Андрей Десницкий - Угарит
– Нет, ответил я, – поэтому мы сюда к вам и приехали. Но немного не рассчитали со временем.
– Я не понял твоих слов, Вестник…
– Неважно, Иттобаал. Кстати, зовут меня Веней. Бен-Ямин на вашем языке. И вообще, не в именах дело. Ты тут говорил… в общем, мы можем вытащить Йульяту под каким угодно предлогом из города на берег моря? Безлунной ночью?
– Безлунной?
– Именно безлунной. Или нет, лучше, чтобы был тоненький месяц, чтобы была совсем новая луна…
Иттобаал молчал долго, и его бронзовое в закатных лучах лицо не выражало практически ничего. Но мне было видно: он расслышал вопрос. И у него, возможно, есть даже ответ…
– Вестник… Бен-Ямин… ты можешь подать ей знак? Ты можешь сообщить ей, что должно говорить жрецам?
В глубинах моего походного рюкзачка еще болталась пара бумажек из «прошлой» (а на самом деле будущей) жизни – чья-то визитка, проспект турфирмы и всякое такое. Паспорт я оставил в гостинице, за три тысячи лет после. И ручка моя еще не иссякла.
– Кажется, да. Я могу начертать такие письмена, которые поймет только она.
– Тогда всё просто, Бен-Ямин. Слушай меня. Ты напишешь ей послание, но не будешь никому говорить, что ты вестник. Мы просто купцы, я – из Арвада, ты… ну, на угаритянина ты не похож… на киликийца или аморея тоже… что же, ты купец из далекой страны Москебы, племени Соколь или как его там, хочешь узнать цену на пурпурные ткани. Только и всего. И найдется при храме жадный до пророчеств человек, он пожелает узнать, о чем сказано в послании – и кто же прочтет его, как не Вестница? А если и не будет такого, неужели не найдется в руке твоей серебра, чтобы послание доставили ей за плату?…
Он говорил, и всё становилось ясным и понятным, как после морской воды. Как же мне повезло с Иттобаалом!
Следующим утром море неожиданно успокоилось, накрапывал мелкий дождь – первый в этом году! Мои мореходы ловили его ртом и скакали как дети – боги не оставили их поля и сады без пресной воды! Жив будет Угарит и народ его! И какой же это благой знак для нас – отправляться в путь при первом дожде! Боги точно пошлют нам удачу, иначе зачем подавать такие знаки?
А пока можно было не торопиться с отплытием – Библ был совсем рядом. Час или два можно было потратить на важное дело – в Библе вряд ли удастся «мирным торговцам», какими мы будем притворяться, заняться военной подготовкой, не вызывая подозрений. Драться на мечах меня никто и никогда не учил, разве что в детстве мы играли в мушкетеров, размахивая палками. Но там было все очень весело и забавно… А тут – мокрый берег, скользкий и непривычный меч в руках, тяжелое дыхание. Иттобаал, который наносит и наносит учебные удары, и смеется: Вестник с Цафона не умеет драться на мечах! И моряки мои образуют молчаливый, заинтересованный круг. Смотрят, как я учусь убивать. Вот уж никогда не думал, что снова придется…
И совсем не так он делает выпады, совсем не так парирует мои удары, как Боярский в кино. Техника фехтования тут еще не наработана – но и я не могу ей научить, сам не владею. Тут не столько изящные выпады и блоки, сколько элементарный расчет: успеешь ты понять, куда противник наносит удар, успеешь увернуться или подставить собственный меч, или нет.
Так что, когда мне удалось уйти влево, почти упасть на песок – и наметить колющий удар в область паха, Иттобаал одобрительно усмехнулся. А когда через три минуты я повторил прием, и он уже изготовился отбить мой меч, но я вместо этого послал рубящий по ногам, и он не успел среагировать – тут он сказал, что я готов к первому бою. Но я не сдавался до третьей победы (это после двух десятков поражений). Третья была совсем простой – я сымитировал удар в корпус справа, резко отпрыгнул влево и немного вперед – и послал ему колющий в незащищенный бок.
– Ты воин, Вестник, – сказал он, тяжело вытирая пот и дождевую воду со лба, – победить охрану нашего царя тебе вряд ли по силам, но с храмовыми псами ты справишься легко. Ты хороший воин.
Да я и так это знал.
Мы оставили мех с вином в гостеприимном домике для тех, кто придет после нас, и погрузились на корабль. Оказалось, на мысу торчал еще один такой же столб, и мы смогли, перекинув канат через него, стащить корабль обратно на глубину – тем более, было время прилива, и тащить пришлось всего несколько метров.
