Олег Мазурин - Убить отступника
– Дай бог. Останьтесь хоть на часок. Часок ничего не изменит. Я очень прошу…
– Не изменит. Несомненно…
Голевскому стало жалко казачку. Он лукавил, говоря, что они когда-нибудь снова увидятся. Вряд ли… Зато останутся незабываемые воспоминания. У нее и у него.
Ее сладкие губы потянулись к его губам. Крепкий поцелуй разбудил сильную страсть. Сняв тулуп, Голевский присел на край кровати. Анна затушила свечи…
И вот первое прикосновение его ладони к ее лицу…
Анна вздрогнула. По ее телу прошла сладкая мелкая дрожь. Она расстегнула на нем сюртук, затем рубашку… Сняла. Он раздел ее донага…
Руки сплелись в жаркие объятья, обнаженные разгоряченные тела тесно соприкоснулись, губы слились в один продолжительный и упоительный поцелуй. Наступило для любовников райское блаженство. Казалось, время застыло навечно, так хорошо им было…
Но через час уже он скакал в Белояр: утром встреча с Порфирием! И каким бы ни было сладостным рандеву с прекрасной сибирячкой, и как она ни уговаривала гвардейца остаться с ней, Голевский все равно торопился. Разве он мог забыть о цели! Нет, он никак не мог: совесть не позволяла, а главное, честь. Развязка дела близка. Оставалось сделать только один шаг.
* * *Голевский, хотя и спал всего три часа после ночного путешествия, все же встал вовремя. Встал, быстро собрался и поскакал к мельнице Карпова. Игната капитан оставил дома. Слуга хоть и выздоровел и слезно умолял Голевского взять его с собой, но капитан наотрез отказал ему. Приказал ждать его возращения с охоты.
У мельницы Александра Дмитриевича уже поджидал Порфирий. На пегой крепкой лошади. Вооруженный топором, ружьем и двумя большими ножами. Не медля более, бывшие сокамерники отправились в путь. До деревни Акулиха они добрались без приключений. Там оставили лошадей у одного крестьянина.
…И вот уже Акулиха осталась далеко позади.
Голевский и Порфирий катят по лесу на коротких охотничьих лыжах. За спиной ружья, котомки за плечами, за поясом у каждого – охотничий нож, большущий и очень острый, топорики. Шипит снег под широкими лыжами, искрятся сугробы. Ночью была метель, и ветры настолько уплотнили поверхность снега, что лыжи скользили по насту легко, почти не оставляя следов. Настроение было замечательное.
Добрались до Волчьего оврага.
Голевский остановился, с наслаждением вдыхая хвойный воздух.
– Какая красота здесь, Порфирий! Дивная природа!
– Лепота, господин офицер.
– Чудный лес, чудный воздух! Славно, что я очутился в Сибири. Вот и на тайгу взгляну. В общем, есть о чем рассказать, если вернусь в столицу.
– И я тоже впервой здесь много чего увидел. Нравится мне в Сибири шибко. Свободно, просторно, радостно живется в оных краях. Чудная природа, хорошие люди. Но сей лес еще не тайга, господин хороший, настоящая тайга-то впереди. Вот где действительно чудно и дивно. Сами увидите.
– Верю…
Они проехали еще с версту. Порфирий хотел сказать капитану что-то важное, но все никак не решался. Что-то его тяготило, рвалось наружу, он это сдерживал. Голевский видел муки каторжанина. Такое уже случалось с Порфирием. Как тогда, в Казани. Любопытно, откроется ли его бывший сокамерник? Или нет?
Наконец Порфирий не выдержал и сказал:
– Раз мы сызнова воюем против общего недруга, то я должен покаяться, господин офицер. Вы уж не взыщите с меня строго. Чего уж там, грешен я перед вами.
– Да я вроде не священник, чтобы ты мне, голубчик, каялся.
– Да знамо дело, что не священник. Но все же подмывает признаться.
– Так скажи, голубчик. Облегчи душу.
– Помните, когда вместе в каземате сидели?
– Помню, как же не помнить…
– Так вот тогда я вас должен был… задушить. Во как…
– Что же ты такое говоришь, Порфирий. Неужели это так?
– А то и говорю. Правду говорю. Не брешу нисколечко. Меня вызвал комендант, а там барин один… Он мне денег посулил и обещал свободу. Ежели я вас жизни лишу. Я сперва согласился, а опосля засомневался и попросил дать мне время на размышление. А там передумал.
– Ночью передумал?
– Ага, ночь всю промучился, не спал, но все же не решился на смертоубийство.
– Что же тебя остановило, голубчик?
– Эх, да воевали мы, Александр Дмитриевич, вместе, вместе били французских супостатов. Как же я мог однополчанина убить? Если бы кто другой, взял бы грех на душу. Это точно.
– Благодарю тебя, Порфирий, голубчик мой, от всей души благодарю. Не решился ты на душегубство и правильно сделал… А как выглядел тот барин, что предлагал тебе выгодную сделку?
– Как выглядел, говорите? Да крепкий такой, шустрый. Хоть и в гражданской одеже, но выправка военная.
– А своеобразные черты лица? Что-то приметное в нем?
