Польская линия (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Но остальное время думал о предстоящей встрече с Наташей и о том, как же я нехорошо поступил, изменив своей любимой женщине. Утешал себя тем, что мы с ней пока не муж с женой, а вот если бы были официально женаты (хоть в ЗАГСЕ, а хоть в храме), тут уж другое дело. М-да, а я сам-то в это верю? Пожалуй, не очень. Мало быть мужем и женой, надо и видеться почаще.

Тем временем, ноги привели меня к зданию Коминтерна. Уже не в первый раз подумал, что выбор места здесь не самый удачный – все иностранные коммунисты, входившие внутрь, на виду.

У ворот Александровского сада расположился какой-то пожилой книжник, разложивший на опрятной рогоже старые книги. Как я не спешил, но пройти мимо не смог. Так. Ключевский, Карамзин, Устрялов. Несколько сборников Баратынского и Фета и два тома из собрания сочинений Пушкина. Эх, когда же у меня будет постоянное место жительства, где можно устроить библиотеку? Но на одном из трудов Карамзина я узрел интересную брошюрку. Батюшки-святы! Так это же первоиздание «Пригожая повариха» Михаила Чулкова. Едва ли не первое эротическое издание в России. Места много не займет, а книжечка редкая.

Но только я уцепил приглянувшуюся книгу, как меня попытался отпихнуть в сторону какой-то усатый толстомордый дядька со слегка выпученными глазами, от которого изрядно попахивало самогонкой и несвежими портянками.

– Ну-ка парнек, дай сюды! – потребовал дядька, протянув руку за книгой.

– С какой стати? – хмыкнул я, поворачиваясь к книжнику.

– Сюда подай, я кому сказал!

Я внимательно посмотрел на «поддатого» ценителя редких книг. Если бы не военная форма, можно бы принять его за обнаглевшего извозчика.

– Товарищ, эту книгу я первый взял, значит, она моя, – сообщил я.

Если честно, то будь гражданин повежливее, я уступил бы ему книгу. Похоже, он из породы библиофилов. Но коли хамит, то шиш ему, а не «Пригожая повариха».

– Ну ладно… – злобно прошипел дядька.

Я уж было подумал, что гражданин сейчас ринется в драку, но тот лишь злобно зыркнул на меня выпученными глазами и куда-то побежал.

С книжником мы сторговались на двухстах рублях. Подозреваю, что дед хотел бы получить больше, но после случившегося инцидента старичок заторопился и принялся собирать книги.

Я еще не успел отойти, как меня окликнули:

– Гражданин, стоять!

Ко мне приближался толстомордый библиофил, а с ним два милиционера с винтовками. Повернувшись к стражам правопорядка, я улыбнулся:

– Слушаю вас внимательно.

– Ваши документы, гражданин, – строго потребовал от меня один из милиционеров, а толстомордый, радостно улыбался, потирая ладошки.

– А вас не учили, что вначале нужно представляться самим?

– Гражданин, ваши документы, – упрямо твердил милиционер.

Вполне возможно, что в стране, где каждый второй одет в военную форму, гражданин в штатском не производил должного впечатления. Потому я не стал пререкаться, а просто вытащил из внутреннего кармана удостоверение. Раскрыв, продемонстрировал его сотрудникам милиции.

Как всегда, произошла мгновенная метаморфоза. Вот только что это были важные и строгие служители закона, а теперь напоминали шкодливых школьников.

– Товарищ особоуполномоченный, прощения просим, – сразу же заюлили сотрудники. – Не признали вас без формы-то.

Хотел провести содержательную беседу, но вспомнив, что в ближайшее время у меня есть более важная вещь, нежели воспитание нерадивых милиционеров, сказал:

– В следующий раз отправлю вас под арест. А теперь – шагом марш отсюда!

Милиционеры, довольные, что их отпустили, быстро ушли, но толстомордый сдаваться не собирался.

– А мне плевать, что ты особый и уполномоченный. Да ты знаешь, кто я такой? – выкатил рачьи глаза незнакомец. – Да я самый великий поэт Советской России! Да я с самим Троцким водку хлебал, а у товарища Бухарина чай пил. Да ты знаешь, что я с тобой могу сделать?

