Алексей Щербаков - Интервенция

— Что ж это, делается, братья! — Заговорил тот, что с топором. — На нашу новгородскую землю налезла всякая сволочь, а вы тут сидите? Вон там уже война идет…

— Так ведь это бесовские слуги… — Подал голос кто-то из угла.

— С ними мы разберемся. Но Господин Великий Новгород должен постоять за себя. А ну выходи!

Тем временем откуда-то уже успела распространиться весть — кто такие эти гости. Это были новгородские митрополиты, жившие давно — в Средние века. Тот, который с топором, имел в свое время собственный митрополичий полк. И когда нужда подпирала, он, подоткнув рясу, лез вперед своего полка по штурмовой лестнице на вражеские стены с боевым топором. Второй митрополит не прославился военными победами. Славу он себе заслужил на ином поприще. Как-то в его келью заглянул бес. Под видом женщины. Нечистый хотел таким образом опорочить митрополита. Да только не вышло! Митрополит оседлал беса — вроде как гоголевский Вакула. Но если тот по молодой глупости, рванул в Питер, чтобы добывать своей девице модную обувь, то монах был уже зрелым мужем. Он использовал подвернувшееся транспортное средство с большим толком — верхом на черте отправился к константинопольскому Патриарху, дабы выбить себе подтверждение своих митрополичьих прав. Дело-то в следующем: в те времена у Новгорода шла крутая разборка с Москвой. Поэтому подтверждение данных прав значило очень многое.

Вот такие люди выгоняли монахов и послушников из трапезной. Те, впрочем, и сами были рады. Тут же откуда-то нашлись автоматы. Притащили даже несколько РПК.

Митрополит с топором грамотно строил монахов в колонну. Они вышли на улицу. И тут, когда колонна вышла на Невский, по всем городским церквям вдруг сами собой зазвонили колокола…

Монахи знали, куда идут. Дело в том, что в Аничковом дворце окопалась Церковь Сатаны. Ну, и рядом с ней — Центр Саентологии. Митрополит с топором вел монахов именно туда. Но их помощи не потребовалось. Повсюду, на улицах и переулках, люди нападали на американских солдат. Конечно, солдаты были крутые и навороченные, запакованные в бронежилеты и все такое прочее. Но если нападают десять человек на одного — то все равно не отвертишься. Впрочем, американские солдаты особо и не рвались сражаться — они сразу поднимали руки. Их даже не слишком били. Отбирали автоматы — и оставляли с Богом.

Тем временем колонна монахов двигалась по Невскому. Навстречу им с Садовой выдвинулась другая колонна. Это были ободранные и окровавленные люди с Петроградской и Васильевского. Им все-таки удалось прорваться через мосты. Они шли и горланили:

Кто живет по законам другим,

И кому умирать молодым…

Впереди шли Тони и Уэйтс, а также присоединившиеся к ним Джекоб с Васькой. Тони тащил на плече РПК.

Две колонны встретились на углу Невского и Садовой, долго и муторно смотрели друг на друга. Наконец, на первый план вышел митрополит с топором.

— Ну, что, ребята? Вы из наших? Тогда пора порядок наводить.

Русский — это судьба

Но от Чудских берегов и до ледяной Колымы

Все это — наша земля. Все это — мы!

Дозор стоял возле памятника на Московском проспекте. Тони, поставив на землю ручной пулемет, прикуривал. Джекоб с Васькой маялись дурью. Им сказали, что нужно кого-то встретить, но вот уже три часа, как никого не наблюдалось.

— Гляди, чтой-то там движется, — подала голос Васька.

И в самом деле, на бреющем прошли две ступы. Они шли так низко, что даже были видны бабушки, помахивающие метлами. Покружившись, ступы убрались на юг. Зато примерно через час на шоссе показалась колонна бронетехники. Впереди шел «хаммер». Заметив вооруженных людей, машина остановилась. Из нее вышли четверо. Один — оброс длинной седой бородой. Несмотря на летний сезон, этот мужик был одет в валенки. Остальную его одежду составлял камуфляж. В руках человек (или не совсем человек) имел ручной пулемет, причем держал его так легко, как будто это был обычный АК. Трое других… Ну, ладно, двое из них были крепкими ребятами, которые встречаются в любых специальных войсках по всему миру. Но третий… Он был черным. Как сапог. Эдакий здоровенный негр, который перся с автоматом наперевес.

— Вы кто? — спросил Тони.

— Мы? Русские. — Улыбнулся белыми зубами чернокожий.

— Ну, тогда и мы, выходит, что русские, — озадаченно протянул Тони.

