Алексей Борисов - Смоленское направление. Кн. 3

— Во как? Какая удача. Значит, вы и приказчика его Калистрата Фёдоровича знать должны?

— Конечно, знаю, — подтвердив слова кивком головы, сказал атаман.

— А брат его, Веня, вернулся уже из Владимира?

— Не, как уехал, так и не было от него вестей.

— Я ж про удачу не зря упомянул. Травкин мне серебра задолжал. Целых пять пудов. Вот с вас я должок и получу.

— Не Травкина мы! — Стал оправдываться атаман. — Ушли мы от него.

— Это уже без разницы. Не было у купца приказчика Калистрата Фёдоровича с братом Веней. Я их только что выдумал. Проверял тебя. Тать ты и врун.

Слушавшая допрос Нюра усмехнулась и, указав пальцем на атамана разбойников, приказала:

— Астрид, убить.

Шестопёр Астрида мелькнул в воздухе и угодил точно в висок псковчанина. Атаман замертво рухнул на снег, не издав и звука.

— Следующий, кто соврёт, — прокомментировала Нюра падение тела, — ляжет с ним рядом. Только я не такая ловкая, с одного удара могу и не убить, а вот с двух — точно.

— Это всё он, мы не хотели! — Заговорил мужичок, поглядывая слева от себя на труп своего предводителя, — Он и Гриню избил. А он пацан ещё, пятнадцать годков.

— Начнём сначала. Кто такие?

— Я с Полонища, Никифором звать, — продолжил мужичок, — Гриня на Завеличье живёт, у Мирожского монастыря, Степан и Фима с Остролавицкого конца, а Еремей-немой вообще неизвестно откуда. То Горислав знал, но его уже не спросишь.

— Как здесь оказались?

— На вече Изборск освобождать звали — я пошёл. А кровушку за князей с боярами пузатыми лить, да мошну их безразмерную серебром набивать — не хочу. Такого насмотрелся, что воротить стало. Тут Горислав и позвал с собой, мол, айда домой. Досель дошли, а Горислав говорит: 'Не гоже нам с пустыми котомками возвращаться, возьмём свою долю здесь'. Вот и взял сполна свою долю.

— Что ж ты от него домой не ушёл?

— Боялся.

Остальные рассказывали душещипательные истории о том, как атаман, чуть ли не под страхом смерти заставил их заняться разбоем, а они, несчастные овечки, только волю его исполняли. Утром, когда я с Астридом пошли проверять стоянку разбойников, то обнаружили четыре закоченевших женских трупа с колодками на шее. Раздетые догола девушки просто замёрзли в землянке. Астрид сожалея, покачал головой, а я вернулся и зарезал пленников. Всех, кроме немого Еремея. У него не было возможности сообщить о девушках, хоть и показывал он мне четыре пальца на связанных руках, да я его не понял.

После казни мы тронулись в путь. Немой с минуту постоял у затушенного костра, перекрестился и побежал за нами. Миновав с версту, Гюнтер остановил лошадь.

— Алексий, ты подарил разбойнику жизнь, значит, ты за него в ответе. Либо убей его, либо забирай с собой. Мы не куриц на ярмарку везём.

Я развернул лошадь и поскакал обратно. Сблизившись с Еремеем, крикнул ему:

— С нами хочешь?

Немой кивнул, изобразил подобие улыбки на лице, уже шагом подошёл поближе, подпрыгнул и, вцепившись в меня обеими руками, сдёрнул с седла. Как низкорослому, не обладающему видимой силой мужичку удалось проделать подобное, да так ловко, что я и удивиться не успел — осталось для меня загадкой. В следующее мгновение он уже сидел на моей лошади и пытался укротить её. Конь поднялся на дыбы, дико заржал, потом взбрыкнул, высоко поднимая задние копыта, и всё же сбросил нового седока на лёд. Еремей грохнулся практически рядом со мной. Опомнившись, я приподнялся, выхватил кортик, и, надавив коленом на его грудь, прижимая второй ногой его руку, поднёс острие оружия прямо к его глазу. В голове была только одна мысль: — почему он это сделал?

Немой, словно прочитав мои мысли, оскалился, моргнувшее веко коснулось ресницами стали и свободной рукой, ухватившись за мою с кортиком, вогнал клинок себе в глаз.

На следующий день, когда мы сидели в каминном зале замка, занятые сортировкой янтаря, Нюра спросила меня:

— Дядя Лексей, чем ты так опечален?

— Да никак не выходит из головы поступок Еремея.

— Ты имеешь в виду, что вместо благодарности за оставленную жизнь он обманул тебя?

— Нет, не это. Видя, что он уже ничего не может сделать, он убил себя. Понимаешь, Нюра, если бы каждый русский так ненавидел своего врага, сражался бы с ним до конца, невзирая на страх смерти, как тот немой Еремей — мы бы горы свернули. Но в этой ненависти не было любви к своей земле, а без этого Еремей не воин. И смерть его посему напрасна. Вот, что меня печалит.

— Смотрите! — Воскликнул Гюнтер.

