Александр Владимиров - Таинственный монах

— Хорошо, — согласился, наконец, Щукин, — так и быть ввяжусь я в твое дело. Но, почему именно я? Неужели в ФСБ нет способных людей?

— Почему же — есть. Правда, одних я в свои планы посвящать не хочу, сами знаете почему, а другие просто не наделены тем интеллектом, который нужен в таком деликатном деле.

Геннадий умолчал, что прибор, названный в лаборатории МВ-1, имел один маленький недостаток. Причины этого понять не могли, но ясно было одно — для путешествия в прошлое требовались определенные люди, в категорию которых и угодил Щукин. А уж планы и интеллект, были дополнительными условиями, выполнение которых было обязательно. И к тому же Заварзин доверял Семену Федоровичу.

Щукину пришлось согласиться с доводами зятя. Проводя семинары в Академии, Семен Федорович насмотрелся на контингент, попадавший в органы. Сейчас туда редко шли служить "по зову сердца". Не удивительно, что оборотней в погонах еще хватало.

Неожиданно у Щукина промелькнула мысль, а не перешел ли его зять в эту категорию?

Не верилось, что существует машина времени, но выбирать не приходилось.

— Так и быть, уговорил! — повторил Семен Федорович, — Так, когда и куда?

— В смысле? — переспросил вдруг зять, словно не поняв, о чем говорит тесть.

— Ну, где этот твой монастырь? Я не время имею в виду, а место. Ну, где он находился?

— Сейчас он под водой.

— Ну, это и ежу ясно.

— А в конце двадцатых годов двадцатого века он находился посередине между Рыбинском и Мологой.

То, что когда-то существовал город Молога, Семен Федорович знал. Основанный в тринадцатом веке, он теперь имел еще одно название — Русская Атлантида.

— Понятно. А поподробнее о монастыре рассказать можешь? Что он из себя представлял?

— Это Югская Дорофеева пустынь, основанная в семнадцатом веке. Сам монастырь представлял собой — правильный четырехугольник, посреди которого, на широкой открытой площади, возвышался увенчанный пятью, да, да — пятью куполами каменный собор. — Заварзин задумался, посмотрел на тестя, — вроде имя носил, дай Бог вспомнить. Увы, не помню. На юго-восточном и северо-восточных углах квадрата — две церкви, вот их названия я хорошо помню, — собор святого Николая и Молчанской Богоматери. К Никольской церкви примыкает небольшая — Успенская. На юго-западных и северо-западных углах две трехэтажные башенки. В них кельи и кладовые. По северной стороне обители — двухэтажный больничный корпус с амбулаторией, трапеза и кельи. Вне обители располагались три каменные гостиницы для приезжающих богомольцев. В начале двадцатого года, ровно год, здесь была колония для трудных подростков.

— Беспризорников что ли?

— Ага, их. Рядом школа, баня, амбар, конный двор, кузница и монастырский сад. Вот вроде и все. А дальше одни тайны, сообщить о которых, даже тебе Семен Федорович, я не имею права.

— Это еще почему?

— Потому, что и сам не знаю. — Признался Геннадий. — Вот будешь там, и появится шанс. Скажу лишь одно, что во время археологических раскопок, что велись на территории монастыря, там находилась сначала колония для несовершенно летних, а уж затем, как раз перед самым затоплением — "Волгострой". О том, что монахи из пустоши застрелены народу не сообщалось.

— Любопытно, — молвил Семен Федорович, — любопытно. Ладно, этого мне пока — достаточно. А теперь давай рассказывай, как я в прошлое попаду?

Гена наклонился, приоткрыл дипломат, что стоял все время с момента их встречи, у его ног. Достал оттуда маленькую черную коробочку. Протянул ее Щукину. Тот несколько минут разглядывал.

— Вот с помощью этой вещички и можно путешествовать, — сказал Заварзин, — вводишь координаты времени. День месяц, год, время суток. Нажимаешь кнопочку и бах ты уже в прошлом, ну или в будущем.

— А дату, какую? — спросил вдруг Семен Федорович.

— В смысле?

— Я имею в виду, по какому летоисчислению. От сотворения мира? От Рождества Христова? Или по мусульманскому календарю?

— А, вы об этом, — вздохнул облегченно зять. — Конечно же, от Рождества Христова.

— Ну, тогда второй вопрос. А по какому календарю? Григорианскому или Юлианскому?

— А мы сейчас по какому календарю живем? — вопросом на вопрос ответил Заварзин.

Щукин вдруг расхохотался.

— Знаешь ты мне вдруг, — проговорил он, — Чапаева в исполнении Бабочкина напомнил. Вы, за какой интернационал? А в том, котором Ленин. Григорианский сейчас календарь, Григорианский.