— Янки в городе есть?

— Вот так всегда! — Заорала Васька. — Как порядок наводить, так, вас, москалей нету. А потом вы вечно рисуетесь. Приходите к нам со своими делами.

— Тихо, девушка. У нас тоже не слишком просто сложилось. Так есть янки в городе или нет?

— Да всех уж построили. Те, кто остался, те на нас работают.

Чернокожий боец опустил автомат и закурил. По его словам, в Москве дела были тоже невеселые. Там некоторое время назад обосновалось некое шибко демократическое правительство. Оно правило до тех пор… Ну, до тех пор, когда оно всех не достало. А потом вот поднялись. Все, кто мог. Ну, а затем, по дороге в Питер присоединились разные ребята.

Джекоб и Тони стояли на берегу залива. К причалу подваливал катер. Это был Тойво — горячий финский парень, который подрабатывал тем, что доставлял кое-какие грузы в брошенный город.

Но на этот раз вышло иначе, чем обычно. Когда ящики сгрузили, Тони протянул Тойво пачку долларов.

Тот принял их, не считая.

— Последний раз беру эту зелень, — сказал финн.

— А что такое?

— Да то… Это уже не деньги. Да и вообще… Скоро все к вам полезут. Полный беспредел начался в Америке и Европе. Меня к себе возьмете на работу?

— А почему же нет? У нас на всех работы хватит…

— Это ты о чем?

— Берите почитайте. — Финн протянул Джекобу изрядную пачку газет. — Это в подарок.

Тони с Рикардо остались перегружать привезенные товары в грузовик, а Джекоб с Васькой погрузились в джип и двинулись в сторону Смольного.

На улицах царил относительный порядок. За две недели, прошедших после появления москвичей, все пришло в относительную норму. По улицам двигались патрули, а на стенах висели расклеенные листовки Временного Комитета, в которых подробно разжевывали, кто теперь главный и что будет с теми, кто что-то не понял.

В самом же Смольном обстановка была такой же, как, наверное, в ноябре 1917 года. По коридорам сновали люди в подрясниках и драных косухах, а также какие-то товарищи, явно вылезшие из окрестных лесов и болот. Нашлись и вожди. Городом рулил отец Николай, который в мирской жизни был полковником и начальником крупной военной базы в Сибири. Ему помогал майор в отставке Зинченко, в прошлом — интендант, то есть специалист по снабжению. Два последних года Зинченко занимался изготовлением самогона, который, большей частью, сам и потреблял. Но вся эта чертовщина, поднявшая народ, что-то перемкнула и в его мозгах. С тех он вообще не пил, а неплохо работал.

Вообще, как это ни странно, в городе нашлось множество людей, которые, засучив рукава, начали восстанавливать то, что можно было восстановить. Джекоб как-то поделился изумлением с Васькой:

— А что ж они раньше-то все сидели на заднице?

— Ха, знаешь есть такой анекдот. Повели фашисты в концлагере расстреливать русского, американца и француза. Говорят: мы, мол гуманисты, каждый может каждый может сказать свое последнее желание. Ну, француз спросил коньяка, америкос — виски. А русский говорит: «А дайте мне пинок по заднице». Удивились, но дали. Тут русский выхватывает автомат у ближайшего фрица и кладет всех фашистов. Его спрашивают: «А что ж ты раньше этого не сделал?» «А мы, русские такие, пока нам под жопу не дашь, мы ничего не можем». Понял? Ваши доблестные козлы и оказались тем самым пинком…

Кстати, в городе осталось много американцев. Одни, как и Тони и Рикардо, дезертировали и слились с городом, другие, сообразив, что из Питера в ближайшее время выбраться не удастся, устраивались, как могли. А работать американцы умели…

Джекобу, судя по всему, тоже предстояло много дел. Радиостанцию уже почти починили, газеты тоже начали печатать. Как сказала Васька, «ты будешь у нас кем-то типа Геббельса».

Вот и теперь вернувшись в свой старый кабинет, журналист стал просматривать доставленную прессу. Первый вопрос, был, конечно, от том, что пишут и них. И даже точнее — сумел ли кто-нибудь из американцев выбраться.

Дело в том, что на третий день штурма, когда стало ясно, что американцам не отбиться, оставшиеся оккупанты пошли на прорыв. Генерала Адамса с ними уже не было. В первую ночь, когда полыхнуло, он был убит в собственном кабинете влетевшей в окно бронзовой кепкой, на которой было выцарапано «Вася». Но остальные ломанулись через Охтинский мост, который удалось свести. Впрочем им никто особо и не мешал и не преследовал.