Ледоход - Владимир Анатольевич Тимофеев
Сначала — перебраться из захолустья в Москву. Найти подходящий вуз, поступить — уже имеющегося багажа знаний для этого вполне хватит. Потом жениться. Супругу подобрать из приличной семьи. Чтобы и тесть со связями, и сама не уродка. Затем двинуться вверх по партийной или хозяйственной линии, а когда грядет перестройка, влиться в команду «молодых реформаторов». Развал Союза встретить во всеоружии: с начальным капиталом, поддержкой сверху и знанием, куда вкладывать деньги. С производством связываться ни к чему, но в сфере финансов… Да, тут возможностей много, главное — тщательно всё продумать, чтобы не попасть под бандитскую крышу и не влететь под дефолт… Дальше — уже на выбор. Или уехать в Европу и наслаждаться там тихой безбедной жизнью, или продолжить сколачивать состояние на исторической родине… Перспектива, однако. Аж дух захватывает…
Впереди что-то хрустнуло. Туманов вскинулся. Навстречу ему шли трое парней, на лицах — неприятные ухмылочки.
Виктор Иванович замедлил шаг. Сознание заполонило чувство неясной тревоги. Парни тоже притормозили. Мало того — начали расходиться. Причем, явно не для того, чтобы пропустить одинокого пешехода, а скорее наоборот — чтобы тот не сбежал. Расстояние — метров десять. Сбежать и вправду не выйдет. Догонят в момент.
В душу инженера начал заползать страх. Липкий, противный. По виску стекла струйка холодного пота. Страх постепенно переходил в панику. Это же те, про кого говорила Ирэн. Борчик, Петюня и Серый. Неужели бить будут? Или даже калечить? А как же планы? Что делать, если станешь вдруг инвалидом? Кому они здесь нужны?! Как пробиваться наверх, если прямо сейчас тебе проломят голову?!
Спасение пришло, как всегда, неожиданно.
«А ну-ка, подвинься, шкет», — голос в мозгу звучал столь настойчиво, что Туманов просто не смог ему воспротивиться. Безропотно отдал бразды правления своей второй ипостаси и тут же забился в бездну собственных страхов. Только бы пронесло. Только бы не покалечили и не убили…
Стрельников неторопливо приблизился к перегородившей путь троице. В одиночку с любым из них он бы справился, но сразу с тремя… А, впрочем, какая разница? Главное — не сдаваться и не отступать. А еще лучше бить первым и — ничего не бояться.
Остановился. Молча глянул на возглавляющего гоп-компанию Борчика.
Тот глумливо оскалился.
— Что, Стрельник, не ждал?
— Чего?
Николай вынул из карманов руки. Встряхнул. Покосился на заходящего сбоку Петюню, потом на вихляющего коленцами Серого. Этот — самый трусливый. В драку полезет последним. Да и то, если будет уверен, что в рожу ему уже не зарядят.
— Чего-чего, того самого, — прошипел Борчик. — Тебя, б…, предупреждали, чтобы к чужим тёлкам не клеился? Предупреждали. Так вот и не оби…
Стрельников презрительно сплюнул.
— Не тебе, дрищ, командовать, с кем и кому ходить. Понял?
— Что-о?! Да я те…
Окончание фразы застряло у гопника в глотке. Резкий прямой в челюсть не оставил ему никаких шансов.
Нокаутированный Борчик рухнул без звука.
«А говорили, большие шкафы падают громко».
Уходя от удара в висок, Стрельников слегка поднырнул под бьющую руку. Этого оказалось достаточно. Кулак Петюни просвистел возле самого уха.
«Промазал — лови ответку».
Ботинком по голени, коленом в промежность и локтем в хребет, чтобы не трепыхался.
«Отдохни, дурик».
— Э-э, ты чего-чего?
Николай рывком развернулся к единственному оставшемуся на ногах противнику.
— Что, Серый, очко-то жим-жим?
— Чего, чего… — продолжал лопотать тот, пятясь всё дальше и дальше.
— А ну! — Стрельников сделал вид, что сейчас бросится на врага.
Секунда — и Серого как ветром сдуло. Прямо через кусты.
— Ссыкун, — резюмировал Николай, возвращаясь к поверженным Петюне и Борчику. Первый глухо стонал и пробовал отползти на обочину. Второй сумел кое-как подняться на четвереньки и ошалело крутил башкой. Видимо, пытался сообразить, как и когда его занесло «на эти галеры».
— Так что ты там говорил про тёлок? Мож, повторишь, а то я не очень расслышал? — победитель лениво пнул ворочающегося в грязи Борчика, заново переводя его в положение «мордой в асфальт».
— И-и-ы-ы-ы, — бывший хахаль Ирэн промычал нечто невразумительное.
— Сопли прожуй, гундосый, — хмыкнул Стрельников.
«Общаться» с недругами желания не было, да и голова опять закружилась. Хоть и говорят, что сдавать кровь полезно, но если её сдавать дважды в день, сперва за себя, а потом за соседа по общежитию, на иные «физические нагрузки» здоровья может и не хватить.
Николая хватило шагов на сорок. Подняв упавшую кепку, он медленно, не оборачиваясь, добрёл до развилки, свернул на боковую дорожку и… едва не свалился без сил. На миг потерял сознание и, если бы не росшая у тропинки берёза, рухнул бы прямо в грязь, без вариантов.
Окончательно парень пришёл в себя лишь через полминуты. Стоя на полусогнутых, обняв берёзовый ствол и уткнувшись носом в сухую кору, он жадно ловил ртом воздух, холодный, влажный и до безумия «вкусный». Каждый вдох — словно кусочек жизни. Причем, не своей, а чужой. Вливающейся толчками. Проникающей в лёгкие, кровь, желудок, растекающейся по организму, пытающейся его подчинить.
«Пусти», — прозвучало в сознании.
«Обойдёшься, — Стрельников легко отразил все попытки взять его мозг под контроль. — Раньше надо было об этом думать. Свою жизнь ты, дядя, просрал, а мою уже не получишь. Понял?»
«Подселенец» из будущего не ответил.
«Молчание — знак согласия», — Николай оттолкнулся от дерева и, утерев рукавом выступивший на лбу пот, облегченно выдохнул. Всего только месяц назад он читал в «Науке и жизни» статью про переселение душ и про то, что подобное невозможно, и вот теперь…
«Ошиблись товарищи учёные. Как есть, ошиблись…»
Вторая личность, поселившаяся в голове, Стрельникова нисколько не раздражала. Вреда от неё немного, а польза имеется, да ещё какая! По крайней мере, теперь не надо задумываться, как сдать экзамены в политех. С физикой-математикой у гражданина Туманова полный порядок, но со всем остальным… Применить послезнание, чтобы только обогатиться… Какая фигня! Известно ведь — всех денег не заработаешь, а уважение окружающих не купишь ни за какие коврижки. Тем более, когда точно знаешь, что мир, в котором родился, исчезнет через пятнадцать лет, сменившись на… не пойми что.
«Нет, дядя, ты как хочешь, а я в таком будущем жить не хочу».
«Ну и дурак», — буркнул невидимый собеседник.
«Может быть, — не стал возражать Николай. — Но это мой мир. Моя жизнь. Моё время. И я буду драться за них, сколько потребуется».
Туманов опять промолчал.
Стрельников усмехнулся. Ему было жаль Виктора.
