Старые недобрые времена 1 - Василий Сергеевич Панфилов
— Ать-два… — и он поворачивается то на-але… то на-апра…
Не думая, не рассуждая. Мыслей в голове никаких, есть только непроходящая усталость — такая, что даже есть не хочется, а в сон проваливается, стоит только прилечь. Как в колодец… и ничего потом не помнит, разве только то, что снилась какая-то дрянь, но впрочем, и вокруг такая дрянь, что разницы никакой.
За минувшие две недели он, с детства выученный танцам и фехтованию, научился маршировать и жонглировать ружьём так, что, пожалуй, какой-нибудь строевик, увидев такое, прослезился бы и облобызал ополченца. Но пока — так…
— А-атставить! — и приклад ружья со стуком опускается на землю, а сам Ванька, замерев, смотрит в пространство оловянными, невидящими глазами.
— Ну… — подошедший Маркел Иваныч обошёл его вокруг, — на человека начинает походить! Кхе… так что, Сильвестр, не забывай его гонять, потом спасибо скажет!
Прежде, наверное, в голове попаданца ворохнулось бы хоть что-то, но сейчас — одна звенящая пустота. Ни-че-го…
Во время очередного заход в тоннель, Ванька, чувствуя, как его начинает настигать приступ клаустрофобии, дополз, и лёг в нишу, выдолбленную когда-то для хранения инструментов, воды и всего, что только может понадобиться сапёрам.
Прерывисто дыша, он попытался успокоиться, тщетно представляя себя то на поляне в лесу, то в горах, но выходит… да можно сказать, никак не выходит. Паника, сдерживаемая только усилием воли, да памятью о том, что альтернатива всему этому — жестокие побои, а потом бруствер, рвётся наружу.
' — Дышать, размеренно дышать, — мысленно повторяет он, как мантру, — я на поляне в лесу…'
Он услышал какие-то звуки впереди, но, и так-то с трудом удерживаясь в сознании, не обратил на них никакого внимания.
' — Дышать, дышать…'
— … чёртовы кротовьи норы, — услышал он сдавленное…
… не сразу поняв, что сказано это было на французском.
— Под самой батареей заложим, — и ещё несколько слов, которые, в контексте сказанного, можно понять о минировании… и французских сапёрах.
А потом его накрыл приступ клаустрофобии, и страх оказаться погребённым заживо, и ярость на поручика Левицкого, на Маркела Иваныча, на дядьку Сильвестра…
… и он, кусая до крови губы и не замечая того, вытащил из ножен узкий кинжал, змеёй заскользил вслед французским сапёрам.
Несколько мгновений… или часов, а может быть, и веков, и Ванька бесшумно, но очень быстро бросил себя вперёд, накрывая крайнего из французов своим телом и вонзая кинжал ему в затылок — так, как когда-то волкам.
Не теряя времени, он бросился, задевая плечом земляную стену, на следующего, почти успевшего повернуться, отреагировать… но почти — не считается, и узкое лезвие вонзилось в висок, ломая тонкую кость…
… а потом на него обрушилось тяжёлое тело, и Ванька успел, не увидев даже, а почувствовав, перехватить руку с ножом. Завязалась та схватка, которую невозможно описать хоть сколько-нибудь подробно, и можно говорить только об эмоциях, накале чувств и озверении.
Француз начал было брать вверх, его тяжёлое, нечистое дыхание явственно напомнило попаданцу Маркела Иваныча… что странным образом придало ему не сил, а скорее — озверения, и, рванувшись вперёд, он зубами вцепился врагу в лицо!
Короткий вскрик, секундная заминка… и Ванька, вырвав руку, заработал кинжалом со скоростью швейной машинки. А потом, скинув с себя тяжёлое тело, пополз к выходу, к воздуху, к свету…
— Ф-французы, — выдохнул он прерывисто в незнакомое офицерское лицо, — там…
Короткий взмах рукой.
— … взорвать хотели, — прерывистый сиплый выдох, — а я их… трое было.
* * *Наградили его, вручив перед строем ружьё. Почти торжественно.
[i] Гомосексуализм в армии Российской Империи (о Европе отдельно) явление частое. В высших кругах Российской Империи гомосексуализм не считался большим грехом, скорее пикантной забавой. А оттуда, сверху, эта «забава» пробралась в Пажеский Корпус, Училище Правоведения, кадетские корпуса и далее вниз.
Часто бывало так, что если командир полка (дивизии, батальона, роты) имел гомосексуальные пристрастия, то голубела и часть. В Гвардии, к примеру, это было особенно заметно.
[ii] Автор не нагнетает, подобное наказание ШИРОКО (согласно воспоминаниям современников, в том числе и офицеров) применялось и в ПМВ, а в описываемое время отношение к солдатам было намного более жёстким, а скорее даже — жестоким.
[iii] Штабс — здесь штабс-капитан Александр Васильевич Мельников, руководивший сапёрными и земляными работами на Четвёртом Бастионе. В офицерской среде он получил прозвище «обер-крот».
[iv] Мнение автора не всегда совпадает с мнением Героя. Своего Героя за такие мысли я решительно осуждаю, а сам мыслю правильно, согласно законодательству РФ.
Глава 7
Дух товарищества
— Вот, угощайся Ванятка, старуха моя наготовила, — суетится дядька Лукич, потчуя подростка немудрёными яствами, — Как узнала, што я к тебе засобирался, так только руками всплеснула, и такую, скажу тебе, суету навела!
Он дробно засмеялся, но почти тут же смущённо замолк, и, крякнув, покашлял, дёрнув себя затем за изжелта-сивый, прокуренный ус.
— Да ты ешь, ешь! — спохватился он, — Не думай, не последнее! Лето чичас, небось не пропадём! Здеся тебе не Расея, всё из землицы так и прёт! А у нас жа со старухою садочек, и такое тама растёт, што иной из дворян в Расее, особливо кто победнее, так и позавидоват небось!
— На-кось вот… — старик протянул кусок хлеба, а потом, то и дело то кусая губу, то дёргая себя за ус, смотрел, как Ванька ест уху, придерживая на коленях укутанный в сто одёжек, чтоб не остыл, приземистый низкий горшок.
Открывая иногда рот, он, кажется, порывается что-то сказать, но замолкает, снова дёргая себя с досадой за ус, неприязненно поглядывая на солдат, отдыхающих чуть поодаль от вечных, непрекращающихся земляных работ.
— Ну ты как здеся? — поинтересовался он, — Не обижают?
— Всё хорошо, — растянул губы в улыбке попаданец, но старик почему-то только
