Малахольный экстрасенс - Анатолий Федорович Дроздов
Классная увяла. Эту историю рассказала Тома – она уволилась с прежней работы и теперь работала только в кооперативе. Ну, так есть за что: зарплата как у директора, плюс доступ к дефициту.
На обед мы с Викой ездим в ресторан – там для нас бронируют столик. Кормят вкусно. А всего-то поправил директору спину. Ездим на машине – она у меня, наконец-то, появилась. И какая! «Ауди 100», столь любимая белорусами и не только ими. Не убиваемая «баржа», оцинкованный кузов, прочная подвеска, бензиновый двигатель. Как раздобыл? Целая история. Как-то в середине дня регистратор отделения Леночка прибежала в ординаторскую:
– Михаил Иванович, там какой-то иностранец звонит. Вроде, немец. Я их языка не знаю, он по-русски ни бум-бум. Только: «герр Мурашко, да герр Мурашко». Вроде вас спрашивает. Я попросила подождать и пришла за вами.
– Как попросила? – уточнил я.
– Айн момент!
Я засмеялся, прошел в комнату Леночки, где взял лежащую на столе трубку.
– Ich bin am Telefon[28], – сказал в микрофон. Дальнейший разговор перескажу по-русски.
– Герр Мурашко? – уточнил невидимый собеседник.
– Яволь.
– Меня зовут Шмидт. Гутен таг!
– Гутен, – согласился я.
– Вы говорите по-немецки? – спросили на другом конце провода.
– Да.
– Это очень хорошо. Мне перевели статью из вашей газеты. Утверждается, что вы лечите детский церебральный паралич. Это правда?
– Да. За исключением случаев с олигофренией.
– У моего сына ее нет. Он не ходит, но разум не затронут. Успешно учится в школе.
– Сколько ему лет?
– Тринадцать.
– Тогда можно помочь.
– Извините за вопрос, у вас есть диплом врача?
– Нет.
– Как же вы лечите?
– Руками. Вот что, герр Шмидт. Что вас интересует: мой диплом или здоровье сына? Если первое, то в Германии тысячи врачей с дипломами. До свидания! Меня ждут пациенты.
– Извините! – поспешил немец. – Просто удивлен. В Германии, если нет диплома, лечить запрещено.
– У нас главное – результат, а он имеется. На моем счету полтысячи исцеленных детей. Исцеление подтверждено официальной медициной. Работаю я с разрешения министерства здравоохранения в одной из клиник.
– Сколько будет стоить исцеление моего сына? – перешел к делу немец.
Я задумался. Брать с него пятьсот рублей? А вот фиг вам! Они с нами за разрушенное в войну не расплатились. В 1953 году СССР отказался от репараций от Германии, и зря. Следовало дать возможность накопить жирок, а потом драть три шкуры. А то выпестовали засранцев – учить нас лезут. Чья бы корова мычала… Про Хатынь, другие сожженные деревни, миллионы убитых и замученных молчу. Это никакими деньгами не измерить.
– В СССР лечение бесплатно, но вы не советский гражданин. Я не смогу положить вашего сына в клинику. Но не беспокойтесь: мое лечение не требует применения медицинских инструментов. Теперь о плате. Мне нужен автомобиль. Можно не новый, но в отличном состоянии. В последнем случае с комплектом запасных частей на пробег в сто тысяч километров. Здесь их не купить.
– У меня есть «Ауди» сотой модели, – сказал немец после недолгого молчания. – Ей три года. Бензиновый мотор, пробег сто двадцать тысяч километров. Цвет темно-вишневый. Недавно прошла техническое обслуживание. Подойдет?
Подойдет! Еще как подойдет! Но эмоции пришлось задавить.
– Да, – небрежно ответил я.
– Тогда сделаем так. Я с сыном приеду на машине в Минск. Остановлюсь в гостинице, после чего свяжусь с вами. Исцелите Гюнтера – подарю автомобиль вам. В Германию вернусь на самолете.
– Договорились! – сказал я. – Но машину оформим через продажу. Меня здесь не поймут, если приму дорогой подарок от иностранца.
Так и сделали. У Гюнтера, конопатого и вихрастого мальчишки, патология оказалась не тяжелой – с моей точки зрения, конечно. Но я приезжал в гостиницу трижды – следовало показать Шмидту, что не зря расстается с «Ауди». Немец внимательно наблюдал за моей работой. После того, как мальчик сделал первые шаги, объявил торжественно:
– Данке, герр Мурашко! Я держу слово: автомобиль ваш.
Продажа поддержанных машин в СССР осуществлялась через комиссионный магазин. Продавец и покупатель подъезжали к нему, сообщали сотрудникам о сделке, те осматривали автомобиль, сверяли номера кузова и мотора[29] с представленными документами, после чего оформляли продажу. Покупатель передавал деньги кассиру, тот забирал 10 процентов от суммы, остальное вручал продавцу. Не пыльная работа. Возле комиссионки постоянно крутились спекулянты, чьей целью было перехватить хорошую тачку, пообещав хозяину денег больше. На деле кидали. Дело в том, что в СССР нельзя продавать автомобиль выше установленной государством изначальной цены – спекуляция. За нее статья. Только спрос диктует свои правила. Реальная цена даже подержанного авто превышала государственную на 30, 50, а то и 100 процентов. Разницу покупатель отдавал продавцу наедине. Тут уж все зависело от порядочности человека. Мог и на фиг послать – из комиссионки покупатель выходил полноправным владельцем. В милицию не пожалуешься – привлекут как спекулянта.
Наше появление у комиссионки произвело фурор. Иномарка в СССР – редкий зверь. Поглазеть на изделие немецкого автопрома сбежались все – как покупатели, так и продавцы. Подлетели спекулянты. Безошибочно определив в Шмидте владельца, они окружили его и, загородив проход, стали сыпать цифрами.
– Чего хотят эти люди? – удивился немец.
– Купить ваш автомобиль, – пояснил я.
– Объясните, что мне не интересны их предложения.
Услыхав немецкую речь, спекулянты притихли. Я улыбнулся.
– Наш гость из ФРГ, герр Шмидт, попросил меня передать вам, чтобы шли на хер! – объявил громко. – В противном случае обещает вызвать милицию. Освободите проход. Немедленно!
У сотрудников комиссионки, оформлявших нашу сделку, лица были как у родственников покойника на похоронах. Мимо них с громким свистом пролетела халява. То, что они в доле со спекулянтами, объяснять излишне. Нам пытались вставить палки в колеса. Для начала заявили, что документы на машину на немецком языке, посему требуется заверенный нотариусом перевод. Ласково улыбнувшись, я выложил его на стол – понимал, с кем буду иметь дело. И какие документы! Шмидт ухитрился оформить продажу машины в Германии – знал наши законы. Автомобиль, въехавший в СССР транзитом, должен из страны выехать. А тут продавец всего лишь доставил покупку покупателю. Штамп таможни имеется, деньги получит в СССР. Тут же прилетело обвинение, что цена сделки слишком низкая.
– Неужели? – удивился я. – Сколько стоил ваш автомобиль в Германии? – спросил немца.
Тот назвал цифру. Я озвучил ее продавцам.
– А теперь умножьте на валютный курс Госбанка СССР, – предложил. – Три года назад он составлял тридцать шесть копеек за марку ФРГ. Вычтете амортизацию за три года эксплуатации. Пять тысяч рублей – справедливая цена.
По лицам продавцов было ясно, что за пять тысяч они желают мне купить несуществующие здесь памперсы и носить их, не снимая, до конца
