Троецарствие - Иван Алексин
Окольничий Иван Иванович Годунов. Ага, тот самый, что за отказ признать ЛжеДмитрия I, чудом избежав казни, был посажен в тюрьму, а позже, в той, другой истории за отказ подчиниться уже второму ЛжеДмитрию, был утоплен в Оке. Этот не предаст, хоть и женат на сестре Филарета. Его я и поставил на всей этой придворной камарильей, возведя в бояре и сделав дворецким (министр двора).
— А ну, тихо! — рявкнул я, не сбавляя шаг. Следом, оттесняя в сторону дворцовую челядь, пристроились мои охранники, возведённые в ранг рынд. — Государево дело! Недосуг мне тут с вами лаяться!
Через пять минут мы уже скакали по городу, миновав охраняемые стрелками ворота в детинец. На душе при виде справных, одетых в одинаковый доспех воинов, потеплело. С такими бойцами мне никакой бунт не страшен!
Эх, если бы ещё отряды из Сибири и Магназеи пришли! Где ты, Тараско⁈ Неужели всё же попал в руки к Шуйским?
Отец Иаков был не один. Навстречу мне вместе с ним вышел отец Арсений.
Ну, что же. Может, оно и к лучшему. Сразу с обоими духовными лидерами Костромы переговорю.
— С чем прибыл, государь?
— Благословение хочу получить, отец настоятель, — слегка поклонился я архимандриту. — вот только прежде хочу узнать; благословишь ли?
— О чём ты, Фёдор Борисович? — отец Иаков переглянулся с игуменом Богоявленского монастыря, насупился, сверля меня глазами. — Или свершил что непотребное?
— Свершил, — тут же признался я. — Грех на мне великий, отец Иаков. Отчий престол, что после смерти батюшки из-за козней врагов моих потерял, вернуть хочу.
— Про то мне ведомо, — растерялся архимандрит. — А греха то здесь в чём?
— А об этом у патриарха Гермогена спросить нужно, — наябедничал я. — Он меня анафеме, как отступника от православной веры, предал. И ещё повелел все храмы божьи в землях, что руку законного государя держат, закрыть и службы в них, покуда они мою власть не отринут, не проводить. И как мне теперь поступить?
Гробовая тишина послужила мне ответом. Два настоятеля замерли, разинув от изумления рты, не в силах осознать только что услышанное. Я даже какое-то странное удовольствие получил, наблюдая за ошарашенными лицами монахов.
— Как это возможно? — через силу выдавил из себя Арсений. — Для этого же нужно собрать церковный собор!
— Уж не смеёшься ли ты над стариком, государь? — немного пришёл в себя и отец Иаков.
— Да какое уж тут веселье, — развёл я руками, — если патриарх все церковные уставы поправ, без вины и церковного суда по собственной прихоти законного государя анафеме предаёт? А церковный собор собрать нужно. Тут ты прав, отец Арсений. Будем Гермогена за неправды его с патриаршества сводить да нового более достойного пастыря выбирать. Ты уж, отец Иаков озаботься грамотки всем церковным иерархам разослать.
— А приедут ли? — усомнился архимандрит. — Многие из них руку Шуйского держат.
— Из монастырей больше десятка настоятелей за меня стоят. Больше и не нужно, — пожал я плечами, чуть было не добавив, что ЛжеДмитрий II в своё время и вовсе без какого-либо собора обошёлся, самолично провозгласив патриархом Филарета. — Ну, а пока, людишек успокойте; церковные службы будут проходить, как и прежде. Тех священников, что вздумают отказаться, будем взашей гнать. Пусть им Гермоген новое место ищет.
* * *
Земля ощутимо дрожала под копытами тяжёлой конницы; тягучий, монотонный гул конной лавины, неумолимо нарастал, грозя одним ударом смести всё на своём пути. Вокруг царила паника. Тысячи пеших ратников, бросив на землю оружие, изо всех сил убегали в сторону видневшихся вдали распахнутых ворот; крики ужаса, отборный мат, мольбы раненых, молящих их не бросать.
Безумцы! Те кто ближе к слиянию Вороньей с Упой стояли, может ещё и успеют. А отсюда до Тулы с полверсты будет. Как не беги, всё едино стопчут.
— Пётр Фёдорович! — подскакав к ЛжеПерту, Фёдор Бодырин резко осадил коня. — Обошли нас с фланга супостаты! Битва проиграна! В город уходить нужно!
Илейко оскалился, показав атаману терских казаков крепкие зубы. А то он и сам не видит! Вот только того Бодырин не понимает, что это не битва проиграна, а вся их затея прахом пошла. И уходить нужно не в Тулу, а прочь от города. Не выстоять им в осаде, если воеводы Шуйского всей своей силой навалятся. Слишком мало их после разгрома на Восьме осталось. Вот только сделать это нужно было чуть раньше! А теперь куда? На севере за Вороньей полки Скопина-Шуйского стоят, с запада дворянская конница князя Голицына вот-вот в землю втопчет, на востоке Упа поперёк дороги течёт. Окромя Тулы и податься некуда!
— Уходим, — решился, наконец, самозванный царевич, разворачивая коня.
— Хлопцы, не коней! — крикнул во всё горло атаман, пристраиваясь рядом с Илейкой. — Не отставай! За городскими стенами укроемся!
Вокруг засвистели ногайки, бросая коней вскачь. Небольшой, хорошо сплочённый отряд ринулся прочь, чавкая копытами по раскисшему берегу, одним рывком вырвался на более сухую почву, обгоняя пеших беглецов.
— Православные, не бросайте! Возьмите меня с собой! Стойте!
Несколько ратников, не успевших убраться с дороги, смяли, попутно орудуя нагайками и саблями, остальные быстро отстали, продолжая что-то кричать, размахивая руками. Не жильцы. Лучше бы к Вороньей бежали, хотя и там надежды на спасение практически нет.
Возле ворот образовался затор. Плотно спрессованная мешанина из конных и пеших тел отчаянно бурлила, втаптывая в камень опрокинутых под ноги неудачников, бешено толкалась локтями, махала железом и нагайками. Начали сыпаться стрелы, которые пока ещё были не в силах нанести ощутимый урон, падая на излёте, но добавили паники. Крики отставших смолкли.
— Вперёд! — решительно мотнул головой Илейко, выдернув саблю из ножен. — Руби их, хлопцы! Иначе не прорвёмся!
— Бей! — подхватил клич ЛжеЛетра Бодырин.
Две сотни казаков врезались в толпу, сметая несчастных со своего пути, вклинились в широкий проход под нависшей над воротами аркой, вывалились, почти потеряв ход, на забитую воинами площадь.
— Опускай решётку! — тут же заорал Илейко, направив коня в сторону двух ратников, замерших у большого ворота с натянутой на него цепью.
— Так там же ещё людишек много, царевич!