– Приметного? Пожалуй, приметного было… Да, верно, было, горбоносый он был.
– Горбоносый?
– Выходит, так. Орлиный нос, что и говорить. Схож вам сей барин с кем-то али нет?
– Да, так, напоминает мне одного человека…
Голевский призадумался.
«Опять этот горбоносый! Слуга Буковской, барин, что предлагал Порфирию удушить меня – одно и то же лицо! Кто же вы, месье Преследователь? А комендант, значит, принадлежит к Союзу. Или его купили? Так или иначе, он на стороне заговорщиков. Раз он привел убийцу польки в комендатуру и устроил свидание с Порфирием. Надо занести коменданта в списки подозреваемых лиц, а засим доложить Бенкендорфу».
Порфирий продолжал:
– И вот еще, ваше высокоблагородие. Вдруг что со мной случится…
– А что с тобой может случиться, голубчик? Жизнь впереди долгая, рано о смерти думать.
– Ну, медведь там загрызет али какая другая оказия. Так вот, ежели что и вы без меня доберетесь до заимки, то там будет нужный человек. Он-то и проведет вас в острог. И скажите ему такие слова: «Я верую в город Солнца. Свобода и процветание». А вам должны ответить так: «Свобода и процветание. Здравствуй, я твой брат». Запомнили, ваше высокоблагородие?
– Запомнил.
– Добро.
– Ах, какая бестия!..
Капитан заметил скачущую по сосне пушистую черно-рыжую белку. Его охватил охотничий азарт. Он снял с плеча ружье и прицелился…
«Сейчас я тебя, голубушка, подстрелю», – подумал Голевский.
Вдруг раздался истошный вопль Порфирия и дикое звериное рычание. Голевский оглянулся и ужаснулся. О боже! Каторжника подмяла под себя огромная пятнистая кошка с длинными черными кисточками на ушах. То была владычица тайги – рысь, хищница почти в два пуда весом с острыми, как бритва, клыками и когтями. Эта тварь до поры до времени сидела на дереве в засаде. Долго сидела. Терпеливо ждала подходящую жертву. И вот дождалась. Прыжок на спину «двуногому зверю» – и тот беспомощно барахтается под хищницей. Теперь она была хозяйкой положения.
– Убейте ее, барин! – вопил несчастный Порфирий. – Она же меня разорвет! А-а, больно!..
Голевский тщательно прицелился…
У него не было право на промах. Если он не убьет эту тварь с первого выстрела, то она растерзает его вместе с Порфирием. Вряд ли пятнистая хищница даст ему возможность перезарядить ружье. Капитан водил стволом, пытаясь поймать на мушку крутящегося на месте зверя…
Черт тебя побери! Да стой же на месте, проклятая бестия! Не крутись! Ну!!! Стой же! Дай хорошо прицелиться.
– Стреляйте, барин, скорее! – истошно орал окровавленный Порфирий.
Голевский наконец-то уловил момент, когда рысь на миг замерла, и потянул курок указательным пальцем…
Раздался долгожданный выстрел.
Раскатистое эхо отразилось от вековых сосен и елей и растаяло в пространстве. Пуля точно попала в цель. Хищник, подпрыгнув от боли, завертелся на месте и упал на бок. Дрыгнувшись пару раз, зверь навечно затих. Кровь била фонтаном. Истекал кровью и Порфирий. Восковая бледность покрыла его лицо. Жизнь с каждым мгновением уходила из него.
Голевский склонился над ним…
– Как чувствовал, что смерть не за горами, – с трудом выдавил из себя каторжник.
– Ты еще выздоровеешь, голубчик, – начал успокаивать умирающего капитан. – Сейчас я тебя перевяжу.
Порфирий закатил глаза и замолк. Капитан схватил его за плечо и начал трясти.
– Порфирий, отчего замолчал?! Говори! Ты только не умирай, слышишь!..
Порфирий не без усилий открыл глаза. Он ничего не мог сказать, а лишь растерянно и жалостливо смотрел на офицера, будто смертельно раненое животное. Губы его побледнели, он с трудом прошептал:
– Отжил я, барин…
И испустил дух. Голевский решил на всякий случай обшарить Порфирия. Удача! За пазухой – маленький холщевый сверточек. Интересно, что в нем? Капитан не спеша стал разворачивать тряпицу. Один уголок отогнут, второй… Но что это? Какой-то блестящий желтый металл. Не иначе золото? Точно, золотой крестик с голубым камушком и цепочка! Голевский сразу же установил владельца этого драгоценного украшения. Господи, да это же крест мичмана Мухина! Бесспорно, его!
«Так вот какое злодеяние учинил Порфирий в Белояре. Вот он, убийца мичмана собственной персоной. Задушил Мухина – и на дно! Скрывался у своего подельника. У которого лошадь со сломанной подковой была. Эх ты, Порфирий, был ты в моих глазах героем-партизаном и крестьянином-мучеником, а теперь стал навеки разбойником и душегубом. Знал бы ты, кого жизни лишал! Такого же, как ты, участника войны и патриота Родины. И тоже каторжанина. Послали тебя на черное дело злодеи, а ты и расстарался!
