Владимир Шкаликов - Колымский тоннель
Доброй вам ночи, капитан Краснов.
2. Если это не сон, то это ложь!
— Просыпайся, автоматчик!
Голос был Светкин. В глаза Краснову бил свет.
— Куда? — Краснов был еще наполовину во сне. — Зачем? Рано еще…
Он сначала узнал керосиновую лампу с отражателем, потом разглядел красивое лицо Светланы, почти без следов усталости.
— Рано? — Она коротко рассмеялась. — Ошибаешься, начальник, уже послеобеда.
— А почему темно так? — Краснов огляделся.
— Эх, ты…
Она присела рядом с ним. И тогда он вспомнил все мгновенно. Он в бесконечном подземелье, сидит на каменном полу. Но Светлана?.. Ах, да, она прибежала за ним. С лампой да знакомым путем — часа за два…
— Что, ушел Кешка? — спросил он спокойно.
Она молчала и пялилась на него как-то странно.
— Пойдем назад? — спросил Краснов.
Она мотнула головой, села рядом и погасила лампу.
— Да что такое? — Краснов нашел ее плечо, притянул к себе, и тут же одна за другой ударили его несколько мыслей.
Сначала он удивился, что совсем не сердится на эту стерву, даже очень ей рад. Потом он удивился близости ее тела и тут же вспомнил то, что сразу не дошло при лампе: она была в одном халате. Значит, прибежала без всяких сборов. И назад нельзя… Значит, Кешка… Вот оно что! Теперь Краснов проснулся настолько, что вспомнил и про носки. Только сейчас о них и вспомнил. Он целое лето мотал портянки на босую ногу, а вчера впервые, по холоду, надел носки. И забыл их рядом с кроватью, когда прятался в чулан.
— Утром Кешка стал одеваться и нашел твои носки, — подтвердила Светлана. — Я его толкнула и с лампой убежала. Спички были в кармане.
— Он что, дурак, стрелять хотел?
— Он стрельнул вслед, но промахнулся.
— Гнался?
— Он сюда боится.
— А ты? До конца ходила?
— Не-ет! Я даже досюда не ходила.
— А ты не знаешь, куда оно ведет?
Она не ответила. Она стала дрожать. Он прижал ее покрепче и задумался. Но надолго его не хватило: думать было не о чем. Два выхода — либо идти войной на Иннокентия, либо идти дальше по тоннелю. Ясно, что на первое Светлана не согласится. Возможно также, что Кешка побежал в лагерь жаловаться на Краснова. Но тогда куда он дел второго Краснова? А, черт с ними… Он спросил:
— Что у тебя на ногах?
— Носки меховые.
— Сильно устала?
— Не очень. — Она поняла по-своему. — Давай, правда, пока силы есть, а то ведь можем здесь и пропасть.
И полезла целоваться.
— Ну, ты действительно очень женщина, — пробормотал Краснов и расстелил на каменном ложе свою телогрейку. — Твердо будет.
Но уже горячие руки, горячие губы, горячее тело… Он мельком подумал, что не хватает только Иннокентия с фонарем, но тут же о нем забыл…
— Ну, вот и отдохнула, — сказала потом Светлана. — Пойдем теперь с тобой куда глаза глядят.
— Обратно не пойти бы. Я что-то направление потерял.
— А что, — она засмеялась, — боишься Кешку?
— Не хочу зря убивать.
— Правильно. Сейчас найду лампу, и все узнаем.
Нащупала свою лампу, но зажигать не стала.
— Я ее оставила у правой стены. Идем, единственный мужчина. Раз есть вход, будет и выход.
Они пошли было на ощупь, но получалось медленно, потому что Краснов, наслышанный о карстах и шахтах, опасался провалов. Тогда Светлана сказала: "Однова живем" и зажгла лампу. Видно было и с самым слабым огнем, они пошли быстрее и двигались так до тех пор, пока не кончился керосин. По часам Краснова была опять вторая половина ночи. Светлана уже совсем часто охала, наступая на каменные неровности, а сам Краснов уговаривал себя не бросать автомат еще немного. Он чувствовал также, что опять растет раздражение к этой стерве: не могла заметить носки раньше Кешки, убежала почти босиком, теперь еле тащится, и вообще, лучше бы сохранила ту шоколадку в кармане халата, чем отдавать первому встречному да еще с поцелуями…
— Стоп, — сказал он наконец. — Привал.
— Слава богу. — Светлана откликнулась слабым эхом, звякнуло железо у правой стены.
— Ты что, — Краснов удивился, — до сих пор тащила эту лампу?
— Ага.
— Зачем?
— Не знаю. Так спокойнее. Где ты постелил?
Нащупала телогрейку на полу и потянула Краснова за собой.
— Ложись поближе. Вот так. Только поспим сначала, хорошо?
