Елена Хаецкая - Священный поход

А потому поскорее его в священный поход сбагрили следом за Аплой и его сволочью. Гимиллу, человек мудрый и потому благочестивый, принес в жертву Бэл-Мардуку трех своих лучших младших лейтенантов и одного подполковника, которых с торжеством сожгли во чреве гигантского золотого тельца. И отправился Гимиллу под звуки оркестра, провожаемый добрыми напутствиями, жирным дымом жервоприношений и священным ревом тысячи быков Бэл-Мардука.

И гремела над Вавилоном музыка гимнов, и в каждом сердце отзывалась она. И в ту ночь умерли почти все христиане, потому что не им принадлежал этот мир и незачем им тут мешать и путаться под ногами.

В Оракуле же взорвался головной компьютер и погибло великое множество информации. И было это провозглашено началом новой эры, ибо прежняя миновала и незачем в светлое будущее тащить информацию из плачевного прошлого. Так сие истолковано было, а потому никто не роптал.

Верховный Жрец вызвал к себе Верховного Программиста и велел тому покончить с собой, что и было сделано. Уволили почти весь персонал, а несвободных продали храмам, за исключением тех, кто пожелал присоединиться к походу (а таких было множество).

Независимый профсоюз объявил протест и был распущен.

В тот же день прогремел взрыв в башне Этеменанки, однако большого вреда не нанес. Башня была постройки древней, еще II династии, и потому с легкостью выдержала взрыв силой в десять тысяч лошадиных сил. Только служку какого-то убило, но разметало при этом так, что и прибирать после того не пришлось.

В подвале башни жреческая гвардия словила двух полуголых мужчин, в которых по нечистым патлам мгновенно опознали эламитов. Один сумел принять яд и умер, однако второго скрутили и стали допрашивать. Тот лишь выкрикивал божественные (с его точки зрения) изречения Нуры и умер под клещами палача, не проронив более ни слова.

После этого в дурных намерениях Нуры не оставалось никаких сомнений.

Итак, две армии двигались к Эламу от Вавилона.

Плодородные орошаемые равнины, сладко пахнущие навозом, взопревшим для будущего урожая, расстилались по обе стороны дороги, радуя глаз. Повсюду зрели финики, свисая во множестве с финиковых пальм, везде колосилась рожь и пшеница, повсюду шел обмолот, обработка пестицидами и сев, тарахтели трактора и сыто мычали волы, рыхлящие землю плугами, радостно стрекотали сенокосилки, ходили важно, как аисты по пашне, налоговые инспекторы с табличками, делая пометки, и семенили за ними, озабоченно глядя им через плечо, полуграмотные землевладельцы или надсмотрщики, силясь понять – сколько сдерут нынче, не больше бы, чем в прошлом году.

Повсюду царило изобилие. И плыла в небе незримо золотая башня Бэл-Мардука.

На пограничном посту в Укну встретили армию царя сволочи Аплы пограничники Нуры. Прежде никаких военных здесь не находилось, только таможенники стояли, хищно двигая челюстями и готовясь впиться в тюки с товаром. Теперь же никаких таможенников не было и в помине. В пятнистой желто-белой одежде, с закрытыми лицами, прикусывая покрывала желтыми от постоянного жевания табака зубами, стояли нуриты и недобро глядели на рвань, пьянь и срань вавилонскую. Многие трогали при этом свои винтовки и автоматы.

И, недолго думая, вскричал Апла, царь сволочи:

– Разнесем же в щепу во имя бога нашего Бэл-Мардука этот пограничный пост и всю обслугу его!

Взревела армия, охваченная, как один человек, религиозным порывом, и смела пограничный пост, разорвав при том в клочья всех нуритов, писца и случившегося поблизости шофера. Нуриты отбивались, как львы, и убили пять тысяч человек, но остальные девятносто пять тысяч с криком радости устремились в глубь страны.

А по пятам за сволочью вавилонской следовали стальные колонны Второй Урукской танковой дивизии во главе с многоопытным, осторожным и беспощадным Гимиллу.

Не спешили.

Сволочь же неслась вперед, круша все на пути своем и оставляя позади себя только трупы и развалины. Ночами стояли на пашнях, жгли костры и лакомились волами, коих целиком жарили, насаживая на огромные телеграфные столбы. И не было в армии, полной священного пыла, голодных или мерзнущих, нуждающихся или бедных. Все облачились в одежды, снятые с убитых эламитов, каждый обзавелся сапогами или сандалиями, а кое-кто и шнурованными ботинками на каучуковой подошве. Всяк украсился золотой диадемой или гривной, руки расцветились браслетами и кольцами, плечи – пестрыми шелками. И тела, вонявшие прежде лишь потом да мочой, умастились благовониями, такими крепкими, что обозные лошади чихали и беспокойно ржали.

