Тренировочный День 5 (СИ) - Хонихоев Виталий
— Чего⁈
— Ты только не сердись! Она сказала, что тебе нужен враг, иначе ты не вырастешь. Что ты типа… как там — не веришь в себя и что это из тебя выбить нужно. И что ты… ой, я наверное говорить дальше не буду, и так наговорила… — Лиля прижимает ладони ко рту, испуганно глядя на Айгулю.
— Это я — слабое звено⁈
— Была. Раньше. Теперь, когда в тебе бушует праведный гнев — уже больше нет. Вот видишь, она помогла тебе! Ты ее больше не боишься!
— Да я ей голову отверну! Где она⁈ — Айгуля вскакивает с массажного стола: — а ну говори, где эта стерва!
— Марина Михайловна сказала «никаких резких движений» и… ой! Отпусти, Ая! Отпусти, больно же! Ты… какая быстрая оказывается…
— Говори, ну! — Айгуля приблизила свое лицо к Лилькиному, нахмурившись и крепко держа девушку за плечо.
— Какая ты сильная… хм… если тебя раздраконить, то ты и быстрее и сильнее становишься, буду знать. — кивает Лиля, нимало не смущаясь тем фактом, что Айгуля трясет ее словно тряпичную куклу: — но… начинай движение в сторону большого пальца.
— Чего⁈
— Вот так. — Лиля легко выворачивается из руки Айгули: — всегда можно уйти из захвата в сторону большого пальца. О! А давай ты снова меня схватишь? Вот, на… вот так рукой и…
— Ты совсем поехавшая, Бергштейн? — Айгуля вздыхает. Боевой настрой куда-то пропадает и несмотря на то, что Лиля показывает, как именно ее хватать и за что именно — желания нет совсем. Она надевает шорты, всовывает ноги в кроссовки и перекидывает полотенце через плечо, выходя из массажного кабинета. Следом за ней как привязанная — идет эта Бергштейн.
— Знаешь а меня в школе тоже все дразнили. — говорит она: — в школе вообще плохо когда ты отличаешься от других.
— Скажи мне. — хмыкает Айгуля: — у себя на родине меня звали «русской», потому что я из смешанной семьи и языка родного толком не знала. А тут меня звали «узкоглазой», потому что я не русская. В общем нигде не своя, везде чужая.
— Зато теперь у тебя есть я. — серьезно говорит Лиля: — и остальные девчонки. И Юля Синицына. Твой архивраг.
— Откручу я ей голову. — говорит Айгуля, шагая по коридору: — вот ей-богу.
— Синицына так-то сама кому хочешь открутит. — беспокоится Лиля: — ты только не дерись с ней. А то я не буду знать за кого болеть и кто бы не выиграл — расстроюсь.
— Ха. — хмыкает Айгуля, чувствуя, как ей становится легче. В самом деле, после того как Юля сказала, что она все это делала умышленно — ее отпустило. Ведь если Синицына, Черная Птица — признала ее своим врагом, если она делала это все — значит признала. Даже испугалась. А разве можно пугаться кого-то, кто тебя боится сам? Сковывающий ее липкий страх перед Синицыной — как будто куда-то улетучился. Это как будто она — признала ее. Признала ее существование, заметила и… даже испугалась. И этого уже было достаточно. Конечно, вслух она никогда такого не скажет, никогда! Вслух она скажет только одно…
— Я ей еще покажу. — говорит она, идя по коридору к столовой: — она мой враг навсегда! Я ее по тарелке размажу!
— Конечно. — кивает Лиля: — только на площадке пожалуйста. Ну или на рапирах, как и положено благородным леди, я маски достану у меня знакомые есть в секции фехтования…
— Да плевать вообще. — откликается Айгуля, чувствуя себя свободной и легкой, чувствуя как мир вокруг — становится понятным и простым. И даже в воздухе витают знакомые ароматы… как же вкусно пахнет!
— И что у нас на обед сегодня, не знаешь? — спрашивает она, идя по коридору.
— Мне сказали, чтобы я тебе не говорила. — отзывается Лиля: — я и так тебя почти четыре часа задерживала. Сперва у массажиста, а потом…
— Чего? Это что еще за заговор? — она толкает дверь и проходит в столовую. Прямо на пороге ей в голову ударяет такой знакомый аромат… сладкий и притягательный… от него во рту сама собой выделяется слюна…
— Что это? — она останавливается и видит, что остальные девчата из команды — оборачиваются к ней. Тут же стоит и Виктор, который улыбается ей, той самой теплой улыбкой от которой его так и хочется прибить… изменщик.