И сразу засопела. Краснов положил пояс с ножом и автомат к правой стене и тоже мгновенно заснул…
Проснувшись, он без труда нашел силы, чтобы ответить на ее страсть, но голод после этого стал настолько силен, что Краснов усомнился в благополучном исходе третьих суток. "На обратную дорогу меня уже не хватит, — думал он на ходу. — Теперь только вперед, пока не свалюсь". Автомат он уже давно перебросил за спину и в случае неожиданной опасности мог теперь надеяться больше на нож, висящий впереди. А если быть до конца честным, то наплевать ему было уже и на провалы, и на хищников, и на беглых зеков. В этой преисподней навстречу мог попасться только такой же измученный и голодный, как он.
Сколько прошли, когда уснули, и сколько проспали в третий раз, Краснов уже не знал и интереса к этому не имел. Поняв, что просыпается, он совершенно ясным умом принял решение: не расставаться с автоматом до последнего шага, а там — двумя очередями освободить от мучений сначала Светку, потом себя. Он открыл глаза и тут же зажмурился от света. Мощные электрические фонари били со всех сторон солнечными потоками. Это было неприятно, в этом было много стыдного и беспощадного. Он сел и пошарил у стены свое оружие, но ничего, конечно, не нашел. В ответ раздался молодой мужской голос:
— Все в порядке, хозяин, не беспокойся!
Он понял: беглые зеки! Никто другой не станет называть начальника лагеря хозяином. Более того, раз они узнали его в трехдневной черной щетине, одетого не по форме, значит, хорошо запомнили когда-то, когда он стоял перед ними в погонах. А поскольку последние восемь лет он не имел служебных перемещений, значит, это зеки из его лагеря. Поскольку же из самого лагеря сбежать невозможно, выходит, что эти головорезы разоружили охрану на прииске или на дровяной командировке. Сделать такое могли только бывшие фронтовики, которых он направил на прииск неделю назад. Еще не измотанные трудом, не желающие загибаться от истощения, постановившие лучше погибнуть, чем отрабатывать свою вину перед народом. Такие заявки уже бывали. Такая схема трупопроизводства здесь тоже знакома. Уходя на тот свет, они стараются прихватить с собой кого-нибудь из тех, кто их убивает. На сей раз возьмут капитана Краснова. Пощады, конечно, не будет, не заслужил. Остаётся умереть достойно, не лёжа на телогрейке рядом с бабой.
Краснов коротко взглянул на Светлану. Бабье дело: продрала глаза, рада, что спасли, щурится и чистит перышки.
Его глаза уже несколько привыкли, потому что фонари светили теперь не в лицо, а в пол. Отраженный свет делал лица страшноватыми, чужие голоса в тесноте звучали угрожающе.
Сколько их?
Краснов поднялся, подавляя боль во всем теле. Противников трое. У крайнего в руках ППШ. Это автомат Краснова. Другого оружия не видно. Зеки обязательно выставили бы все стволы напоказ — для убедительности. А этот даже не смотрит на Краснова, разглядывает автомат, делая вид, будто не понимает, что это за штука. Двое других улыбаются. И, если присмотреться, улыбаются нерешительно. И не похоже по их глазам, что знакомы с Красновым.
— Вы, наверно, заблудились? — Совсем не зековский вопрос. Хотя, черт их знает…
Краснов решил не рассусоливать. Отработанным движением, сбивая с ног, вырвал автомат у крайнего, отпятился мгновенно назад, дергая затвор, поднял ствол навстречу взметнувшимся фонарям.
— Свет — на себя! Стреляю!
И дал коротенькую очередь мимо них, с расчетом сбить тех, кто в темноте может их прикрывать.
Свет упал на пол. Обезоруженный вскочил, подобрал свой фонарь.
— Положи фонарь! Оставьте себе один, а два положите! Не гасить!
Они подчинились.
По расположению сидящей Светланы Краснов определил, что они стоят в той стороне, куда надо идти.
— Спиной ко мне! Медленно идти к выходу, сюда не светить! Марш!
— Интересный ты, хозяин…
— Не разговаривать! Резких движений не делать! Марш на выход! Стреляю!
Трое покорились. Он был уверен, что выход близко. Один фонарь подал Светлане и велел погасить, но держать наготове. Второй, удобно сделанный колбаской, прижал к надульнику и, держа автомат у бедра, двинулся за ошеломленными зеками… Нет, что-то мешало уже называть их так… Свет необычного фонаря помог разобраться: странная одежда. Матово блестящая ткань, одинакового цвета куртки и брюки, одинаковые мягкие ботинки, одинаковые шапочки с козырьками — все незнакомого фасона, из незнакомого материала. Японские шпионы!.. А почему белой расы? Значит, американцы! Десант! Они над этими местами в войну перегоняли для нас свои "эркобры", по ленд-лизу, дорога знакомая… Жаль, что Краснов не знает английского, можно было бы их сейчас подловить. Ну да черт с ними.
