Муля, не нервируй… - А. Фонд
Муза не ответила, она смотрела куда-то в сторону.
— Идёмте! — велел я.
— Муля, я прошу вас! Не надо!
Но я не слушал. Вошел в нашу квартиру и громко и требовательно постучал в дверь комнаты, где жила Муза и её непутёвый братец со своею сожительницей.
Некоторое время там была тишина и какая-то возня. Я постучал громче.
Наконец, дверь открылась и оттуда выглянул взъерошенный Софрон. Увидев меня, он зло нахмурился:
— Чего тебе?
— Ты зачем сестру на такой холод выставил? — спросил я спокойным голосом.
— Она сама погулять захотела. Причём тут я, — развязно сказал Софрон и нагло ухмыльнулся, — это запрещено?
— Для тебя отныне — запрещено выгонять сестру! — слишком резко сказал я, — и если я ещё раз это замечу, или мне кто-то скажет, или она пожалуется, или я сам нафантазирую — обещаю, Софрон, мало тебе не покажется!
— Да ты что… — начал было бывший зек, но увидев на моём лице что-то не то, осёкся, зло сплюнул и сказал, — да кому она надо…
Он развернулся и скрылся в комнате.
— Проходите, — сказал я Музе.
Она, смущенно втягивая голову в плечи, мышкой прошмыгнула в комнату, и не сказала мне ничего.
Бедная женщина. В общем, с нею мне предстоит ещё разбираться и поработать. Я не считаю, что она должна приносить себя в жертву непутёвому брату, который её ни в грош не ставит.
Покончив с этим делом, я развернулся идти к себе и в коридоре обнаружил Кольку. Он сидел на опрокинутом ржавом тазу и, высунув от усердия кончик языка, старательно отрывал одно ухо у игрушечного зайца. Сегодня он был в желтых колготках и вязанном шерстяном свитере.
— Слушай, Колька, — сказал я шкету, — как тут обстановка? Докладывай!
— Баба Варвара весь день ругается, — чётко, по-военному отрапортовал Колька, — баба Поля тоже ругается. И ещё Белла ругается. Доклад окончен!
— Молодец, — вздохнул я и велел, — продолжай бдеть в оба! И проследи, пожалуйста, за Музой.
Колька по-военному кинул, спрыгнул с таза и отмаршировал прочь, волоча за собой зайца за оставшееся ухо.
А я подошел к двери своей комнаты и вставил ключ в замочную скважину. Начал было проворачивать — не выходит.
Что за чёрт? Опять провернул — снова мимо.
Да что ж такое-то!
По наитию, чем по размышлениям, я провернул ручку — дверь вдруг распахнулась. Комната оказалась не заперта!
Но вроде же я запирал её. Сильно удивлённый, я вошел и замер прямо на пороге.
За столом в моей (Мулиной) комнате сидела женщина и по-хозяйски пила чай.
Она была довольно красивая, с породистым холёным лицом, поэтому точный возраст определить не получалось. Но явно немолодая. На ней было тёмное шерстяное платье, очень недешевое.
Увидев меня, она поднялась навстречу. На её лице расцвела радостная улыбка и она воскликнула:
— Сынок!
— М-мама? — офигел я.
Глава 12
— Ты так похудел, Муля! — взволнованно воскликнула женщина. Она бросилась было заключить меня в объятия, но я успел ловко увернуться и быстро сказал, отвлекая и переключая её внимание.
— Как у тебя дела, мама?
— Дела⁈ Ты ещё спрашиваешь, как дела⁈ — дама томно прижала к вискам тонкие пальчики, щедро унизанные золотыми перстнями и сокрушённо покачала головой, — всё плохо, Муля! Всё очень плохо!
— Тогда садись и рассказывай! — велел я и гостеприимно отодвинул ей стул.
— Ах, Мулечка, я так за тобой соскучилась! А Модест, ты даже не представляешь… — взахлёб защебетала она, заламывая от волнения руки.
— Вот ты мне сейчас всё подробно расскажи, и я буду представлять, — прервал поток эмоций я и добавил, — я сейчас чаю подогрею. Только мне угостить тебя сейчас нечем — до получки ещё три дня. Так что извиняй.
— Ты голодаешь, Муля! — горестно всплеснула руками женщина (ну вот у меня пока язык не поворачивается мысленно называть её матерью, хоть вслух и называю) и бросилась к саквояжу, что стоял у порога, — вот пирог с почками, как ты любишь. Дуся передала.
Я еле удержался, чтобы не спросить, кто такая эта Дуся. Но тут она принялась хлопотливо извлекать из саквояжа пирог, какие-то пахучие булочки с корицей, миниатюрные лакированные пирожочки, кольцо домашней колбасы и… тадам! Фаршированную рыбу! Большую. Так что о Дусе я уже забыл, зачарованно наблюдая за нею.
В общем, голодная смерть мне больше не грозит.
— Ух ты! — восхитился я, — спасибо, мама! Ты меня спасла от голодной смерти!
Женщине похвала сильно понравилась, она вспыхнула от удовольствия и улыбнулась. Не помню, я уже говорил, что улыбка у неё была очень красивая.
Интересно, откуда у такой красивой и эффектной женщины такой страшненький сын? В папашку, небось, пошел?
— А теперь рассказывай, — молвил я, когда стол был накрыт, чай вскипел и мы просто ужинали за столом, я наяривал восхитительные пироги, рыбу и колбасу, а Мулина мать сидела, подперев голову рукой и с умилением смотрела на меня.
Вот, кстати, никогда не понимал, почему женщины, особенно возрастные, так любят смотреть, когда едят?
— Муля, — после длинной паузы, сказала, наконец, женщина и с тревогой посмотрела на меня, — Мулечка, может, ты уже помиришься с отцом? Он так переживает…
Последние слова её прозвучали жалобно.
Оппа! Семейная драма? Сантабарбаровские страсти? Так Муля, оказывается, гордый принц Гамлет? Или бедный Йорик? Честно говоря, я совершенно не знал, что ей говорить. Потому что не понимал, что там произошло. И вот как мне узнать? Я же совершенно не ориентируюсь.
Раздумывая над ситуацией, я откусил пирог, неспешно пожевал и сказал:
— Как вкусно… мммм…
— Дуся специально для тебя испекла, — с удовольствием засияла женщина, но потом её взгляд опять наполнился тревогой, — так что ты скажешь, Муля? Так дальше продолжаться не может! Я скоро сойду с ума!
Я задумался, что ответить, чтобы не накосячить на будущее. Поэтому сказал:
— Знаешь, а ведь ты права, мама. Ты абсолютно права, — и для аргументации согласно покачал головой с многозначительным видом.
Женщина просияла и уже что-то хотела добавить, но я не дал:
— И я понимаю, что тоже совершаю ошибку…
От улыбки этой женщины теперь можно было зажигать звёзды.
—
