Пятнадцать ножевых. Том 4 - Алексей Викторович Вязовский
Мне в доступных для моего понимания выражениях довели, что таких идиотов как я, земля еще не видела и только столь юный возраст и страна происхождения могут хоть немного простить столь непроходимую глупость. Ибо я не подумал о налогах ровным счетом ничего. И не дал поручений герру Паульсену в этой области. Пришлось умным ребятам самим подумать за учащегося коррекционной школы.
Короче, я подписал до хренища бумаг. По каждой мне было дано объяснение — что, зачем, и сколько раз. И не просто «это доверенность», а с разжевыванием каждого пункта. Мозг у меня кипел от необходимости переводить всю эту белиберду с английского, но Старовецки был терпелив как католический святой, и не уставал повторять формулировки до тех пор, пока до меня не доходило. Я уже с опаской поглядывал на кажущийся бездонным портфель, рождавший в своих недрах очередные бланки.
Мне казалось, что это будет длиться вечно. Успокаивала мысль, что все мои денежки при минимуме стараний Паульсен мог заграбастать и так. Как раз это Маркус мне объяснил с самого начала. Советский гражданин, подпольно открывший счет за границей — а я бы даже рыпнуться не мог, любое обращение в правоохранительные органы автоматически значило бы тюремный срок. И здесь, и там. В Союзе — за валюту, на Западе — за налоги. Оставалось только удивиться безграничной порядочности моих партнеров, которые мало того, что меня не подставили, а еще и не дали довести дело до неприятностей.
А я-то мнил себя акулой бизнеса! Как бы не так! Было немного обидно, но самую малость. Главное, что закончилось все хорошо. И я выяснил, что могу положиться на людей, с которыми работаю. А это намного дороже денег.
Я предложил отвезти герра Маркуса куда ему надо, но юрист категорически отказался. Погладил на прощание Кузьму и ступил на порог.
— О, меня встречают! — сказала Аня, выходя из лифта, и тут же замолчала, увидев постороннего.
— Мадам? — приподнял шляпу в приветствии Старовецки.
— Мадемуазель, — автоматически поправила его моя подруга.
— Энтшульдиген зи битте, — извинился швейцарец и очень ловко втиснулся в начавший закрываться лифт.
— Кто это был? — спросила Аня, когда мы оказались дома.
— Считай, что ты не видела никого, — ответил я, внутренне готовясь к борьбе с женским любопытством.
— Хорошо, — неожиданно легко согласилась подруга, целуя меня в губы. — Чайник тогда ставь, я замерзла как собака!
Золото мне досталось, а не невеста! Штучный товар!
— Представляешь, что учудил Симкин кот? — спросила Аня, когда я налил ей чаю, воспользовавшись оставшейся от гостя заварки.
— Что?
Как оказалось, у родителей Аниной сестры дома тоже проживал персидский кот. Который очень бережно относился к собственной персоне. Позволял трогать и брать себя только в белоснежных, накрахмаленных перчатках и по предварительной записи. А тут приехали родственники с двумя реактивными пацанами, которые начали таскать усатого туда-сюда, плюя с высокой башни на родословную и семейные обычаи.
— Так вот Кекс...
— Кекс?! — засмеялся я — Вот ни разу не аристократическая кличка.
— Что бы ты в них понимал! Мне дальше рассказывать?
— Внимаю!
— Короче, я в гости заезжала — смотрю Кекс трется о ковер как сумасшедший. Тут влетает племянник, пытается схватить кошака и знаешь что?
— Что?
— Его бьет током! Представляешь?!
Я представил себе это мурлыкающий электрогенератор и заржал. Физика. Бессердечная ты сука.
* * *
Пришел на работу, никого не трогаю, и тут вызывают меня к Дыбе. Что там главному врачу потребовалось от рядового фельдшера? Ума не приложу. Точки соприкосновения не найти никак. Сегодня Екатерина Тимофеевна была серьезна и собрана. Чем-то встревожена, совсем немного. Но меня то волнует мало. Пусть говорит, чего хотела, и я пойду. У меня там чай стынет, между прочим.
Но руководительница не торопилась открыть тайну нашей встречи. Кивнула на стул, и кому-то позвонила по местной линии. Сказала только: «Ждем» и отбой сразу. Лаконичненько. Что меня ждет? Награждать вряд ли будут, ругать вроде не за что. А чего думать? Вот они, гости дорогие. Те самые, про которых Осип Эмильевич говорил, что ждет их всю ночь напролет. Товарищ Викулов, Антон Герасимович. парень из первого отдела, и коллега его, намного моложе, но тоже с лицом, сильно отбивающим желание рассказывать в его присутствии политические анекдоты.
О как! Жить стало веселее, сомнений нет. Товарищи из органов кота за семенники не тянули, к делу приступили сразу. Может, у них тоже чай стынет, кто ж их знает?
— Старший лейтенант Половой, — махнул удостоверением молодой. Спорим, твоя кличка «Гигант»? — я оперуполномоченный комитета по Краснопресненскому району города Москва.
Я изобразил внимание. Мне что с этого старлея? А ему с меня?
— На вас поступило заявление об антисоветских высказываниях... Вы работаете в такой серьезной организации... — бормотал он, доставая какие-то бумаги из портфеля.
— Не вижу смысла обсуждать. Я уже объяснял вашему коллеге, что всё это — плод воспаленной фантазии предвзято относящейся ко мне соседки. Грязная инсинуация. Вот Антон Герасимович проверял меня при поступлении на работу, никаких сомнений в моей благонадежности не возникало. Можете ознакомиться с рапортами сотрудников, сопровождавших зарубежные делегации с моим участием...
— Надо будет, проверим, — влез Половой в мой бесстрастный, почти занудный монолог. — Кроме того, имеются сведения о неоднократных телефонных контактах с представителями капиталистических стран, в том числе США, ФРГ и Великобритании.
— И об этом я уведомил сотрудника первого отдела при поступлении на работу, — теперь уже я перебил чекиста. Викулов чуть поморщился на такое неуважение к организации, но обозначил кивок, подтверждая мои слова. — Это звонят зарубежные ученые, задают вопросы по нашему исследованию, получившему международное признание. Я ведь не знал, что о каждом звонке надо докладывать отдельно. Было бы что тревожное, так сразу. А так — я оперирую данными, опубликованными в открытых источниках, как отечественных, так и зарубежных. Всё, что можно разглашать, согласовано с кураторами, Четвертым управлением.
Мы расстались почти друзьями. Половой, конечно, немного пострадал ментально, когда сдуру поинтересовался научными подробностями. И получил — режимы роста бактерии, ферментативную активность, устойчивость к антибиотикам и вдобавок немного медицинской статистики. Сломался он на «коэффициенте корреляции», когда подумал, что «медианное значение» — это уже верх цинизма. От предложения писать рапорт с изложением темы беседы и подробностями разговора после
