Зная точное время убытия с почтовой станции и скорость передвижения, нетрудно высчитать. Государь Павел Петрович отрицательно относится к привычке держать людей на морозе.

— А он сам?

— Встреча назначена на завтра, Ваше Величество.

— Аудиенция, вы хотите сказать?

— Нет, именно встреча. Аудиенцию дают младшему, так что будем точными в определениях.

— А сейчас что делать?

— Если хотите, то могу показать город — в Санкт-Петербурге есть на что посмотреть даже зимней ночью.

— Спасибо, не нужно.

— Тогда едем в церковь.

— Зачем?

— Там на вас снизойдет благодать, и от лица Франции вы попросите помощи в защите от аглицкого нашествия. Само собой, небезвозмездно.

— Я так и подразумевал…

— Да, но приличия должны быть соблюдены, Ваше Величество. Алчность нам претит, но золото, ниспосланное свыше, совсем иначе выглядит! Из презренного металла становится благородным, да…

Наполеон по достоинству оценил словесные кружева майора Акимова. Действительно, платить все равно придется, но это предложение позволяет представить немалую контрибуцию как жест благодарности и не вызовет злорадных насмешек. А золото… Что золото? Его много еще лежит по европейским кубышкам, и нужно лишь потрясти. Генрих Четвертый когда-то оценил Париж в мессу… С тех пор французская столица несколько подорожала. Но пусть будет так, как будет!

Где-то на окраине Санкт-Петербурга.

Несмотря на позднюю ночь, в трактире «Лошадь в яблоках» довольно многолюдно. Заведение года два как облюбовано извозчиками, и закрыть его по позднему времени — лишиться прибыли, причем немалой. «Кумпанство партикулярного извоза и доставки сугубых грузов» исправно оплачивало выдаваемые своим работникам «сугревные билеты», да и сами они не прочь потратить полученную на чай копейку в оздоровительных целях. Но не допьяна, разумеется.

Сюда же стекались новости со всей столицы, и часто досужие сплетницы отваживались заявиться, дабы, проставившись штофом казенной водки, узнать вести из первых рук и с утра разнести их далее. Сегодня новость одна на всех.

— Слыхал, кум, Бонапартия привезли к государю на правеж?

— Эка! Да я же его как вот тебя видел! В двух шагах, только руку протяни!

— Ну?

— Не нукай, чо! Шибздик какой-то, а не Бонапартий.

— Махонький?

— Меньше некуда.

— Наш-то тоже невелик.

— Не сравнивай, дурень! Наш ростом в корень пошел.

— Это точно! — В голосе извозчика послышалась жгучая зависть и уважительное одобрение. — А Бонапартий?

— Его, вишь ты, досада взяла.

— Да ну?

— Чтоб мне на этом месте провалиться! А еще у нашего настойка особая есть, ее князь Беляков с Урала привозит…

— Правда?

— А ты думал! Почему обозы оттуда с большой охраной идут? Только из-за нее. Махонькая скляночка всего, а стоимостью в гору серебра. В Михайловском замке хранится, в особой комнате из железа, запираемой золотым ключом. У моей тетки там зять свояка двоюродного брата ее соседки истопником, ему доподлинно ведомо.

— Вон оно как…

— Так оно и есть. Бонапартий и войско-то привел, чтобы тайну золотого ключика выведать.

— Вот свинья!

— Не то слово, кум.

— И что теперь будет?

— Знамо что, обдерет наш хранцуза как медведь липку, как есть без штанов по миру пустит.

— И поделом.

— О чем и говорю. Но подштанники оставит — государь суров, но справедлив, дай Бог ему здоровья.

— Спаси его Господь! — согласился кум и поднял стакан на уровень глаз: — Выпьем за государя!

ГЛАВА 20

Санкт-Петербург. Михайловский замок.

— Вы хотите снять с меня последние панталоны, Ваше Императорское Величество?

Чем мне нравится Наполеон, так это способностью к обучению. Уж не помню, каким он был в иной истории, но в этой весьма недурственно разговаривает на русском языке, не избегая крепких выражений, а речь строит правильно и образно. Уважаю… хотя бы за это уважаю, больше вроде как не за что.