Ларри Мэддок - Три Ганнибала
— Ему, должно быть, очень неловко использовать этот диковатый культ в своей кампании. Я учту это.
— Ты не окажешь мне небольшую услугу, если будет возможность? — неожиданно спросил д'Каамп. — Сципион — одна из ключевых фигур в моей коллекции военных гениев. Это просто хобби, хотя время от времени оно оказывается полезно в работе. Я бы хотел иметь запись, фиксирующую его поведение во время битв и других военных операций. Я дам тебе миниатюрный магнитофон. Запиши голос, если получится.
— Сделаю что смогу, — пообещал Форчун.
День 190: Вот ты провела здесь уже пять месяцев, становясь сильнее с каждым днем. Выздоровление Дрейна немного отстает от твоего, потому что он получил большую дозу солупсина. Ты же здорова уже почти два месяца, и у тебя было достаточно времени подумать. Открытие того, что ты влюблена в этого фантастического мужчину, который называет себя Ганнибалом Форчуном, повергло тебя в небольшой шок. Ты изучила его со всех сторон и удовлетворена, что случилось именно это. Ты влюбилась. Когда ты признала этот факт, поведение Дрейна в отношении тебя начало казаться гораздо более разумным.
Да, девочка, с удивлением говоришь ты сама себе, двое людей из культур, в которых нет понятия «любовь», умудрились влюбиться друг в друга! И вот ты проводишь часы, мечтая провести остаток жизни с этим потрясающим мужчиной, и эта идея иногда кажется тебе невозможной. Вы оба — агенты ТЕРРЫ; у вас нет времени на такие глупые обычаи, как любовь. Фактически, ты сомневаешься, что кто-нибудь, кто не занимался вплотную изучением обычаев тридцать восьмой планеты Галактической Федерации, вообще слышал что-нибудь о любви. Это настолько больше, чем простое физическое влечение, хотя ты признаешь, что в его присутствии ты испытываешь явное сексуальное возбуждение. Тебе нравится мужчина, его сила, его ум, его нежность, которая говорит тебе, что он понимает твою уникальность. Раньше ты презирала его, определив его в категорию профессиональных героев, и вот ты умудрилась влюбиться в него. В этом нет никакого смысла, но это чувство — какое бы слово подобрать? — восхитительно.
Сегодня, например, он учит тебя некоторым секретам навигации во времени. Он только что уселся в машину времени, чтобы продемонстрировать, как перескочить через часть дня. Он нажмет кнопку, и машина исчезнет; ровно через пятнадцать минут он появится снова, но Дрейн Вокайени не будет существовать в то время, пока его не было в той темпоральной линии, где находишься ты.
Машина времени исчезает в мгновение ока со звуком, напоминающим небольшой хлопок. Это воздух спешит заполнить неожиданный вакуум. В этот момент ты чувствуешь прилив паники, что он никогда не вернется. Ты ощущаешь его отсутствие. Нелепо! Как же ты будешь, интересно, чувствовать себя каждый раз, когда он будет отправляться на задание, где его шансы быть убитым просто огромны?
И все же ты упрямо не хочешь признать себя влюбленной в этого человека. Ты бы предпочла просто наслаждаться его компанией.
Хлоп! И ты уставилась на сверкающую машину времени; вместо пятнадцати минут едва ли тридцать секунд прошло с его исчезновения. Вот открывается люк и появляется он, Ганнибал…
На его лице свежий шрам. Вся одежда в грязи. Руки и лицо исцарапаны. Он хромает.
— Дрейн! Уже успел подраться, негодяй…
Он смотрит на тебя со странным выражением, его глаза просто впиваются в твое лицо, точно он не видел тебя сто лет. Но когда он спрыгивает на землю, то уже глупо ухмыляется.
— Где ты был? — восклицаешь ты.
Он прикладывает палец к губам и шепчет: — Я собирался сделать тебе подарок, но аборигены оказались не так дружелюбны, как я думал. К несчастью, дорогая, этот визит был совершенно необычен. Для меня могло быть опасно не узнать об этом позже.
— Хорошо, — говоришь ты, озадаченная, но готовая помочь, потому что знаешь, что когда Ганнибал Форчун говорит, что что-то опасно, это может быть и смертельно. — Я постараюсь не напоминать тебе об этом. Он обнимает тебя.
— Я люблю тебя, — говорит он с неожиданной страстью. — Сейчас я люблю тебя так же, как и завтра.
Ты смотришь на него, не понимая, пытаясь прочитать у него в душе, пока он говорит:
— Время судит. Ты понимаешь, мы действительно не можем позволить себе отвечать друг за друга. Мы…
Ты видишь, как мучительно он ищет слова.
