Восход двойного солнца - Александр Ярославцев
Полковник прибыл в дивизию в конце 1944 года, когда после понесенных потерь в Голландии в армии генерала Андерсена была острая нехватка командного состава. Просидев всю войну в Лондоне, в штабе генерала Сикорского, пан полковник с большой неохотой отправился в действующую армию, но по прошествию времени освоился. Благодаря точному исполнению полученных сверху приказов получил от Андерса сначала благодарность, а затем был представлен к ордену, за умелое руководство блокадой немецких войск в Голландии.
Успешное продвижение дивизии во втором эшелоне во время наступления на Бремен окончательно убедило Жмирского, что он состоявшийся боевой командир, который больше не нуждается в советах своего опекуна Кнопека. Как это часто бывает в жизни, поверивший в свои силы пан полковник заподозрил пана майора в стремлении занять его место и объявил тому войну не на жизнь, а на смерть. Поэтому, когда началось русское наступление, пан полковник принимал решение, исходя не из логики и здравого смысла, а вопреки тому, что говорил Кнопек.
Так, получив приказ генерала Мачека оказать помощь подполковнику Хмаре, он тут же направил в Эмсброн две роты танков, без проведения какого-либо уточнения боевой обстановки. Напрасно майор Кнопек убеждал Жмирского выслать сначала разведроту и только потом отправить в бой танки.
– Нашим солдатам, засевшим в Эмсборне, важна каждая минута, каждая секунда, а вы предлагаете украсть у них целый час! Скольких своих людей мы недосчитаемся за этот час?! Конечно, сидеть и ждать прихода врага лучше и спокойнее, чем оказать помощь нуждающимся в ней. Очень может быть, что так делают немцы, итальянцы, венгры. Возможно, бельгийцы, французы и русские, но только не поляки! Мне стыдно за вас, господин майор! А что касается разведки, пусть капитан Марусяк возьмет взвод мотоциклистов, я не против!
Так говорил полковник Жмирский, отправляя своих танкистов в бой, который завершился их полным разгромом под Зальценбергом. Идущие на помощь гарнизону Эмсброна, польские танкисты наткнулись на танковую засаду 25-й особой дивизии.
Готовя натиск к берегам Рейна, маршал Рокоссовский стремился создать своей главной ударной силе все условия для удачного наступления. Поэтому он выделил танкистам генерала Ермолаева не один, а целых два воздушных разведчика. И пока один из них еще кружил над Эмсброном, другой уже летел ему на смену. Он-то и доложил танкистам о вражеской колонне, идущей к городу.
У командира танкового авангарда капитана Головчанского за плечами было два года войны, и сообщение летчиков не застало его врасплох. Быстро сориентировавшись на местности, он устроил засаду по всем правилам военного искусства. Дав польским орлам приблизиться, танкисты Головчанского принялись расстреливать неприятеля с двух сторон.
Впервые столкнувшись с подобным методом ведения войны, поляки сильно растерялись. Прекратив движение из-за возникшей пробки на дороге, польские танкисты никак не могли понять, откуда ведется по ним этот убийственный огонь, а когда поняли, было уже поздно. Шесть танков, включая танк капитана Марусяка, были разбиты и подожжены. Управление отрядом было нарушено.
Каждый из командиров принимал решение самостоятельно, что в итоге самым пагубным образом сказалось на судьбе отряда. Те, кто решился в одиночку атаковать позиции неприятеля, стали легкой добычей «Исов». Те же, кто отказался от атаки и вступил в перестрелку с противником, укрывшись в кювете, попали под фланговый огонь русских танков, подоспевших на помощь авангарду. Наведенные вездесущим оком «рамы», танкисты майора Жихарева совершили обходной маневр и с ходу ударили во фланг полякам.
Исходом боя стали четырнадцать подбитых и сожженных машин с крылатым гусаром на броне. Когда же на помощь теперь уже своим танкистам к Зальценбергу подошел танковый батальон во главе с майором Кнопеком, он столкнулся с главными силами 25-й гвардейской дивизии.
В возникшем противостоянии двух сил главным аргументом в пользу победы стала 122-мм пушка «Исов». Как бы ни был опытен и искусен в танковом бою пан Кнопек, но могучие стволы советских «Исов» в пух и прах раскатали его батальон. Испуганные немецкие бюргеры в панике разбежались по подвалам своих домов. Оставив двери приоткрытыми, они со страхом слушали грохот снарядных разрывов, не смея даже вполглаза посмотреть на сражение, развернувшееся у стен их городка.
Всего сорок две минуты продлился бой, после которого танки особой дивизии устремились к Райне, где уже не было пана полковника. Трусы хорошо чувствуют приближение опасности, и полковник Жмирский не был исключением. Едва только из переговоров по радио стала прорисовываться общая картина, как пан полковник решил покинуть Райне. Оставив на подступах к городу взвод танков поручика Сбыха, он двинул свои танки на Мюнстер, полагая, что в обороне города им найдется место.
Был уже вечер, когда краснозвездные «Исы» вступили в Райне. Путь к этому заштатному вестфальскому городишке был нелегок и непрост. По дороге к нему дивизия понесла потери, но это было уже неважно. Оборона врага была полностью взломана, и теперь уже ничто не могло помешать советским танкистам дойти до берегов Рейна. Теперь главным было вовремя получать топливо, пополнять боезапасы и иметь надежное прикрытие над головой. Все остальное было не столь существенным.
Глава VI. Явление Экзекутора и наш ответ Чемберлену
Президент Трумэн вновь пребывал в плохом настроении. Мало того что из-за событий в Германии он никак не мог сосредоточиться на главном для себя вопросе – сокрушении Японии. Ведя в течение месяца незримый бой с советским вождем, обитатель Овального кабинета пропустил внезапный выпад Сталина и получил болезненный апперкот.
Злость и обида от постигшей неудачи еще больше усиливалась в душе президента от того, что в противостоянии со Сталиным открылись его политическая неопытность и незрелость. С советским вождем было недостаточно важно надувать щеки и пугать противника, грозно стуча по крышке письменного стола. Здесь нужно было думать, просчитывать возможные варианты развития событий, хитро лавировать, а не диктовать свою волю, вальяжно развалившись в кресле. Это была Большая игра, в которой новичок Трумэн стремительно «терял лицо», и для этого были основания.
Сначала, в угоду охватившему его чувству обиды и мести подставившему его Черчиллю, он позволил Сталину разгромить англичан на севере Германии и занять Гамбург. Скулеж и стенания разбитого в пух и прах британского премьера были для президента райской музыкой, которую хотелось слушать и слушать. Правда, строптивый госсекретарь не позволил долго этим заниматься, открыто напоминая о союзническом долге перед Англией. Тут бы господину президенту и
