Иван Евграшин - Стальной Лев Революции. Начало
Один из них, Вениамин Михайлович, был раньше банкиром в Америке, до Октябрьской революции жил в САСШ, где руководил банком, якобы разорился и был вынужден жить в бедности. После революции, в 1918 году, по вызову Якова Свердлова вернулся в РСФСР и был назначен Наркомом путей сообщения, но на этом посту пробыл совсем недолго и проявил себя неудачно. Сейчас состоял при своем брате Якове. Другой брат — Пешков Зиновий Алексеевич, был личностью интереснейшей. Приемный сын Горького, порвавший с Россией и живший во Франции. Офицер французской армии, он периодически приезжал к Колчаку.
«Еще бы. Белочехи же, официально — часть французской армии».
Иосиф Виссарионович вспомнил, как после покушения на Ленина и во время болезни вождя, Свердлов категорически отказался провести избрание временного исполняющего обязанностей председателя СНК и сам лично выполнял его функции, работая в кабинете Ленина и подписывая за него документы, как он проводил заседания СНК. В это время он и объявил о терроре. Мысли приняли другое направление.
Картина получалась очень странная и вариантов, объясняющих действия товарища «Андрея», Сталин выделил два.
Первый — Свердлов просто больной человек с маниакальными наклонностями и его надо отстранять от работы и лечить. Но этот вариант с одной стороны был слишком прост и, в какой-то мере, очевиден, а с другой не отвечал как личным наблюдениям Иосифа Виссарионовича, так и тому, что он знал и слышал о Якове Свердлове от других людей. Но, главное, этот вариант, отвечая на вопрос — почему, не отвечал на вопрос — зачем. То, что Яков Свердлов с маниакальным упорством и очень последовательно проводил в жизнь некую политику, становилось, очевидно. Товарищ «Макс» был совершенно не прост, и множество его псевдонимов подтверждало это в том числе.
«Был бы просто маньяк, поехал бы и расстреливал лично, — думал Сталин, — Нет. Здесь все не так. Не едет, не стреляет, а действует чужими руками. Настоящий англичанин прямо, да с братьями такими интересными».
Второй вариант, начавшийся складываться в голове, не только был, объясним и логичен. Он объяснял главный вопрос — зачем. И это было ужасно.
Логическая цепочка рассуждений привела к тому, что мозаика начала складываться перед глазами Наркома национальностей. Картина получалась настолько страшная, что Сталин даже растерялся в первый момент. Мысли разбегались.
Пройдясь по комнате и прикурив в очередной раз Иосиф Виссарионович решил поиграть в игру вопрос-ответ, иначе не получалось структурировать мысли. Он взял лист бумаги, карандаш и, сев за стол, написал:
1. Борьба с казачеством.
2. Постановление о красном терроре.
3. Казнь Каплан без суда и следствия.
4. Самоуправство во время болезни В.И.
5. Покушение на В.И.
6. Расстрел Царя и его семьи.
Тут он хмыкнул.
«Почему расстрел? Скорее убийство. Зачем себя обманываешь, Иосиф?» — сказав себе это, он продолжил писать.
7. Гражданская война в деревне.
Поставил цифру восемь, задумчиво посидел и зачеркнул ее.
После чего приписал на листе одно слово «Зачем» и поставил знак вопроса.
Он еще несколько минут сидел и смотрел на лист с вопросами, а потом постепенно начал на них отвечать.
Получалось следующее.
Свердлов в течение года, будучи вторым лицом в государстве, планомерно проводил политику уничтожения крестьянства и казачества, причем не только богатого, но и вообще любого. Иначе, никакого смысла в решении крестьянского земельного вопроса именно за счет казачьих земель не было. Кроме одного — столкнуть крестьян и казаков для разжигания обоюдной ненависти. А так как это только разжигает Гражданскую войну, время мирного строительства отодвигается на неопределенное время. При этом Республика лишается самого главного и насущного — хлеба. И именно хлеб был сейчас главной проблемой, а политика, проводимая Свердловым, лишала страну возможности решить хлебную проблему быстро. Кроме того, в результате страна лишалась как трудовых ресурсов, так и их нормального воспроизводства, не говоря уже о производстве продукта, в данном случае — хлеба. А, учитывая, что одним из основных экономических принципов марксизма является принцип примата производства средств производства, которое единственное обеспечивает непрерывный рост народного хозяйства, подобная политика уничтожает возможность быстрого перехода хозяйства страны в новое качество. Отбрасывает на десятилетия.