Я уже точно знал, как мы поступим, а в кармане сильно уже потрепанных джинсов у меня лежала инструкция для Вестницы – на полях яркого бумажного проспекта. Ну не может быть, чтобы такую красоту они ей не передали! Какие там пальмы и верблюды, какая девушка улыбается на их фоне! Пусть останется потом проспект им в утешение, будут пользоваться как виагрой. А вот Юльку мы у них заберем. Только выйдет ли это у нас?
Помоги нам, Господи!
34
Прошел день, меня никто не трогал и с разговорами не приставал. Да и не до разговоров мне сейчас было – перед глазами по-прежнему постоянно прокручивалось увиденное, и оттого ни есть, ни спать, ни вообще как-то жизнедеятельствовать я не могла. Так вот что стояло за скупыми строчками школьного учебника по истории… Неужели другие страны тоже устроены именно так? Ну уж дудки, не хочу я в таком мире жить, ни за какие коврижки не хочу! Только вот кто мне даст из этого мира к себе вернуться? И Венька непонятно где ошивается, и что с ним происходит – неизвестно…
Слезы сами собой вдруг закапали, словно открылся водопроводный кран, сначала по капельке, а потом самым настоящим потоком. Свернувшись клубком у стены, я всхлипывала, завывала и отчаянно жалела себя, когда моего плеча внезапно коснулась чья-то рука.
– Госпожа, я принес тебе поесть, – произнес голос, принадлежавший, как оказалось, старому рабу, прислуживавшему узникам пещеры уже не первый день. Надо же, я думала, что он глухонемой, ведь до сих пор от него ни звука слышно не было, и держался он всегда так, словно ничего вокруг себя не видит и не слышит.
Старик с поклоном подал мне глиняную миску, в которой бултыхалось что-то овощное, прикрытое куском пресной лепешки, и в то же время незаметным жестом сунул мне в руку что-то, по ощущениям напоминавшее сложенную бумажку. Я хотела тут же взглянуть на то, что он мне передал, но старик бережно сжал мои пальцы в кулак и покачал головой, дескать, не сейчас.
Проглотив безо всякого аппетита половину этого варева, я забилась в самый дальний угол пещеры, где за мной было очень трудно следить, свернулась клубочком, устроилась так, чтобы передо мной был падавший сквозь щели в камнях луч закатного солнца. Осторожно развернув записку, я чуть не вскрикнула от неожиданности. Это был такой зримый, ощутимый привет из прошлой жизни, что я едва снова не расплакалась. На затертом на сгибах туристическом буклете Венькиным почерком были надписаны несколько строк.
Значит, Венька жив, он рядом, он не бросил меня! От радости мне хотелось танцевать, но выдавать себя было нельзя. Я хотела спрятать записку куда-нибудь в щель между камнями, чтобы перечитать ее завтра и послезавтра, но не тут-то было. Давешний слуга словно материализовался откуда-то из воздуха, требовательным жестом отобрал листок, да еще потребовал, правда, в весьма почтительных выражениях, чтобы я ему перевела, что там написано про неземных красоток, волшебные дворцы и благородных верблюдов, и как вообще всё это можно заполучить бедному старому слуге в личное пользование – если, конечно, я не хочу, чтобы факт незаконного общения с чужеземцами стал достоянием великого жреца.
И что мне оставалось делать? Заручившись уверениями старика, что он сохранит все в тайне, я сочинила что-то более менее связное и цветистое по мотивам картинок в буклете, с грустью проследила, как он прячет сложенную бумажку в складках своей одежды, и… неожиданно для самой себя призвала на помощь все верховные силы, если они только есть, чтобы старик меня не выдал, и чтобы удалось задуманное Венькой отчаянное предприятие. Теперь оставалось самое трудное – ждать, не предпринимая слишком поспешных действий, чтобы не выдать себя и не насторожить раньше времени жрецов.
К счастью, дожидаться пришлось не слишком долго. Уже через пару часов официальная жреческая делегация явилась, чтобы сообщить мне, что настал предначертанный для омовения час.
– Разве уже родился серп молодой луны? – заартачилась я, памятуя наставления из Венькиной записки, – только при его свете я смогу очистить свое тело для встречи с Владычицей.
– Ты хочешь сказать, что твоя… что ты будешь неугодна Владычице? – уточнил козлобородый глава делегации, с сомнением глядя на меня. – Но откуда тебе ведома воля Владычицы?
– Мне всё ведомо, – отрезала я и, чуть-чуть помедлив, добавила, – Ну, не всё, но многое. Или вам неизвестно, что я – цафонская вестница Йульяту, что я умею читать старинные письмена и узнавать по ним волю богов?
– Так вот, – продолжила я, на всякий случай покрепче вцепляясь в какой-то обломок скалы, – Никуда я теперь не пойду. Я должна совершить морское омовение перед самым рассветом, в первый день новой луны, только тогда Владычице будет угодно мое приношение. А пока идите и не тревожьте меня своими глупостями.
