Игорь Пресняков - Банда Гимназиста
Действительно, что в сравнении с освобождением мирового пролетариата чтение романов, любовные интрижки или даже командование взводом солдат? Мелочь… Не зря большевистские вожди пытаются охватить влиянием своей партии всю молодежь страны! Понимают, хитрые правители, что завтра власть будет в руках у тех, кто сможет управлять могучим молодым океаном. Потому и проникнута вся резолюция XIII съезда призывами к работе с молодежью, к выдвижению молодых на руководящие посты, к обучению их думать и работать по-ленински… М-да, хорошо еще, что попадаются такие, как Венька, иначе – держись! Готовься к новому военному коммунизму…»
Глава XIX
Дежурная медсестра приемного покоя слегка удивилась виду посетителей, пожелавших навестить поступившую накануне больную Катерину Мещерякову. Тот, что постарше, высокий подтянутый молодец в военной форме, казался вполне респектабельным советским гражданином; его спутник, нахальный и разбитной парнишка лет четырнадцати, выглядел рядом со старшим товарищем нелепо.
Посетителей проводили в палату, где находилась больная. Ее поместили в углу, отгородив от пятерых взрослых соседок занавесом из простыни. Заслышав шаги у кровати, Катенька открыла глаза и увидела Змея и того самого человека, что догонял ее в затоне.
– Привет, Катюша, – снимая кепку, улыбнулся Мишка.
Она недоуменно покосилась на Рябинина и прошептала:
– Здрась-те.
– Не пугайся, – усаживаясь на краешек кровати, успокоил ее Змей. – Это – товарищ Андрей, он помог мне устроить тебя в больницу. Ты была в беспамятстве, потому и не помнишь.
Андрей приблизился и поклонился:
– Вижу, вам уже лучше. Еще несколько дней, и снова будете играть и веселиться. А мы, со своей стороны, обещаем вам шоколад и пирожные.
Катенька смущенно покраснела.
– Ну как ты здесь? Не обижают? – доставая из-за пазухи бумажный пакет со сладостями, справился Змей.
– Все хорошо, Миша, – ответила Катенька. – Доктора ласковые. И соседки добрые. Мне уже легче, голова не горит.
– Кормят, надеюсь, сносно? – спросил Рябинин.
– Ага. Кашу дают, молоко. Только мне неохота – глотать больно.
– Питаться необходимо, – посоветовал Андрей. – Вам, Катерина, понадобятся силы. Не будете есть – так и останетесь здесь лежать до Нового года.
Он глянул на напряженную спину Змея и стал прощаться:
– Вы, ребята, беседуйте, а я пойду на крылечко, покурить. Выздоравливайте, Катенька, мы с Мишей будем заходить каждый день.
Змей вышел из больницы счастливым и удовлетворенным.
– Ну, глядишь, дня через три и выпишут, натурально! – он хлопнул в ладоши.
– Не торопись, ангина – вещь коварная, – предостерег Рябинин. – Девочке еще долгое время будет нужен уход и забота, потому шалаш на реке – не самое подходящее для нее жилище.
Мишка тяжело вздохнул:
– Придется вернуть ее в детдом. Пусть учится. Хватит уж ей кочевать.
– Давно она «в бегах»?
– С весны. Когда стало худо с продуктами, многие приютские подались на волю. В этом гнилом детдоме и так-то жрать нечего, а по весне и вовсе братву декофт пришпиливает [114]. Заведующий – натуральное падло, демон жестокий [115], ворует, гад, припасы. Катюха – она, вообще, девчонка домашняя, раньше в побег никогда не уходила. Так уж вот получилось, сошлись мы по-приятельски, осталась она при мне. Не могу я ее бросить, беззащитная она какая-то, тонюсенькая… Наши-то, вольные девчата, – те шустрые, оборотистые. Как поднимут бузу – любого фраера взять на характер [116] смогут, натурально. А Катюша не такая! Тихая, все думает о чем-то. Ну, а если развеселится – держись! Сумеет и спеть, и сплясать. Ей бы в артистки пойти, она способная. Не верите – у ребят спросите.
– Верю, – улыбнулся Андрей и стал прощаться.
Им с Непециным еще предстоял визит к марафетчику Аптекарю.
* * *Непецин поджидал Андрея на углу Коминтерна и Красной армии: Аптекарь жил неподалеку, на улице Луговой.
Поглядев на мокрое от пота лицо начальника, Борис Борисович пошутил:
– Вы прямо как из парной, товарищ Рябинин!
– Торопился, боялся не успеть, – утирая лоб, отозвался Андрей. – Выполнял общественно-полезную нагрузку.
– Ну так зайдем в пивную, примем по кружечке, – предложил Непецин.
Они спустились вниз по улице Коминтерна и расположились в уютной пивной Товаркова. Несмотря на урочный час, посетителей в заведении оказалось немного. Непецин принес две кружки и тарелку соленых сушек, пожелал Рябинину успешной службы в ГПУ и принялся за пиво. Сделав несколько глотков, он отставил кружку:
– Хорошо!