Уничтожает и людей и хлеб.
Сталин еще раз обдумал вывод и решил, что тот непротиворечив.
«Что же, продолжим», — он зачеркнул первый пункт.
Немного поразмышлял и зачеркнул второй.
С Каплан вообще странно получилось. Версий много, но вот проверить ни одну не возможно. Единственное, что можно сказать точно, это странное, нетоварищеское, непартийное поведение Свердлова. «Постановление о красном терроре», продавленное им во ВЦИКе, удивительным образом подтверждающее первый пункт.
«Неужели он устроил покушение на Владимира Ильича, а потом убрал исполнителя? — думал Иосиф Виссарионович, — Недоказуемо, но ведь свое Постановление он принял. Что же получается? Покушение на Ленина, для того чтобы захватить власть? Не получилось. Так он под шумок продолжил то, чем занимался, воспользовавшись болезнью Ильича? Недоказуемо, но очень похоже».
Сталин зачеркнул все пункты кроме шестого и задумался над ним.
«Зачем нужно было убивать царя? Привезли бы в Москву, осудили бы на открытом процессе и повесили бы, если уж так приспичило. Могли отпустить в ту же Англию, у жены там родственники. Поторговались бы еще. Бездарно и сумбурно как-то. Вместо этого сделали из бездаря Мученика. Умно поступили».
Иосиф Виссарионович поднялся со стула и опять принялся расхаживать вокруг стола.
Вывод, который он сделал, говорил о том, что убийство царя и его семьи осуществлено, именно с целью поссорить Россию и Англию, а значит и со всей Антантой окончательно. А для чего?
Ответ был прост — русский хлеб и рынок в Европе. Голодная, уставшая от войны Европа, тоже хотела хлеба. Взять его можно было в аграрной России. Это было легче всего, но только при наличии порядка в стране и этого самого хлеба.
«А сейчас ни того, ни другого, — Сталин, смотрел на написанное и еще не зачеркнутое слово „зачем“, — А скоро будет и некому».
Получалось, что американцы таким вот, не сказать, чтобы очень сложным путем, лишали Россию порядка, мира, хлеба, денег, людей и при этом выводили свои продукты на новые рынки сбыта и закреплялись там, на неопределенный срок.
«Молодцы! Все-таки семейные дела — это что-то. Один брат — „бывший“ американский банкир, второй брат — французский офицер, третий — практически глава страны. Как все просто», — Иосиф Виссарионович остановился и восхищенно покрутил головой.
Через одного из братьев продвигала свои интересы некая группа заинтересованных лиц, второй, офицер Антанты, периодически появлявшийся в России, скорее всего, осуществлял связь с Яковом, через Вениамина Свердлова, и координировал действия, а белочехи были только прикрытием, третий старался в силу способностей и испорченности.
Иосиф Виссарионович продолжил рассуждать про себя и задавать вопросы.
«Ради чего белочехи рвутся домой именно через Архангельск? Могли же поехать через Владивосток, тем более, сейчас. Зачем хотят умирать? Кто заставляет?»
Он немного подумал и ответил себе вслух.
— Деньги, золото. Англичане и французы тоже хотят урвать. Они победили, а оружие теперь можно продать, тому же Колчаку.
«Надо поговорить с Дзержинским и написать Льву о моих выводах, — решил Сталин, — А он молодец, что не стал ставить в известность и беспокоить Владимира Ильича. Очень правильное решение. Тут думать надо. Хорошо думать».
Иосиф Виссарионович вызвал порученца и попросил соединить его с Дзержинским.
— Феликс Эдмундович, как у тебя со временем? — осведомился Сталин, — Нам нужно обсудить несколько вопросов. У меня через час с докладом будет Лашевич. Сможешь подъехать к этому времени?
— Хорошо, Иосиф. Я буду, — после короткой паузы ответил Дзержинский и положил трубку.
Иосиф Виссарионович, уже в который раз раскурил потухшую трубку и вновь вернулся к своим мыслям.
В это время доложили, что по его вызову явился товарищ Эйтингон.
Сталин попросил пропустить чекиста и в течение минут двадцати задавал тому наводящие вопросы о семье Якова Свердлова, стараясь при этом, не спрашивать прямо о Якове Михайловиче, а только о его братьях.
После чего отпустил Наума и, раздумывая над новой информацией, принялся дожидаться Феликса Эдмундовича.
Глава 15
Дзержинский и его чекисты прекрасно проявили себя в Перми. Они взялись за работу сразу как приехали. Проблема была архиважнейшая.