Евгений Красницкий - Отрок. Богам — божье, людям — людское
Мишка и сам не заметил, как его отпустила суетливая неловкость — правая рука успокоилась на колене, левая — на рукояти меча, а корпус распрямился, привычно распределяя тяжесть кольчуги без перекоса в какую-либо сторону. Аристарх все это время демонстрировал прямо-таки каменное спокойствие — как сел, так и замер, глядя куда-то за левое плечо Нинеи.
Красава, наконец-то, справилась с собой (или Нинея помогла) — прекратила ерзать, коситься под ноги, построжела лицом и вопросила так, словно это Великая волхва заговорила голосом десятилетней девчонки:
— С чем пришел?
Не «пришли», а «пришел», и вопрос адресовался непосредственно Мишке.
«Они что, так и будут через нас общаться? Политес, едрена шишка… А вот хренушки! Аристарх с Нинеей — как хотят, а себя с соплячкой равнять не дам!».
— А здороваться тебя не учили? — что-что, а командный тон Мишка уже отработал и задать вопрос умел жестко.
Такой поворот, видимо, предусмотрен не был. Красава стрельнула глазами на Нинею, похоже, ничего в ответ не получила и дала слабину:
— Так мы с тобой сегодня уже…
— Не от себя говоришь и не с одним мной! — Мишка был неумолим.
— Зрав… вы будьте… — прочирикала Красава, растеряв всю свою самоуверенность — с чем пожаловали?
— И вам здравия! — Мишка почтительно склонил голову в сторону Нинеи. — Позволю себе напомнить об одном давнем нашем споре. Я тогда усомнился в том, что Красаву уже можно посвящать в искусство творения волшбы, вкладывать силу в детские руки, а светлая боярыня попрекнула меня тем, что я сам вкладываю опасную силу в руки детей, доверяя отрокам убойное оружие. Ныне случилось так, что можно и нужно о том споре вспомнить — три отрока мертвы, а Красава лишь чудом жива осталась…
Мишке пришлось прерваться, потому что Нинея дернулась всем телом повернуться к правнучке, но сдержалась и замерла, а Красава втянула голову в плечи и зажмурилась, похоже, ожидая беспощадного удара.
«Да она же ничего старухе про драку с Юлькой не рассказала! Ой, быть тебе драной, девонька, да еще как драной… А вы-то, сэр, стукачом оказались, заложили девку, вот те на!».
Под требовательным взглядом волхвы Мишка рассказал обе истории: сначала о вызволении Красавы из собачьей клетки, а потом о дуэли и последовавших за ней репрессиях, добавил и свои соображения по поводу нинеиного запрета перемешивать десятки, а в конце заключил:
— С отроками мы справляемся, хотя, порой, и сурово поступать приходится, а вот с Красавой сложнее. Светлой боярыне Гредиславе Всеславне, конечно, виднее, но, на мой взгляд, волховскую науку она постигает хорошо — Савва-то заметно на поправку пошел — но пределов, ни своих, ни чужих, не разумеет. Юль… Людмила же ее убивать или калечить не стала, а сотворила так, что Красава сама бы убилась — просто-напросто расшибла б себе голову об решетку, и все. Это ж какая разница в силах между ними, что Людмила может ее заставить самое себя убить! А Красава этой разницы не разумеет — посчитаться с Людмилой собирается. Добром это не кончится, а меня рядом может и не оказаться… больше же, как мне думается, никто в крепости Людмилу остановить не сможет.
Однако и это — не самое скверное, хотя, казалось бы, куда уж хуже? А вот есть, кое-что, и похуже — Красава от власти над людьми удовольствие получает, и чем дальше, тем больше, а это засасывает, сильнее пристрастия к хмельному. Сама она того, к сожалению, не понимает. К примеру, думает, что с Людмилой из-за меня поцапалась, а на самом деле — соперничества во властвовании над умами и душами отроков не стерпела.