Самое интересное, что я понял, кто стоит передо мной. Свернув в трубочку книжку и спрятав ее в карман, ухватил толстомордого за плечо, развернул его лицом к Итальянскому гроту, доверительно прошептал прямо в ухо:

– Клоун ты из погорелого цирка, а не поэт. – Толстомордый попытался дернуться, пришлось немножко сжать пальцы, и он притих. – Я тебе сейчас пинков надаю, и никто тебя не спасет – ни Троцкий, ни Бухарин. А когда узнают, что поэта Всея Руси отпинали, смеяться станут, и все.

Пинать, разумеется, я его не стал, но дал тычка в спину, чтобы прочувствовал, что следует вести себя с незнакомыми людьми более вежливо. Надеюсь, урок пойдет на пользу. Хотя, этому гражданину (но не поэту!), никакие уроки не помогут.

Настроение уже подпортилось. И встреча с Наташей оказалась совсем не такой, как я ее себе представлял. К тому же в ее кабинет то и дело заглядывал народ, что-то спрашивал, с любопытством смотрел на ответственного сотрудника Коминтерна и довольно-таки молодого мужчину в непривычном для этого времени штатском костюме. Все, что мы смогли себе позволить – это поцеловать друг друга.

– Вечером увидимся? – поинтересовался я.

Наталья Андреевна лишь кивнула. Что ж, уже хорошо. Но, елки-палки, оказывается, забыл переложить письмо Полины из гимнастерки в пиджак. Спрашивается, как я теперь стану отчитываться? Впрочем, Наташа такой человек, что поверит и на слово. Я бы ей поверил.

– Без бороды тебе лучше, – сказала Наталья. Вздохнув, добавила: – Моложе выглядишь. И костюм хорош, по парижской моде.

Парижская мода, подозреваю, ушла вперед года на два-три, но кто в России сумеет угнаться за этой переменчивой особой?

– Володя, у меня к тебе дело, – деловито сообщила Наталья Андреевна. – Мой знакомый французский журналист хотел бы взять у тебя интервью.

– Именно у меня? – удивился я. Не того я полета птица, чтобы французские журналисты желали брать интервью.

– Ну, скажем так, не только у тебя, а вообще, у людей, проживающих не в столице, а в провинции. Мишель Потье – французский коммунист и журналист.

– Потье? – переспросил я. Фамилия отчего-то казалась знакомой. А где я ее слышал, не помню. Может, в романах Дюма?

– Это другой Потье, – отмахнулась Наташа. – У нас ведь тоже – есть просто Голицыны и князья Голицыны.

– Ну, другой Потье, так другой, – покладисто согласился я. Можно подумать, что я знаю, кто «этот» Потье.

– Так вот, Мишель работает в одной газете. Она не коммунистическая, а социалистическая. Знаешь, в чем разница?

– Конечно не знаю. Откуда нам, серым и убогим знать? – фыркнул я.

– Извини Володя, – слегка смутилась Наташа. – Иногда забываю, что ты уже не тот бестолковый мальчишка.

Вскочив с места, моя бывшая начальница подбежала ко мне и крепко поцеловала. За этот поцелуй можно все простить. Я уже собрался сграбастать любимую женщину, усадить на колени, но она вырвалась и убежала на свое место. Погрозив мне кулачком, кивнула на дверь – мол, бдят! Продолжила:

– Его читателей интересует не только Москва и Петроград, но и другие города России. И мне поручено помочь Мишелю с организацией интервью. Я, когда узнала, что ты в Москве, решила, что товарищ Аксенов не станет отказываться.

Звучит, вроде бы, правдоподобно, но есть кое-какие нюансы.

В той жизни давать интервью я смог бы лишь по разрешению вышестоящего начальника. И даже не по разрешению, а по приказу. Давать интервью по личной инициативе? Да боже упаси! Такие вещи, как сотрудничество с прессой, строго регламентированы. Вот и сейчас, едва Наталья упомянула о сотрудничестве с прессой, я задумался. А имею ли я право давать интервью да еще представителю зарубежного СМИ без разрешения Дзержинского?

Любой сотрудник спецслужб шарахается от журналистов, как черт от святой воды. Скажешь одно – услышат другое, переиначат по-своему, а потом иди, доказывай, что ты совсем не это имел в виду. Так что товарищи представители второй древнейшей профессии вам прямая дорога в пресс-службу, где сидят улыбающиеся девочки и немолодые юноши, они вам всю информацию и предоставят. Дозированную, согласованную и все прочее.