Михаил Михеев - Адмирал
– Это я уже понял. Я про другое. Рядом же и другие есть. Помоложе, поперспективнее. Да вон, хотя бы Вальман. Он вроде бы к тебе неровно дышал.
– А кто перспективнее? Сокурсники, которые стараются выглядеть, как истинные арийцы, говорят о превосходстве германской нации, смотрят на русскую свысока… притом что все мысли у них, как бы мне под юбку залезть? Или лейтенант, который в ту нашу встречу из машины не вылез, чтобы мне помочь?
– Работа у него такая, – вздохнул Колесников. – А так… Он мне вчера жизнь спас, а я, скотина такая, даже не поблагодарил.
– Работа у него такая, – усмехнулась Хелен. – Так что… А насчет возраста – так не такой уж ты и старый. Все зависит от точки зрения. Ну что, удовлетворила я твое любопытство?
Будем считать, что да, подумал Колесников, а вслух сказал:
– Хорошо. Тогда отдыхаем до завтра, а там… Там видно будет.
Следующее утро началось с визита к Гиммлеру. Хорошо еще, за ночь организм, взбодренный лекарствами и отдыхом, немного пришел в себя. Так что одеться по парадному, целомудренно поцеловать в щечку Хелен – и вперед!
Рейхсфюрер был не один. Помимо него в кабинете присутствовал Мюллер, который и сообщил интересную новость. Как оказалось, одного из убитых в перестрелке смогли опознать – числился он в полицейской картотеке, а берлинская криминальная полиция умела работать оперативно. А вот дальше начинались странности.
Во-первых, с криминальным прошлым (да какое-там особое прошлое, несколько драк и сопутствующие исправительные работы) этот парнишка давно завязал. Лет десять назад, примерно. Во-вторых, вступил в партию. В какую именно, Колесников даже не спрашивал, и так ясно, что не в Коммунистическую. Ну и, в-третьих, был он сейчас в армии. Если конкретно, то в люфтваффе, в каком-то наземном подразделении. Ну а когда начали рыть по этому направлению, то опознали и двух других кадров. Из того же подразделения орелики. Очень интересно.
– Грешите на Геринга? – мрачно поинтересовался Колесников, дочитав переданную ему пачку бумаг. Все же немцы в отношении документооборота – это что-то с чем-то. Все изложенное можно было разместить на одном листе. Ну, на двух или трех, но на дюжине – это уже чересчур. – Не слишком мне в это верится.
– Почему? – с интересом спросил Мюллер. Гиммлер сидел за столом, что-то черкал карандашом и в разговор, похоже, вмешиваться не собирался.
– А ему невыгодно это. У нас нормальные рабочие отношения, а придет кто-то другой – и как оно еще повернется, сказать сложно. На его влияние и власть я не покушаюсь, да и не смог бы, даже если бы захотел, слишком разные у нас возможности.
– Мы рассуждали примерно так же, – кивнул Мюллер. – Очень похоже, кто-то специально организовал покушение таким образом, чтобы бросить тень на Геринга. Иначе вас расстреляли бы еще на дороге, вместе с машиной. Откровенно говоря, мне с самого начала показалась странной ошибка пулеметчика. Но слишком уж демонстративно организаторы изображали из себя дураков. И перестарались.
– И… кто?
– Пока не знаю. Но докопаюсь обязательно.
Колесников вздохнул. Этот да, этот докопается. Почему-то Мюллеру он верил.
Разговор с Гиммлером начался после того, как Мюллер покинул кабинет. Вначале рейхсфюрер вставил адмиралу здоровенную дыню. Причем сделал это в крайне интеллигентной манере, Колесников в жизни так не умел. Вроде бы и вежливо, вроде бы даже похвалил, а уши покраснели так, словно он не пятидесятилетний адмирал и не глубокий старик-математик, а нашкодивший мальчишка. А все из-за неправильно построенного разговора с Гитлером. Правда, углы позже удалось немного смягчить, но все равно, лишние проблемы никому не нужны. Гиммлер, как оказалось, тоже не особенно жаждал воевать. Пока, во всяком случае. В отличие от фюрера, он не сидел в окопах, но теоретическую подготовку имел лучшую и расклады представлял более реально. Однако и идти против Гитлера в подобных вопросах не собирался, так что невовремя выразивший сомнение адмирал свою порцию люлей получил.
Зато потом Гиммлер начал интересоваться разговором с Герингом. Очень серьезно интересоваться. Пришлось ответить, честно сказав, что, во-первых, обсуждали перспективы войны против Советов и вопросы взаимодействия армии и флота, а во-вторых намечающуюся операцию против Великобритании. Даже кое-какие выкладки пояснил, максимально упрощая, чтобы не особенно сведущий в морских делах рейхсфюрер понял. Тот, надо сказать, будучи человеком, умом не обделенным, выразил полный одобрям. На этой позитивной ноте они и расстались.
