Андрей Архипов - Поветлужье
Стоявшие вокруг отяки засмущались и, переглядываясь меж собой, вытолкнули в круг рыжеватого курносого воина:
- Исполать тебе, Пычей, - начал он, переминаясь с ноги на ногу, - Гондыр меня прозывают. Помнишь ли?
- В одном ряду с рогатинами стояли, как не помнить... И тебе исполать...
- Мы меж собой ранее о том же говорили, но не с кем совет держать было, как поступить нам. Старейшины то наши токмо о добычи ныне мыслить могут. Ты же староста, хоть и соседнего поселения...
- А то не из одного семени наши роды вышли... - ответствовал Пычей, - для наших трех поселений всегда был один покровитель.
- Потому и спрашиваем тебя сей миг, как быть нам? Как поступить со старшими родичами нашими? Прогнать невместно, да и совестно было бы... И как добычу обратно забрать? Воины в том дележе тоже присутствие имеют, как бы замятни не было. Не простим себе, аже кровь прольется, - сумрачное лицо Гондыра только подчеркивало серьезность происходящего.
- Одно скажу, - чуть задумавшись, ответил Пычей, - отнестись к старшим надо со всей вежей, а ответ за меня Терлей даст. Потому как воин он у нас не последний, да и помоложе многих будет. Ему дале жить, ему и решать, как и сказывал я.
Ошарашенный таким развитием событий, Терлей неожиданно оказался под пристальным взглядом многих людей. Первое мгновение он пытался придумать что-то умное, но только вспотел от усилий. А потом неожиданно успокоился. Неужели Пычей дал бы ему слово, если бы ожидал от него что-то неожиданное? Да нет, конечно, надо просто ответить что думаешь.
- Уходить вам надо, - начал он, - уходить из родов тем, кто защиты для семей своих желает и кто силы свои на это не пожалеет отдать. К себе в род возьмем. Отстроимся у нас, али в месте, где деяния мастеровые зачинились. А воршуда, хранителя рода нашего со всеми почестями и обрядами в каждую новую молельню проводим. Святыни то у тебя, Пычей?
- В сохранности оне, - ответил тот и улыбнулся, поддержав кивком воина.
- А оставшейся добычей воинской со всей вежей их, - Терлей кивнул на поляну, где до сих пор шел дележ, - попросим поделиться. А не захотят, браниться не будем, так уйдем. Воевода наш походный не одобрил бы, аже мы раздор в родах учинять бы собрались. Так мнится мне... Серьезное это дело, однако все же надо собирать людишек, кто готов на уход. Самим о женах и детях подумать, аже разум старейшинам застило. А как посчитаем здесь всех, кто с места готов сняться, то и к верхним заглянем.
- И то верно, - Гондыр аж прихлопнул кулаком о ладонь от досады, что не он такое придумал, - токмо думаю, что не долго кочевряжиться без нас они тут будут. Ежели все те, о ком мысль имею, гурт покинут, то не мы из рода уйдем, а род от выживших из ума.
- На том и порешаем, - прокашлялся Пычей, - то были речи не отроков малолетних, но мужей, за дела свои отвечающих.
***
- Говоришь Тимка, что удобно тот холм расположен? - спросил сына Николай.
- Холм сам не очень высокий, но зато вытянут вдоль речки, воды в достатке будет, - по взрослому начал докладывать Тимка, видя, как серьезно его мнением интересуются. - Сосновый бор редкий по этому холму стоит... Красивые такие сосны, раскидистые, срубать жалко будет. Да и не нужно, наверное, - спохватился он, - рядом еще такой же лес стоит по низине, погуще правда. Если запруду поставить, то заливаться по весне то место будет, как раз под огороды пойдет вырубка. И всего-то полкилометра вверх по течению будет отсюда.
- Поясни-ка малец, сколь шагов до того места? - встрял в разговор Фаддей, старшина плотников, уже немного оправившийся после ранения и теперь, пока совсем не заросла рана, понемногу кашеварящий около костра.
- Так я и говорю... - начал Тимофей, - ой... Саженей триста-четыреста, если по прямой идти, а с петлями чуть поболее.
- Знамо мне то место, бывал в прошлом годе, - согласился Фаддей. - Дале и места ягодные есть и охотой прокормиться можно, покуда зверье не разогнали. По душе мне оно и размахнуться там есть где. Со старостой али с Трофимом Игнатьичем совет держать надо будет и зимовье рубить.
- Думаю, что еще в одну весь это зимовье перерастет, - подвел итог Николай, - но да это все потом. Ну что, поснидали, опять можно за работу. Как там болеющие, кстати, а? Тимофей?
- Вовкин отец там не на шутку развернулся. Половину лагеря уложил в постель, ну... на лапник, шкуры из веси притащили, в общем, лечит во всю. Отваром из сосновых почек поит, всех повязки заставил одеть и сам в ней ходит. Кто-то даже сопротивлялся поначалу, руки попробовал распустить, так дядя Ваня так на него цыкнул, как раз перед тем как уехать, что тот теперь стелется перед дядей Славой как не знай кто... А наш егерь теперь что, командует, как Трофим Игнатьич?
- Да, есть такое дело. - Николай опрокинул в рот берестяной туесочек, допивая оттуда последние капли взвара, - спас он нас, Тимк. Охотники прямо сказки про него рассказывают, сам то он молчит все больше. Говорит, будет время, расскажу поподробнее. А ребятки то как?
- Плохо пока, слегли все, кроме меня и Вовки, - удрученно ответил Тимка, - но вроде выкарабкаться все должны. Вячеслав Владимирыч так им говорит.