– В самом деле, отменное пиво, – согласился Андрей.
Приметив кого-то в сторонке, Борис Борисович рассмеялся:
– Посмотрите-ка туда, Андрей Николаевич! Видите во-он того нищего полудурка?
– В рваном армяке?
– Ага. С виду – круглый идиот от рождения. Ан, нет, он – пример наказания Божия за преступление!
– Да ну?
– Истинно говорю. Этот юродивый бродяга – Семка Червяк, бывший вор-могильщик.
– Могильщик? – надкусывая сушку, переспросил Андрей.
– Именно, тот, что совершает кражи из могил.
– И такие есть? – удивился Рябинин.
– Кого только у нас нет! – хмыкнул Непецин. – Этот самый Червяк когда-то подвизался в шайке мародеров, а потом так и не смог работать без присутствия рядом мертвеца.
Шучу. Но факт есть факт: стал Семка грабить могилы. И вот в апреле 1921 года случилось у одного местного богатея несчастье – померла в расцвете лет красавица-дочка. Отец был при старом режиме гильдийным купцом, потом, конечно, денежки пришлось отдать в пользу неимущих классов, но кое-что осталось.
Приходишь к нему, бывало, с обыском, – он плачется, прибедняется, на судьбу жалуется. Сильно его не притесняли, потому как жил старик тихо, не бунтовал. Жена купца долгие годы не рожала, оттого дочь Настя стала ребеночком безмерно любимым. Может, по причине поздних родов или просто по природе своей, а только вышла Настя какой-то странной – вечно бледная, нелюдимая.
И при этом красива до жути: глазищи огромные, голубые; волос черный, смоляной; сложение правильное. В том самом злосчастном для нее году исполнилось Насте семнадцать лет. Наступила весна, и она вдруг без всякой причины померла. Поубивались родители и собрались дочку хоронить. Отец достал кубышку и закатил царские похороны. Гроб украсили цветами и золотыми фигурками, одели Настю в белое платье, расшитое драгоценными камнями. Весь город ходил прощаться с Настей. Доктора навещали, качали головами – сомнительной им казалась скоропостижная смерть, предлагали они отцу осмотреть Настю, старик – ни в какую. «Не дам, – говорил, – дочку тронуть. Бог дал – Бог взял».
Слухи о богатом убранстве покойной вмиг разнеслись по округе. Мы с чекистами пришли проверить. Старик встретил нас сурово: «Неужто будете с мертвого тела ценности обирать?» Мы отступили – грех, как-никак. Похоронили Настю на третий день. Вот тут-то и настал черед Семки-Червяка! Он с приятелем удумал обокрасть покойницу. Ночью дружки пробрались на кладбище, раскопали могилку и сняли крышку с гроба. Конечно, Червяк немало повидал на своем подлом веку, однако таких богатств он получить и не мечтал. Обезумели мерзавцы от радости, собрали золото, камешки и тут же, у гроба, стали делить добычу. Вдруг почуяли они рядом шорох, оглянулись, – а покойница поднимается из гроба, садится и открывает глаза! Воры заорали так, что слышали их за добрых две версты. Побросали они драгоценности и – кто куда. Подручный Червяка помер от разрыва сердца в пяти саженях от могилы, а сам Семка свихнулся.
Настя же так испугалась незнакомого страшного места, что умерла по-настоящему. Оказалось, она заснула летаргическим сном, а отец сдуру и от упрямства не дал врачам должным образом установить факт смерти. Ну, а Червяка мы утром нашли в канаве. Он сидел и лепил глиняные фигурки. Суд определил его в «психиатрическую», через два года он освободился за приличное поведение, теперь вот – шастает по кабакам, канючит на выпивку.
И заметьте, стал совершенно другим человеком! Вовсе непохожим на прежнего злобного ворюгу.
– М-да, история, – допив пиво, покачал головой Рябинин. – Жорж Санд, да и только.
– Не понял.
– Есть один роман, где герой часто засыпает летаргическим сном. Как-нибудь расскажу. Пойдемте, Борис Борисович, пора на рандеву с Аптекарем.
* * *Непецин долго водил Андрея какими-то темными закоулками, пока не остановился у ветхого забора.
– Мы обошли дом Аптекаря стороной, – шепнул Борис Борисович. – Зайдем сзади, так все его хорошие знакомцы делают.
Непецин отодвинул одну из досок и протиснулся в лаз. Андрей последовал за ним.
Они прошли заросшим неухоженным садом и очутились перед покосившимся домом. Борис Борисович стукнул в окошко, вытащил револьвер и встал у двери. Когда она приоткрылась, Непецин сунул ствол в щель и приказал впустить. Человек со свечой в руке испуганно забормотал и попятился. Он пропустил непрошеных гостей и запер дверь на крепкий засов.