— Почему, дорогой? — мягко спрашиваешь ты.
— Я люблю тебя, как бы ты ни выглядела, — шепчет он, и потом целует тебя, крепко сжимая в объятиях, и ты замечаешь, что он плачет. Ты пытаешься сказать что-то, но он качает головой.
— Не спрашивай меня, — предупреждает он так тихо, что тебе приходится напрячься, чтобы расслышать его, — у нас всего несколько минут. Ты прячешь лицо на его твердой груди и ничего не хочешь знать. Но он говорит что-то еще:
— Ты должна представить себе, что этих последних минут не существует.
— Я обещаю, — заверяешь ты его. Неожиданно вещи, о которых ты думала несколько минут назад, встают на свои места. — Есть только сейчас, правильно? — говоришь ты. — И сколько бы мы ни жили, все, что у нас действительно есть, это сейчас. Этого должно быть нам достаточно.
Ты целуешь его, и он отступает назад, и каким-то образом ты знаешь, что не можешь следовать за ним. Он слишком быстро забирается в машину времени, и крылья люка захлопываются за ним. Фор-чун исчезает в никуда, оставляя позади только хлопок воздуха. Сколько это заняло? Десять минут? Двенадцать? Крохи драгоценного времени оставлены тебе, чтобы убрать следы его визита с твоих глаз. Твое сознание борется со странностью всего этого, и ты предпринимаешь бешеные попытки сконцентрироваться, чтобы сохранить в памяти каждое слово. Ты никогда не должна напоминать ему об этом, и когда он вернется через минуту или две, он не будет знать об этом. Ты поймешь это позже, но сейчас ты должна избавить его даже от подозрения, что он был здесь и сказал эти слова. Ты представляешь себе, что это что-то вроде того, как земные люди часто делали в прежние времена, прежде чем нашли способ лечить рак…
Ты рада, что Уэбли и Ронел заняты чем-то другим, потому что эту ношу ты предпочитаешь нести одна.
Ганнибал Форчун стоял в комнате сканирования у входа в библиотеку. Уэбли, как обычно распластавшийся на левом плече своего партнера, спрыгнул на пол, где собрался в компактный комок, пока сканнер удостоверялся, что это действительно Ганнибал Форчун, а не самозванец с идентификатором спецагента. Зажглась лампочка, указав готовность машины к определению голоса. Форчун представился:
— Ганнибал Форчун, специальный агент. Агентство Реструктуризации и Ремонта Темпоральной Энтропии. Оперативный отдел.
Зажегся зеленый свет, и тяжелая дверь открылась. Уэбли вернулся на свое место и снова стал пленкой живой протоплазмы.
Когда-то жители Бортана III славились своим легкомыслием, но после того, как они неоднократно оказались жертвой космических гангстеров, в галактике не стало лучших специалистов по системам контроля и безопасности. Охрана исторической библиотеки была разработана тоже бортанами. В условиях постоянной темпоральной войны с Империей историческая информация, хранившаяся в библиотеке, стала исключительно важной.
Хитрые предосторожности, придуманные бортанами, хоть иногда и раздражали, но были лишним напоминанием того, что ТЕРРА ценит своих агентов. Происхождение Ганнибала Форчуна и его коллег было умышленно скрыто, чтобы враг не мог вмешаться в прошлое агента и добраться до него прежде, чем он вступит в ТЕРРУ. Форчун вспомнил о нарушении секретности, допущенном на «Вне Времени»: он сообщил Луизе свое настоящее имя. В ответ на эту мысль Уэбли запустил голосовой усик в ухо агента и мелодраматически произнес:
— Только хорошенькая Луиза Литтл знала на стоящее имя Спасителя Мира…
Форчун сморщился и мысленно заметил партнеру: — Не мог бы ты найти что-нибудь получше, чтобы напомнить старые радиосериалы.
— Ты обычно так занят загрузкой в себя исторических фактов, что не замечаешь прелести героических манер. Один из нас должен быть в курсе вопросов стиля.
Исторические факты. Форчун давно узнал, что истинность исторических фактов — вещь весьма относительная. До появления машин времени, позволивших непосредственно наблюдать за событиями, история была очень субъективной наукой, часто оперировавшей одними догадками. Лучшими первоисточниками считались отчеты очевидцев, написанные сразу после события. Но любой очевидец представлял в своих сочинениях свою точку зрения, обусловленную его социальным положением, воспитанием, образованием, религиозными убеждениями. Он запросто мог опустить некоторые факты, которые считал незначительными, и придумать что-нибудь от себя.
А сколько в галактике существовало вымерших культур, которые вообще не имели письменности и оставили только фрагментарные археологические памятники. Встречались народы, чьи языки не содержали слов для определения времени или последовательности событий.