Дальше у Колесникова выдался невероятно насыщенный день. Вначале он вытребовал у командования три дня отпуска. Командование, правда, и не возражало – все же положение героя и человека, лично докладывающегося фюреру, имело свои прелести. Затем – в банк. А потом – снять телефонную трубку и договориться о встрече с бывшим одноклассником.
Все же Лютьенс, в отличие от многих коллег, вышедших из старой аристократии, умел пользоваться кое-какими преимуществами неблагородного происхождения. К примеру, он не стал законченным снобом и поддерживал связи со старыми приятелями, что иной раз могло весьма пригодиться. Вот как сейчас, например.
Клаусс Майер, человек во всех отношениях серый и скучный, вел спокойную жизнь добропорядочного мелкого буржуа. Недвижимостью торговал – этакий риелтор, каких адмирал насмотрелся в прошлой жизни, с поправкой на германский менталитет. Лютьенс не то чтобы общался с ним, но и связь не терял. К взаимной, надо сказать, выгоде. Например, два года назад Клауссу потребовалась помощь – сын сестры жены, от великого ума вышедшей замуж за еврея, попал в трудное положение из-за своего происхождения. Проще всего было бы ему не афишировать отцовских предков, а податься, к примеру, в армию. Брали туда всех подряд, и если человек утверждал, что он немец, ему верили на слово. Но – лопухнулся… Адмирал помог. Озадачил кое-чем обязанного ему штабного умника, тот нашел лазейку в правилах, мальчишку приняли на службу. Затем рапорт непосредственного начальника о незаменимости конкретно этого еврейчика – и вот он уже вполне полноценный гражданин Германии. Кое-какие ограничения, правда, есть, но именно что кое-какие. Во всяком случае, жизни и здоровью, пока нет войны, ничего не угрожает, и до фельдфебеля, к примеру, дорасти можно вполне. Пришлось для этого, правда, немного повоевать во время французского похода, ну да это уже мелочи.
А теперь пришло время Майеру помогать старому знакомому. Не без пользы для себя, кстати. Порылся в картотеке, нашел хороший вариант – и занялся делами адмирала, обещав устроить все максимум за сутки. Ну, а сам Колесников, быстро решив еще несколько мелких вопросов, сделал то, чего никто не ждал от немецкого адмирала, пускай даже эксцентричного, – отправился в больницу, навестить раненого.
Появление адмирала в обычной палате наделало переполоху. Вальман попытался изобразить нечто строевое, причем лежа – вставать ему врачи пока запрещали. Правда, как сказал врач, ничего страшного не произошло. Пулю извлекли, рану зашили, заражение крови от набившейся в нее грязи предотвратить удалось. Крови, правда, потерял много, но в больнице имелся неплохой запас, переливание сделали вовремя. Так что полежит недельку – и встанет на ноги, никуда не денется.
Шофер, прикомандированный ведомством Гиммлера, с неохотой тащивший коробку с фруктами и всякими вкусностями, которых ни в одной больнице не найдешь, аккуратно поставил подарки на стол и быстро покинул палату. Колесников поздравил лейтенанта с присвоением очередного чина (сам вытребовал у Гиммлера) и тоже ушел, чтобы не трепать нервы окружающим. Все, формальности выполнены, теперь можно было и отдохнуть.
Хелен в гостинице не оказалось, но Колесников и не удивился – в конце концов, она предупредила, что поедет к родителям. Да и, честно говоря, ему самому хотелось отлежаться. Зато на следующий день он подрулил прямо к редакции ее газеты и, произведя небольшой фурор, похитил смущенную девушку прямо из-за стола. Возражать, естественно, никто не осмелился.
– Машину водить умеешь? – весело спросил он уже на улице.
– Ну… да. Только своей пока нет, не заработала еще.
– Это-то я знаю. Такой, к примеру, нравится?
Вишневый «Мерседес» выглядел шикарно даже по меркам двадцатого века. Здесь же этот кабриолет с откинутой по случаю теплого дня крышей всю дорогу заставлял редких прохожих оборачиваться и с завистью провожать его взглядами. Девушка вздохнула:
– Замечательная машина.
– Ну так садись. Да не сзади – за руль. И не вздумай отказываться – от чистого сердца подарок.
Интересно, обратила ли она внимание на русский оборот про сердце? Пожалуй, что и нет, настолько была ошарашена. И отнекиваться начала только оказавшись за рулем. Видать, прикосновение к лакированному красному ободу привело ее в чувство. Пришлось скорчить зверскую рожу, пояснить, что от его подарков отказываться не стоит, а то он вот прямо сейчас возьмет, да разобьет всю эту красоту о ближайший фонарный столб. Подействовало. Однако главный шок для девушки был еще впереди.
