Псы Господни 2 - Олег Велесов
Шлюмберже заскрежетал зубами. Он уже видел меня в пламени, и отказываться от этого видения не было никакого желания. Но пришлось.
— Нет, монсеньор, ненужно.
— Хорошо. А вам? — отец Томмазо посмотрел на свору шавок позади него.
— Ненужно, монсеньор, — ответили они хором.
— Вот и живите с этой мыслью. Страх — лучшее, что придумал Господь, ибо страх ограждает нас от неверных поступков. А ты, Филипп, верни всё, что забрал у моего человека. И не смей даже смотреть в сторону его дома, не забывай о страхе.
Я взглянул на Жировика: есть ли страх у него? Пахан рытвинских всё это время стоял возле бочки с вином, пил и с ухмылкой поглядывал в нашу сторону. Вмешиваться в разборки он не собирался. Господа толкуют, ну и пусть. До чего дотолкуются не ясно, а если что-то пойдёт не так, то он ни в чём не виноват. Ничего не знаю, моя хата с краю. Удобная позиция. Но если ему представится возможность сделать из меня чучело, он этой возможностью воспользуется. Никакой страх его не удержит.
Глава 2
Я дошёл с отцом Томмазо до ворот монастыря Святого Ремигия. Всю дорогу инквизитор молчал. Прохожие, завидев нас, жались к стенам, кланялись, кто-то несмело просил благословения. Отец Томмазо не глядя крестил их, его в спешке хватали за руку, целовали. Возле монастыря я остановился, не зная, что делать дальше. Хотел было последовать за отцом Томмазо, но Клещ придержал меня.
— Иди домой, попрощайся с матерью. Утром приду за тобой.
Дома меня не ждали. Мама сидела в зале опустив голову, напротив лила слёзы Перрин, Щенок ворошил угли в камине. Когда я встал на пороге, они не сразу поняли, кто перед ними. Смотрели на меня минуту или больше. Первым очнулся Щенок.
— Господин!
Он подскочил ко мне, преданно заглядывая в глаза. Подошла мама, дотронулась до лица, словно проверяя, я это или призрак. Они уже похоронили меня, а я взял и вернулся. Случаются же чудеса.
— Вольгаст…
Я схватил её руку, прижался губами, и ещё минуту мы стояли так, не шевелясь и не говоря ни о чём, и только всхлипывания Перрин нарушали тишину. Потом я выпрямился.
— Мама, я ненадолго. Завтра ухожу.
— Куда? — тут же заинтересовался Щенок.
— Пока в монастырь Святого Ремигия…
— Ты решил принять постриг? — спросила мама. — Что ж, после всего случившегося…
Я покачал головой.
— Не совсем. Я вступил в братство псов Господних. Я теперь защитник монахов-проповедников.
— Инквизиторов?
— Да, мама. Вы считаете мой поступок неверным?
— Напротив, я рада этому. А что будет с нами?
— Отец Томмазо обещал позаботиться обо всём. Он сказал, что больше вам ничто не угрожает.
— И за это ты стал Domini Canes.
— За всё надо платить. Послезавтра утром мы отправляемся в Нанси. Не знаю сколько времени это займёт, может быть, несколько месяцев. Деньги у вас есть… Гуго похоронили?
— Да, на кладбище Сен-Морис. Пришлось заплатить два ливра, зато место очень хорошее, недалеко от входа.
— Два ливра дорого.
— Старик отдал за тебя жизнь. Это дорогого стоит.
Мне стало неловко. Гуго действительно умер, по сути, прикрыв меня собою. В темноте не больно-то ясно было кто есть кто, и вполне возможно, что тот болт предназначался мне, а я о двух ливрах заговорил.
— Я ему благодарен. Правда. Вернусь, поставлю каменную плиту, пусть все знают, кто под ней лежит.
Перрин зарыдала громче. Мы прошли к камину, Щенок подбросил дров, и под их треск и гудение огня мы молча просидели до поздней ночи.
Утром пришёл Клещ, с ним послушник в подряснике и драном плаще. Послушник встал в дверях, всем видом изображая покорность, Клещ прошёл к столу и положил на столешницу мой меч и клевец.
— Собирайся, Сенеген. Госпожа Полада, вот этот, — он кивком указал на послушника, — отныне будет делать всё, что прикажете: за водой ходить, двор мести. Кормить только не забывайте, а если и забудете, то не страшно, другого пришлём, — он хмыкнул. — Ну, Сенеген, готов? Вещи не бери, всё, что необходимо, дадим, — и похлопал по мечу. — Главное, его не забудь.
Я опоясался, обнял маму, потрепал Щенка по плечу. Мальчишка всхлипнул:
— Господин, вы обещали взять меня пажом.
— Как стану рыцарем, обязательно возьму. А пока приглядывай за Лобастым, договорились?
Выходя из дома, я постучал по притолоке. Клещ прищурился.
— Что за жест, Сенеген?
— Чтобы домой вернуться. Традиция такая.
— Чья?
— Есть один народ.
Я не стал вдаваться в подробности, да и Клещ ни о чём больше не спрашивал. Пока мы шли до монастыря, я попытался узнать о своих новых братьях.
— Много нас?
— Кого «нас»?
— Псов Господних.
— Ты, я и Чучельник.
— Трое?
— А куда больше? На мой взгляд, и ты лишний. Хорошо дерёшься, хорошо фехтуешь, но для пса этого мало.
— А что ещё нужно псу?
Клещ посмотрел на меня, как на описавшегося младенца.
— Про мозги что-нибудь слышал?
— Нет, а что это?
— Это такая штука, которой тебе придётся научиться пользоваться.
— Поможешь?
— Куда я денусь.
Мы дошли до монастыря. Привратник открыл ворота, поклонился. Клещ провёл меня через двор к маленькой дверце с торца главного здания. Здесь нас ждал монах в рыжей рясе, открыл дверку и первым вошёл внутрь. Трепещущий огонёк светильника выхватил из темноты каменные ступени. По узенькой лестнице спустились в подвал. Потолки низкие, идти пришлось сильно наклоняя голову. Пространство огромное, поделённое на несколько улиц. Большую часть занимали бочки, на каждой стояла маркировка римскими цифрами. Скорее всего, это год, а значит, в бочках вино. Попробовать бы. Из каждой. Такая жажда обуяла. Зачем нам какой-то Верден?
— Клещ…
— Чего тебе?
Старший Пёс не был настроен на шутливый лад. Он вообще относился ко мне с негативом. Не знаю, чем было вызвано подобное отношение, вроде я его никаким местом не задевал и в начальники не рвался. А может он сам по себе такой, недоверчивый, так что если общаться с ним, то исключительно по серьёзке.
— Это… чё мы сюда запёрлись? Сумрачно тут как-то.
— Сейчас увидишь.
Мы прошли до конца улицы, монах свернул вправо и, поднимая светильник над головой, повёл рукой:
— Вот.
Огонёк светильника