— Чего вы тут устроили? — спрашивает она, подходя к ним. На столах уже накрыто, но тарелки пустые. В воздухе витает запах, и она уже знает, что именно находится под серебристой крышкой в центре стола, кота в мешке не утаишь. Потому что пахнет зирой, пахнет куркумой и барбарисом, такие знакомые запахи… но это всего лишь значит, что она — не будет сегодня обедать. Потому что с тобой самого дня она не ела плов… и сегодня не будет. Из-за глупой синей тарелки? Конечно нет. Потому что помнит этот вкус разочарования во взглядах всех окружающих и…
— Мы сегодня приготовили для тебя, Айгуля. — говорит Виктор: — вот прямо всей командой готовили. И Алексей с Мариной тоже помогли.
— Спасибо. — сухо говорит она. Они же не виноваты, думает она, они не знают, они старались…
— И кстати… посуду тоже для тебя особую приготовили. — говорит Виктор, убирая серебристую крышку со стола. Он говорит что-то еще, что-то еще говорят и остальные, говорит Маша Волокитина, говорит Аленка Маслова, по плечу ее хлопает Валя Федосеева. Но она — не слышит. Она смотрит на белую-белую скатерть. На скатерти стоит синяя тарелка, разбитая и склеенная… а по стыкам нанесена золотая краска. Вот Виктор поднимает крышку над кастрюлей и накладывает первую ложку плова в синюю тарелку… которая, кажется, стала еще лучше от того, что ее сперва разбили, а потом склеили. И она — вдруг понимает что именно ей хотят сказать этим простым жестом. Что иногда нужно что-то разбить, чтобы потом склеить. Что все можно исправить. И что все они, все они — собрались сегодня и сделали все это для нее. Для того, чтобы она наконец поняла эти простые истины.
К горлу подкатил комок. Она села, не чувствуя под собой ног, села и уставилась на синюю тарелку с золотыми прожилками трещин на ней. Она — засмеялась, сперва тихо, про себя, а потом — громко, во весь голос. Как же все просто… нужно было только заклеить…
Она все смеялась и смеялась, а в груди как будто кто-то открыл дверь в прекрасное далеко, а плов был самым вкусным, какой она только ела в жизни… она ела и плакала, чувствуя, как слезы катятся из глаз…
Глава 20
— Верный сын партии: как тренер Полищук ведёт волейболисток Комбината к новым трудовым победам! — говорит Марина и задумчиво прижимает карандаш к между носом и верхней губой: — например так. И…эээ… вот! Под знаменем судьбоносных заветов XXVII съезда КПСС, под бодрящие фанфары социалистического соревнования, шагает вперёд наш родной Металлургический Комбинат! И в авангарде этого движения — женская волейбольная команда, которую ведёт к новым свершениям истинный мастер, педагог и борец с воинствующим империализмом — Виктор Полищук!
— Он же не борец. — Лиля Бергштейн наклоняет голову набок: — и даже не боксер. Хотя… а может и занимался борьбой, по крайней мере удерживать на месте точно умеет, вот так за волосы хватает и…
— Ты чего, дура? — поднимает голову Наташа Маркова, прекратив возиться со шнуровкой на своих кроссовках: — это и не борьба вовсе. По таким видам спорта еще не придумали соревнований, чтобы спортивно-эротические игры Доброй Воли были. Или в твоем случае — Игры Доброй Неволи.
— Я не дура. У меня документ есть. — отзывается Лиля: — я проверяться ходила. У меня повышенная возбудимость и высокий интеллект. Врачи говорят, что слишком высокий, поэтому мне с вами скучно. Вот уйду от вас к шахматистам…
— Каждая тренировка под его мудрым руководством — это не просто отработка ударов и подач, это школа мужества, дисциплины и беззаветной преданности делу партии! С какой прозорливостью товарищ Полищук разгадывает коварные замыслы соперников! С каким большевистским упорством он воспитывает в своих подопечных волю к победе, закаляя их дух в горниле социалистического спорта! — тем временем декламирует Марина и склоняется над листом бумаги: — вот! Его методы — это синтез передовой советской педагогики и революционной страсти! Он не просто учит волейболу — в своей кузнице трудовых резервов он закаляет характеры, готовые и на спортивный подвиг, и на трудовой героизм у станка! Разве не об этом говорил Генеральный секретарь ЦК КПСС на XXVII съезде? Разве не к таким вершинам зовёт нас светлое будущее коммунизма?