- Понятно... - вздохнул Николай, - ты, Тимк, беги поутру к Михалычу в весь, он очень просил обсказать, ежели ты что найдешь...
В лесной лагерь на железное болото Михалыч и Вячеслав прибыли вечером того же дня, когда чужаки были окончательно добиты. Два суток назад. С ними были и двое буртасов. Алтыш, пленный десятник, сразу кинувшийся к своему племяннику, и Ишей, которому, как ни странно, егерь позволял почти все. А тот сразу стал совать свой нос во все щели, как мол, заготовки для плинфы сушите, да как руду собираете, да почему такое колесо делаете. И нет бы советы какие дал... Судя по всему, и сам то толком ничего не понимает. Любопытство, знать, свое удовлетворял. Ну, да не жалко, никаких секретов тут особо не было. А вот Вячеслав поведал подробнее о болезни, поразившей весь, о которой ранее уже принес известие один из охотников. Лекарь тут же пошел по лагерю и, вернувшись через полчаса, забрал всех плотников, несмотря на их причитания о недоделанном водяном колесе. Пока не стемнело, он их заставил срубить крытый навес в стороне от лагеря. При этом Михалыч объявил, что указания Вячеслава все должны выполнять без всяких отговорок, а то будут дела иметь с ним или с самим Трофимом Игнатьичем. Мальчишки же начали таскать под навес горы лапника. После этого лекарь начал ходить по лагерю и отбирать людишек с признаками кашля и жара. А народ то, что думал перед этим? Ну, простудился, в лесу ночуя, так на все воля божия. В веси то куда хуже приходится, ворог у ворот стоит. А оно вона как оказалось... Мор... Страшное слово. В помощь себе Вячеслав взял Агафью и несколько баб, с кем прежде имел дело, собирая лекарственные травы. Объяснив им что делать и поставив принесенный котел на огонь, засветло успел зашить рану у Фаддея и посмотреть Фросю, которую положил в отдалении от заболевших. С той он провозился довольно долго, обрабатывая рану, но отошел от нее все равно неудовлетворенный. И только на следующий день решился заняться иссечением, чтобы проверить, не загноилось ли, уж больно не нравились ему припухшие с одной стороны края. Выдавив успевший скопиться гной, обработав своими отварами рану и наложив сухую повязку, Вячеслав уже с чистой совестью похлопал ее по колену, одобрительно оценив, как Фрося перенесла копание в своих внутренностях:
- Вот, кабы вои так же сносили операцию, как ты, а то иные и хнычут, меду просят. Может тебе опосля дать медку-то? Или еще чего попросишь?
- Да я бы попросила, ягодка моя, только совсем о другом, да и не тебя, дай только срок подняться на ноги, - выдохнула Фрося, откинувшись на спину.
- Уж и ягодка сразу... И кого же ты и о чем попросишь?
- Ягодка, ягодка... Мне ж тебя только сжать посильнее, сразу соком в руках моих брызнешь, вона какой... хрупкий. А сказывать про спрос я тебе не буду, а то одному такому намекнула, так он тут всех ворогов побил, абы улизнуть от меня. Опытная я ныне, сразу брать буду под белы ручки и в кустики, а там ужо и... сладим что...
- Ну, ну, ты давай помолчи лучше, тебе отдохнуть надо, а не о кустах пока думать, - сразу раскусивший ее попытки хорохориться таким манером, Вячеслав уложил Фросю поудобней и накрыл одеялом, - засыпай, сон лучшее лекарство...
- Вот-вот, как засыпать, так в одиночку... - устало пробормотала та, закрывая глаза...
- Какие твои годы... - Вячеслав покачал головой и пошел по остальным болящим. Так и ходил все дни от одного к другому. Обтирал уксусом, чтобы снять жар, поил отварами, постоянно экспериментируя с составами травяного сбора, но все-таки за всеми не уследил... Дети свалились все, однако к концу второго дня их состояние почти не внушало опасение. Высокая температура, продержавшись один день, пошла на спад. Видимо молодые организмы, выросшие на природе и не подвергнувшиеся атакам антибиотиков, обладали сильным иммунитетом, который заглушал привнесенный вирус. А вот самые старые сначала чуть кашляли, особо ни на что не жалуясь, а потом их состояние резко ухудшалось. Да так, что ни отвары, ни обтирания с болезнью не справлялись, и четверых уже пришлось похоронить. Четверых чужих для Вячеслава старых женщин, которые при этом были чьими то матерями и бабушками, на чьих руках воспитывались внуки, лежавшие в горячке тут же. Когда жертвы для вас чужие, то это статистика. Однако Вячеслав уже принимал этих людей близко к сердцу, переживая за свои просчеты и всегда провожая в последний путь, который проходил сразу же после кончины, не дожидаясь установленного христианскими обычаями третьего дня. И он уже не раз возносил в душе молитву, радуясь, что эта эпидемия обошлась столь малыми жертвами, и сожалея, что не захватил с собой в лес самый простой и дешевый набор лекарств. Тогда бы о смерти и речь бы не шла. Кто в детстве не мечтал заболеть, чтобы не ходить в школу? А в этом времени такое желание вполне могло бы привести и к смертельному исходу. Имея - не ценим, потеряв - плачем... Завидуем, смотря на чужое, и при этом совершенно не храним свое... Увы, человек не меняется, меняются его возможности, которые на данном временном отрезке были у Вячеслава очень ограниченны. Был бы чуть страшнее вирус, и людей не спасло бы никакое чудо.
