Курсант. На Берлин 2 - Павел Барчук
Кто же знал, что опыт придётся повторить.
Ничего не имею против самолётостроения в 1939 году, и может, они все тут большие молодцы, но у меня, пока мы добирались к Берлину, снова присутсвовало твердое убеждение, что я никуда не долечу, что самолет рассыпется прямо в воздухе.
Естественно, предвзятое отношение и отсутствие веры в инженерных гениев 1939 года — это побочный эффект жизни в более продвинутом времени. Умом я данный факт понимал, все познаётся в сравнении, но легче от этой мысли во время полёта ни черта не стало.
К сожалению, фины не смогли еще придумать более удобный способ, чтоб быстро попасть в Германию. Хотя, по-моему, и не смогут. Не помню, кроме самолётов будет ли там другое прямое сообщение. По-моему, нет.
Я так понял из рассуждений Эско Риекки, когда мы готовились к поездке, еще была возможность сделать это по воде. Но только до определенного места. Потом придется долго пилить на поезде. А Эско Риекки сильно нервировало слово «долго». Он настолько рьяно жаждал свалить быстрее из своего любимого Хельсинки, что длительный путь даже не рассматривал. Отчего-то Риекки был твердо уверен, в Берлине со мной уже ничего не случится.
Тем более, рейс, на котором предстояло лететь, хоть и считался гражданским, из пассажиров включал только Ольгу Константиновну, ей тоже пришло время возвращаться в Берлин, близкое окружение актрисы и меня в компании начальника сыскной полиции. Данный факт Риекки расценил как признак высочайшего доверия со стороны немцев. Видимо, конкретный рейс относился к категории тех, которые в будущем назовут чартерными.
Риекки нервничал с каждым днем все сильнее и ждал отлёта, словно ману небесную. Мне кажется, ему везде мерещился Клячин. Или нет… Наверное, Клячин везде мерещился мне, а начальник сыскной полиции чувствовал мое напряжение и потому волновался сам.
Я же, если честно, реально превратился в параноика. Мне постоянно казалось, будто спину прожигает знакомый взгляд волчьих глаз дяди Коли. Вот прямо чувствовал его кожей.
Что интересно, пока находился в номере, ощущения притуплялись. Стоило выйти хотя бы в коридор гостиницы, начинало невыносимо свербить между лопаток. Я с большим трудом сдерживал желание оглядываться по сторонам каждые пять минут. Думаю гости отеля, встречавшие меня в эти дни, заподозрили, что с ними в одном здании живёт псих. Потому как психом я со стороны и выглядел.
Вполне понятно, Клячин далеко не супермен. Да, опытный, да, жестокий. Но всего лишь человек. Вокруг меня в Хельсинки ошивалось такое огромное количество сыскарей, особенно после случившегося с Куусари, что при всем желании товарищ старший лейтенант госбезопасности не имел вообще никакой возможности подобраться близко.
Более того, Риекки настолько впечатлился моей помощью в плане его противостояния с военной разведкой, что на полном серьёзе велел каждому сотруднику в случае опасности прикрывать объект охраны, то есть меня, собственным телом. Ну и плюс, конечно, за сохранность важного для немцев товарища, с Риекки спросили бы по полной программе.
Однако, надо отдать должное, Эско моим состоянием проникся. Вопросов он больше не задавал, но стоило мне вздрогнуть и оглянуться, начальник сыскной полиции мгновенно превращался в охотничьего пса. У него даже ноздри начинали раздуваться так, будто он вот-вот возьмет след. Если мы, конечно, в этот момент находились рядом.
В общем, с каждым днем, проведенным в Хельсинки, и я, и Эско имели все шансы получить нервный тик. Правда, по разным причинам. Меня беспокоило, что Клячин по-прежнему не проявляет активности и не выходит на контакт. Риекки беспокоило, что Клячин может проявить активность. Конечно, начальник сыскной полиции делал вид, будто все у него под контролем, но при этом, и я это видел прекрасно, он сильно переживал за мою жизнь.
Поэтому, как только стало известно о точной дате отъезда, пришлось брать, что дали. В Германию мы полетели. Я так понял, Эско просто поставили перед фактом.
Все время, пока самолет трясло и мотыляло, я сидел, вцепившись в ручки кресла, благо они имелись, и упорно изображал спящего. Не хотелось показывать слабость в присутствии фина.
Впрочем, начальник сыскной полиции тоже был немногословен. Он вообще вёл себя странно с самого утра, смотрел в мою сторону так, будто я занял у него очень, очень много денег, а отдавать не собираюсь.
Когда самолёт, наконец, приземлился, я выдохнул с облегчением. Вообще, конечно, было бы очень глупо, если бы самолёт рухнул на землю. Чистый анекдот про колобка. От медведя ушел, от волка ушел, от деда с бабкой укатился, а помер нелепейшим образом.
— Темпельхоф… — Многозначительно и пафосно произнёс Риекки, глядя в окошко.
Видимо, так назывался аэропорт, где мы садились. Я напряг память, вспоминая название, которое озвучил господин полковник. Вернее, попытался найти его в своей прошлой будущей жизни, до которой еще чертова уйма десятилетий. Однако, насколько помню, в Германию мы летали через Франкфурт. Никаких Темпельхофов не знаю.
— Посмотри. — Эско покосился на меня, а затем кивнул в сторону иллюминатора. — Потрясающий вид.
— Премного благодарен. Обойдусь. — Сдержанно ответил я.
Наверное, в представлении Эско Советский союз в своем развитии ушёл не далеко от большой деревни, раз он считает, будто меня должен привести в состояние восторга аэропорт.
— Тебе не интересно? Это же Темпельхоф. — Не успокаивался настырный фин.
— Да хоть Льюльяйльяко! — Ответил я раздражённо. — Быстрее бы уже сели и все. Вообще, кстати, не понимаю, почему нам предоставили гражданский самолёт. Мне казалось, столь важную персону можно было бы отдельным рейсом отправить. Имею в виду, что-то военное и серьёзное.
Эско хмыкнул, окинул ироничным взглядом «важную персону», а затем снова демонстративно отвернулся к окошку, чтоб наблюдать как приближается земля. Финский извращенец…
Вообще, конечно, недовольство гражданским рейсом я разыграл перед Эско специально. Давно не трепал господину полковнику нервы своим поведением зажравшегося русского, который из грязи сразу попал в князи. Непорядок. А то господин Риекки расслабится и выйдет из-под контроля. Из-за ситуации с Куусари он и так едва не начал относится ко мне слишком хорошо, а нам такое не нужно.
Едва железная птичка замерла, перестала гудеть и трястись, я вскочил с кресла, схватил чемодан и вознамерился очень быстро рвать когти на улицу. Тем более,