— Ну, вот даты согласно ему и вводят.

— Ладно, разъяснил. То есть получается, я сейчас просто введу нужную дату и тут же окажусь в монастыре?

— Если бы все так просто было Семен Федорович, — вздохнул Заварзин, — Чтобы оказаться в определенном месте, с начало нужно туда добраться.

— Эвон как, — молвил Щукин и покачал головой, — а я-то думал все куда проще. М-да.

— Понимаете, Семен Федорович, если бы было все так просто, то сейчас бы для ФСБ просто не существовало ни каких тайн. Секреты ФБР, ЦРУ, МИ-6 стали бы доступны. Достаточно было бы приехать в Лондон. Переместиться у здания Скотланд-Ярда в прошлое, ну, скажем в эпоху древнего Рима или Египта. Сделать несколько шагов, чтобы оказаться на месте будущего здания и вновь вернуться в будущее. Да вот только существует одна загвоздка. Можно не рассчитать и оказаться вмурованным в стену. Поэтому и стоит совершать переходы на открытой местности. Ну, а если возникнет необходимость совершить прыжок в прошлое в помещении, то тут нужно быть на сто процентов быть уверенным, что в тот период, куда отправляешься, не было перепланировки.

— Понятно, — остановил его Семен Федорович, — я-то думал, что все так просто, а оно видишь, как все закручено. Ладно, больше не объясняй, для меня все равно это полный бред. Все равно не пойму до конца. Я вон компьютер с трудом освоил, а тут куда более сложные технологии. Теперь говори, когда начнем операцию. Когда выезжаем и куда?

— Послезавтра, я уже все приготовил. В район города Рыбинска. Там есть одно тихое место для перехода.

— Великолепно! — Воскликнул Щукин, понимая, что у него появилась возможность, увидеть местность совершенно иной, чем сейчас.

Через два дня, после разговора на кухне, Семен Щукин вместо того, чтобы отмечать свой пятидесятилетний юбилей, медленно прогуливался по берегу водохранилища, и бросал в воду камушки.

— Вы так всю рыбу распугаете, — неожиданно произнес Гена, все время сидевший в внедорожником, — хватит дурака валять, Семен Федорович. Вы бы для начала переоделись.

И Заварзин, открыв багажник, извлек оттуда старомодный чемодан, в котором оказалась одежда. Модного покроя костюм в полоску, такой фасон до революции популярен был. Фуражка, потрепанная с оторванной кокардой, на месте которой было черное пятно. Сапоги. Белая рубашка, расшитая красным рисунком.

— Не густо, — проговорил Щукин, понимая, что приключения, скорее всего, начнутся летом.

— Вы, Семен Федорович, — видя взгляд тестя, проговорил Геннадий, — отправляетесь в август тысяча девятьсот двадцать седьмого года. Когда окажетесь в те времена, попытаетесь добраться до монастыря. А чтобы вам это было легче сделать, — тут, он полез в карман пиджака, и достал оттуда сложенный лист бумаги, — вот вам карта окрестностей.

На листке был изображен район, находившийся сейчас под водой. На нем были изображены несколько деревень, город и четыре монастыря. В верхнем левом углу была надпись Ярославская губерния и год "1925".

Лишь после того, как переоделся Щукин взял карту из рук зятя. Свернул ее аккуратно и положил во внутренний карман пиджака. Затем обнял Геннадия.

Отошел несколько шагов и, помахав на прощание рукой, мало ли что случится, нажал на устройстве маленькую, почти не заметную кнопочку.

Первый день в прошлом.

Было раннее утро.

Он стоял на холме, который гордо возвышался над зеленными поименными лугами, простиравшимися до леса, и смотрел в голубое, с белыми облачками, небо. Там в вышине гордо парил сокол. Где-то справа от человека, в лесочке, который в будущем беспощадно будет вырублен, о чем-то жалостливо и тоскливо пела птица.

— Э-ге-ге! — прокричал Семен Федорович Щукин, и как подросток бегом спустился с холма.

Остановился, наклонился, сорвал травинку. Поднес ее к глазам и минут пять разглядывал, пытаясь понять, как изменилась природа за последние годы. Потом, выкинув ее, сделал глубокий вдох. Чуть не стало дурно, от этого чистого, хрустального, не загаженного дымами воздуха. Закашлял. Пахло медом, цветами, росой и коровьим навозом. Сейчас даже запах последнего не показался ему неприятным. Семен Федорович вдруг вздохнул тяжело. Ему вдруг подумалось, что для многих навоз он и в прошлом навоз, от которого просто хочется воротить нос.