Нуриты тревожили сволочь Аплину ночами, наскакивая, когда все были уже пьяны, из темноты – десяток подвижных всадников в развевающихся бело-золотых плащах, с закутанными в покрывала лицами. Поднимали на пики, будто цыплят, бросали в костер, на объедки и кости. И во множестве гибли таким образом воины Аплы, однако нескончаем был их поток и потому, хоть и сокращаясь, продолжали неуклонно продвигаться к столице Нуры, пророка и террориста.

И вот у реки Диалу, в пяти милях от города Сюзи, сошлись, наконец, Апла и Гимиллу. Восторгу не было предела. Пехотинцы валились на колени, целуя гусеницы танков, а после и губы своих собратьев по оружию, пришедших в эту чуждую страну вызволять священный золотой истукан Бэл-Мардука.

Дальше вместе пошли, бок о бок, договорившись о взаимодействии и поклявшись священными именами, что будут выручать друг друга в битвах с неверными.

Радостно было пехоте (ибо так отныне наименовалась сволочь) бежать за танками Второй Урукской. И предчувствием побед полнились сердца, ибо с тех пор, как танки соединились с людьми Аплы на марше, не осмеливались больше конные нуриты нападать ночами на опившихся и объевшихся воинов.

Так шли негостеприимной землей эламской на выручку святыне своей. Ревели моторы, кричались песни и священные гимны, реяли знамена с изображением золотого тельца по лазоревому полю. Ни одного пленного не шло за воинством, ибо всех врагов убивали на месте. Где проходили, там пепелища оставались, и ничто живое не шевелилось за спиной у победоносной армии, только разве что какая-нибудь жестяная банка с жалобным глухим позвякиванием катится, гонимая ветром, по выжженной равнине.

Затем поля кончились и началась пустыня.

В глубоких песках увязли танки, и их пришлось оставить, а всех танкистов пересадить на лошадей. По счастью, в оазисе Наид случился конный завод, где сделали остановку, дабы обучить верховой езде непривычных к тому танкистов. После же всех конюхов эламских перерезали во славу Бэл-Мардука, возле танков оставили две тысячи постовых во главе с ротмистром Шарру, чтобы технику охраняли и берегли от ржавчины и рук воровских, а сами дальше двинулись, к городу Дер.

И плыла, плыла, истаивая в знойных небесах эламских, над пустыней золотая башня…

На подходах к городу Дер пехоте было велено разбить большой укрепленный лагерь, ибо предвиделась нешуточная осада. Конница же (бывшие танкисты Второй Урукской) рассыпалась по окрестностям, производя грабеж и рекогносцировку.

Между тем нуриты видели, как пьянь, срань и рвань вавилонская, ныне называемая пехотой (нуриты о том еще не знали и потому кликали воинов Аплы по старинке сволочью), шатры разбивает и копает окопы полного и неполного профиля. Видели они это в приборы дальнего видения. Воины священного похода во славу Бэл-Мардука знали, что безумный пророк и террорист Нура запретил пользование вычислительной техникой, ибо марает мозги и оскверняет сознание, не допуская туда божественные речения. Но не ведали они, что собрал Нура совет и под взорами семидесяти двух мудрецов из банок постановил выделить касту смертников и отверженцев, коим дозволяется пользование любой техникой, в том числе и вычислительной. К этим отверженцам запрещено прикасаться, с ними запрещалось также садиться за один стол, преломлять хлеб, вкушать пищу, мыть руки в одном с ними сосуде, вытирать их об одно и то же с ними полотенце, а также испражняться ближе, чем в одной седьмой ашшурского парасанга от их испражнений.

В знак того, что эти отверженцы отрешаются во имя Нуры от всего земного и небесного и сознательно предают тела и души свои в руки нечистого, будут носить они черные одежды, исписанные изречениями Нуры.

И будут они благословенны в памяти потомства во веки веков. Имя же им будет ассасины, что означает – «смертники».

Когда было объявлено о том во всеуслышанье, то много нашлось отважных молодых воинов, пожелавших стать ассасинами и отверженцами во имя Нуры – столь велик был фанатизм эламитов в то время.

И стало по стране множество таких, облаченных в черные одежды, исписанные изречениями, и ни одного не удалось захватить в плен, ибо погибали прежде, чем касалась их рука вавилонская, унося с собою в могилу множество жизней. И пользовались они вычислительной техникой преискусно, на беду воинам священного похода во славу Бэл-Мардука, которые об этом не знали.