Я – Распутин. Сожженные мосты - Алексей Викторович Вязовский
Обговорили игру на бирже. В первую очередь – балканский кризис. Государственные бумаги Сербии, Австро-Венгрии к продаже, Англию покупаем. Желательно в кредит. Это если получится привлечь финансирование. А вот закладные на зерно – продаем в короткую, с выкупом. Следующие два года в России – весьма урожайные, хлебушек рекой потечет в Европу. Цены упадут. На этом тоже можно будет заработать.
– Самое главное – запомните дату. Седьмое ноября.
– Биржевой крах?
Щекин напрягся, Варженевский достал блокнот.
– Нет. В казино Монте-Карло шарик тринадцать раз упадет на зеро.
– Рулетка?! – озадаченно протянул Сергей Алексеевич.
– Она самая, милай. Пришлю вам боевиков для защиты – езжайте, играйте. Выделяю двести тысяч на сие мероприятие.
Про необычное, «сатанинское» зеро я читал у Толстого – дата запала в память. День революции все-таки.
– Без двух миллионов не возвращайтесь… – я погрозил пальцем. – Ежели выиграете три, полмиллиона ваши.
– Выиграем и больше, – уверенно произнес Георгий. – Если прогноз верен…
– Было мне видение! Не ошибаюсь.
– Будем играть с нескольких рук, – почесал в затылке Варженевский – Позовем в зал журналистов, дабы владельцы казино не пошли на попятную. Нет, вполне реально забрать выигрыш.
Банкиры повеселели.
– Касаемо тебя… – я ткнул пальцем в капитана. – Как восстановим капитал, возьмешь в ЦРБ кредит, купишь у немцев торговых кораблей, пустишь их по Кильскому каналу, возить что-нибудь. С коротким плечом.
– Да там всю торговлю чухонцы держат, – махнул рукой Стольников. – Не будет выгоды.
– А она мне и не нужна. Треба, чтобы корабли твои в канале примелькались…
Капитан пожал плечами, кивнул.
Пообсуждали еще, куда размещать купленные заводы – оптический, два авиационных, моторный и химический. По последнему ясности еще не было, переговоры с манагерами Ротшильда только должны будут состояться, но место надо заранее готовить. Химия – это же про сырье. Значит, надо размещать максимально близко к месторождениям.
И с этим у меня и у самого не было ясности – надо искать. А для этого скорее ехать в Россию. Но Вену тоже хотелось посмотреть. И… оценить. Сможем мы быстро «сломать» австрияков. Или не выгорит. Одна осада Перемышля чего стоила. «Вторая Плевна».
В поезде посадил Лену шить. Ну а как иначе ее заткнуть и заставить заняться делом?
Эсерка укоротила мой кожаный пилотский макинтош, подшила его. На правое плечо наметала герб Российской империи. Я же занимался очками-консервами. Присобачил их на самодельный шлемофон.
Посмотрел, что получилось у Лены, тяжело вздохнул. Да, не шедевр. Потом закажу настоящий «бомбер», из толстой дубленой кожи, с подкладкой из стриженой овечьей шерсти. Само собой отложной воротник, с молниями на манжетах и утягивающим ремнем на поясе. Блин… А молнии-то еще не изобретены! Или изобретены? Кажется, молнию придумал какой-то американец еще в прошлом веке, как застежку для обуви. Но она оказалась сложной, простую форму из змейки со звеньями допилили шведы.
Я взял в руки бумагу и карандаш, набросал эскиз.
– Вот, сходи в Вене к патентному поверенному, запатентуй такую штуковенцию. Видел на обуви в Лондоне, но очень криво сделано было. Можно проще.
– Для чего это? – удивилась Лена.
– Для одежды. Вместо пуговиц.
Ну откажут в патенте – ничего не теряем. А вдруг шведы еще не придумали?
– И как это работает?
– По змейке едет вот такая застежка, соединяет звенья.
– Удивительно!
Эсерка бросила шить, начала вглядываться в рисунок.
– А еще что-нибудь придумай!
Эх, была не была. Рисую классический женский бюстгальтер с застежкой сзади и спереди.
– Ой! – Лена прижала руки к лицу. – Это же…
– Да, женское белье. Новое. Видел, как ты мучаешься по утрам с этими нижними рубашками и подъюбниками… Вы же сами на манифестациях кричите – долой корсеты!
Лена молчала, вертя листик так и сяк.
– Ну? Берешь?
– Беру!
В изобретениях и разговорах доехали. Поезд с положенными свистками втягивался в дебаркадер Вестбанхофа, сильно напоминавшего треугольной крышей Манеж в Москве. Правда, полное сходство рушили восьмигранные башни по бокам и пристроенные справа-слева здания вокзала или путейских служб.
Встречали прямо по-королевски, чую руку Фергюсона, непризнанного гения пиара. Дудел оркестр, поперек всех перронов висел транспарант «Да здравствуют русские летчики – покорители воздушного океана!» или что-то в этом духе, я в немецком не очень силен. Лена перевела, я верно угадал – ура-ура, небывалое достижение, первый человек над Ла-Маншем, в общем, все как положено. Толпа с цветами тоже присутствовала, журналисты теребили блокнотики и карандашики, фотографы расставили свои штативы и сжимали магниевые вспышки, готовые пыхнуть, как только я выйду из вагона.
Ну я и вышел – в кожанке с гербом, в шлемофоне с очками, орел мужчина. Толпа как-то слишком организованно взревела, не удивлюсь, если Кристиан нанял театральных клакеров, и подалась ко мне с целью забросать цветами. Первым поспел худой в клетчатом костюме парень лет двадцати пяти, отрекомендовавшийся Иоганном, знакомым Фергюсона.
Но все чуть было не испортила маленькая группка сбоку, которую я поначалу тоже принял за встречающих. Это потом мне объяснили, что они выползли с антиславянскими лозунгами. Вообще, у австрийских немцев сейчас положение хуже губернаторского: империя громадная, но половина, Транслейтания, строго под венграми – собственно Венгрия. Трансильвания, кусок Словакии, Хорватия и Словения. А во второй половине, Цислейтании, вроде как австрийской, две трети тоже славянские – славяне! От Триеста и сербских земель до Богемии с Моравией и такого подарочка, как Галиция. Вот и получается, что нация-то титульная, но в явном меньшинстве, меньше четверти населения империи. Оттого у них всякие мысли завиральные – то взять чехов за шкирку и принудительно онемечить, то бросить к черту всех славян и немецкими землями слиться в аншлюсе с Германской империей… И, разумеется, всякие радикальные националисты при таком раскладе самозарождаются, как мыши в тряпках.
Группка выглядела вполне однородно – приличная одежда, на шляпах у всех черно-бело-красные ленточки и кокарды, то есть германские цвета. И по васильку в петлице, любимому цветку императора… нет, не Франца-Иосифа, а как раз Вильгельма. Символ пангерманистов. Но почему-то орала «Хайль!» и стояла под плакатами, как позже перевела Лена, «Немецкая рабочая партия Австрии».
От них отделился грузный дед с наполовину седой бородой и начал неразборчиво орать мне прямо в лицо. Не знаю, может, хотел чего, но мне очень не понравилось, что он при этом еще и палкой махал у меня под носом. Ну я ее и выхватил у него из руки, да и зашвырнул через платформу, на пути. Самого деда сдвинул в сторону – благо боевики помогли – и пошел к толпе, которая быстро затерла группку, завопившую «Фюрер!