На дне последнего бочонка лежал пергамент. Развернув его, мы увидели рисунок разрезанного наискось и растянутого на плоскости цилиндра. Фигура была расчерчена на множество ячеек по бокам, а на верхней плоскости был отчётливо виден знак коловрата. Части ячеек объединялись в отдельные фрагменты и были обведены широкими линиями с рунными обозначениями.

— Вот почему на бочонках были нацарапаны руны, — прошептала Нюра.

— Когда янтарь снимали, — продолжил мысль жены Гюнтер, — каждый фрагмент клали в отдельный бочонок, дабы в случае сборки восстановить алтарь. Перед смертью ливонец говорил не об алатыре, а об алтаре. Хотя, возможно, он и не знал, что именно находилось в бочонках. Сам янтарь уже представляет сокровище, а алтарь из него — это уже символ.

— Мы смешали содержимое бочонков. Как мы восстановим алтарь? — Спросила Нюра.

— При желании, можно попробовать. Но тогда все твои идеи об украшении комнаты янтарём и ожерелье, о котором ты мне все уши прожужжала — придётся забыть.

После этих слов Нюра скривила лицо, поджала губы и вдруг улыбнулась.

— Дядя Лексей, что ты можешь предложить за этот янтарь?

— Таких денег у меня нет. — Сказал я, разводя руками, — ума не приложу, что можно дать взамен.

Пришлось задуматься. Грамм натурального янтаря в моём времени стоит порядка трёх евро. У Гюнтера в наличии около шестисот пятидесяти киллограм. То есть, почти два миллиона евро. А если подсчитать стоимость инклюзов? Да плевать на подсчёты. Возможно передо мною алтарь из храма Святовита.

— Тем не менее, Алексий. Мне надо заплатить моим рыцарям их доли, да и твоё участие…

— Гюнтер, я никогда не подсчитывал, сколько стоит моя помощь вам. Но если вопрос зашёл о цене клада, то отвечу — он бесценен для большинства людей.

— А для меньшинства?

— Годовой доход Смоленского княжества, если оценивать просто по весу.

Гюнтер кивнул головой, поглядывая на Нюру.

— Я так и думал. Но есть одна проблема. Я хочу, чтобы из алтаря не пропало ни одного камня.

Штауфен подошёл к шкафчику, открыл дверцу и извлёк янтарь размером с кулак.

— Ливонец отдал его старосте в Пнёво, думаю, он просто похитил его из сокровищ. А теперь, я расскажу вам легенду, которую мне поведал Рагнар, когда мы были на Неве.

На северо-восточной оконечности острова Рюген, восемьдесят четыре года назад, верховный жрец гадал по трём чёрно-белым дощечкам. Он бросал их на землю, и если две из них падали светлой стороной к небу, то год был удачным, но в этот раз, все три показали чёрную спину. Жрец не поверил своим глазам, сославшись на какой-то грех, он повторил гадание. Дощечки были брошены вновь, однако результат повторился. Третий раз гадание было произведено у статуи Святовита. Деревянный идол стоял на голой земле, утопив в неё подошвы своих ног по самые щиколотки. Четыре его головы, каждая на массивной шее смотрела в разные стороны света. Левая рука упиралась в бок, а правая держала скальсу.* На поясе статуи был приторочен гигантский меч. Жрец подбросил дощечки высоко над головой, но они всё равно упали чёрной стороной к небу. Бывало и раньше, что две из трёх показывали чёрную сторону, тогда непременно возникали болезни и всяческие несчастья преследовали остров, но чтобы все, да ещё три подряд — не случалось никогда. Жрецы приняли решение поставить новый алтарь, дабы отвлечь от себя беду. Был вынут янтарь из сундуков и наняты лучшие мастера. Однако когда Вальдемар датский захватил в том же году Аркону, то янтарного алтаря там не оказалось.

(Скальса — рог изобилия. Помимо статуи, в храме находились седло и уздечка соответствующих размеров).

— Гюнтер, ты хочешь сказать, что у нас в замке этот алтарь? — Спросила Нюра.

— А вы посмотрите на пергамент. Да ему сто лет будет. Моё предположение такое. Внук Мономаха всё же нашёл на Рюгене этот алтарь и отправил его в Псков. Из сокровищницы крома его изъяли ливонцы и готовили к отправке, но внезапное нападение разрушило все их планы. Янтарь будут обязательно искать. Поэтому я и предлагаю отдать его Алексию на сохранение. Он не продаст камни, твой дядя ценит подобные вещи дороже золота.

Пергамент действительно выглядел старым. Краска выцвела, сам лист потемнел, а при свете свечи вообще приобрёл немного жутковатый грязновато-жёлтый оттенок. Рассматривая его, я даже поверил в легенду, услышанную от Гюнтера. Но представив размер деревянной колоды, которую по идее надо было обложить янтарём — усомнился. Скорее всего, алтарь так никогда и не собрали. Жрецы часто планировали возведение культовых исполинов, но в итоге, за всё время, олицетворения религии, мифологии, искусства, власти и науки выразились лишь в семи произведениях.