Мишка говорил, а сам пытался хоть как-то уловить реакцию слушателей на сказанное, во всех этих мистических заморочках, которыми руководствовались бабы и девицы, обладающие «нестандартными» способностями и навыками, он разбирался слабо и сейчас, что называется, вступил на тонкий лед предположений и догадок, постоянно рискуя ляпнуть какую-нибудь несуразицу. Плюс, пресловутая женская логика, которую ему не постичь даже теоретически… Тем не мене, Нинея, кажется, слушала внимательно и, что самое удивительное, Аристарху, похоже, тоже было интересно, а Красава… на нее было просто жалко смотреть — предчувствие неизбежного наказания начисто задавило девчонку. Невольно ей посочувствовав, Мишка попытался хоть как-то смягчить ситуацию:
— Прошу понять меня верно: я не жалуюсь и наказания для Красавы не прошу — Людмила ее и так крепко попотчевала — но пригляд за ней нужен, причем, пригляд мужской, а потому хочу забрать в воинскую школу брата Красавы Глеба. Мне ведомо, что светлая боярыня Гредислава Всеславна почитает мужскую половину человечества ущербной — неспособной ощутить тонких течений сущего… спорить с этим не берусь, но в воинской школе и вообще во всей крепости — мужской мир, со своими законами, обычаями и вещами само собой разумеющимися, для женского ума непонятными, неприятными, а то и невыносимыми. Глеб же все это понять сможет и сестру от ошибок удержит… да и Савве приятель нужен, не все ж ему с девчонкой-то…
Мишка запнулся, поняв, что «поехал не туда», и быстренько поправился:
— Братишка мой Семен командует десятком, где собраны ровесники Глеба, туда его и определю, но христианские обряды исполнять понуждать не стану, а Глеб пусть проследит за надлежащим поведением сестры… волшбу творить на земле, осененной крестом, все равно, что гадить на чужом капище… непотребно это. Да и известия про жизнь в крепости Глеб сможет приносить светлой боярыне по-мужски — с пониманием, а не так, как девчон…
Злой удар волховским посохом в землю прервал Мишку на полуслове, видать, все-таки, ляпнул что-то несуразное! Тут же это и подтвердилось — Нинея, наконец-то, заговорила:
— Поучать меня будешь?! Только крест где появится, так сразу всех в округе жизни учить начинают! И кто? Скоты тупые, ничего, кроме силы не разумеющие! Волшбу творить? Да зачем? Вас всех и так…
И тут Аристарх ДАЛ! Ох, как дал!
Мишка вдруг ощутил, что сзади над ним навис кто-то огромный и чудовищно сильный, поигрывая не менее чудовищным оружием и упершись взглядом в то место на Мишкиной шее, удар в которое отделит голову от тела легко и чисто, проведя лезвие точно в щель между шейными позвонками — не в кость, а в хрящ. Аж волосы на затылке зашевелились! И, одновременно со смертельным ужасом (Боже, какой восторг!), Мишка, наконец, ощутил то, чего безуспешно добивался от него Алексей — полное слияние с висящим на поясе оружием! Да, он был несравнимо слабее того, нависшего сзади, но он был РАВЕН ему в братстве острого железа, ставшего даже не продолжением руки, а неотъемлемой частью организма — как крылья у птицы, ибо какая же птица без крыльев?
И пришло понимание: Аристарх просил прикрыть не из-за слабости, а из-за неспособности ограничивать силу своего воздействия — все или ничего, а это тоже бывает неуместным и опасным, как ввязаться в мордобой на дискотеке, впершись прямо на танцпол на бронетранспортере.
У других собеседников ни восторга, ни понимания не наблюдалось. Красава… Красавы не было, был детеныш мелкого зверька напуганный, даже не до потери сознания, а до блокирования рефлексов, способный только на мелкую дрожь и неконтролируемое опорожнение кишечника и мочевого пузыря. Нинея… Нинеи тоже не было, во всяком случае такой Нинеи, какую знал Мишка. Внешне неподвижная, с закаменевшим лицом, внутри (Мишка ощутил это вдруг обострившимся восприятием) волхва обратилась в дикую кошку, защищающую детенышей и готовую схватиться хоть с мамонтом, хоть с динозавром, напрочь игнорируя полную безнадежность своего положения.
Аристарх, кажется, достал даже до отроков — Мишка услыхал сзади несколько щелчков взведенных самострелов и непередаваемый, едва слышный звук, с которым разворачиваются кольца боевого кнута. Изобразив правой рукой сигнал «Стой», он даже не стал оглядываться, откуда-то пришла уверенность: заметят, поймут и исполнят беспрекословно.
— Молчать, баба! — рявкнул Аристарх.
Это был не голос старосты, это был гром небесный, исполненный человеческим голосом. Мишка, если и не был мастером ненормативной лексики, то уж наверняка, не был и дилетантом в этом специфическом виде искусства, но даже он, при всей своей «подкованности», не смог бы подобрать слова или выражения, несущего в себе столько презрения, уничижения и даже брезгливости, сколько умудрился вложить в слово «баба» Аристарх! Впрочем и Аристарха тоже не было, был Туробой, умеющий, как выяснилось, пробудить боевой экстаз даже в мальчишке и, одновременно, смять, подавить, разметать волю противника! Из всего, что видел ЗДЕСЬ Мишка, именно это, видимо, и проходило по разряду боевой магии — отвлечь, напугать, дезориентировать и, выгадав таким образом, мгновение, добить обычным оружием. ТАМ от поклонников восточных единоборств, Мишка много слышал про всякие энергии и ментальные атаки, но не очень в это верил, а сейчас на собственной шкуре убедился в правдивости тех рассказов.
