Александр Прозоров - Кровь ворона
Во дворе он оставил Олега под лесенкой, ведущей на второй этаж, сам нырнул в низкую дверцу возле одной из лунок для винограда. Вернулся Махмуд с намотанной на руку цепью, сплетенной из проволоки миллиметра три толщиной, повесил ее ведуну на шею, ухватился за мочку уха, оттянул, чем-то больно уколол — Середин даже вскрикнул от неожиданности, — потом что-то покрутил, теребя рану, поплевал, дернул за свисающую с шеи цепь:
— Пошли.
На этот раз его вывели со двора. Пройдя по улице мимо нескольких ворот, они свернули в широкий проем, откуда доносился деловитый звон. Это была, естественно, кузня. Мастер — коричневый, как истершийся ремень, морщинистый старик — сидел на корточках у разведенного прямо на земле огня и выстукивал крупный рыболовный крючок на гранитном булыжнике, покрытом множеством белых «оспин». Олег просто глазам своим не поверил: восточные мастера всегда славились умелой работой, и чтобы здесь это происходило подобным образом… Может, это вовсе и не кузнец, а так, недоучка примазавшийся?
— Зацепи его, — снял цепь с шеи невольника Махмуд и протянул мастеру.
Тот кивнул, покрутил перед глазами звенья цепочки, отвалился на спину, нашел среди сваленного на циновку хлама кусочек проволоки, кинул в огонь и принялся дергать за свисающий с потолка шнур. Откуда-то послышалось пыхтение мехов, огонь в очаге подпрыгнул, загудел. Пока проволока раскалялась, кузнец обмотал конец цепи Середину вокруг ноги, потом выхватил клещами успевшую раскалиться железную палочку, согнул о камень, вставил между крайним звеном и тем, до которого оно дотягивалось. Отпустил, перехватил губками клещей быстро темнеющие кончики, ловко скрутил на пять оборотов, затем черпнул ладонью воду из стоящей по левую руку ношвы и плеснул на скрутку. Вверх с тихим шипением взметнулся пар.
— Фельс давай.
«Халтура! — едва не закричал ведун. — Кто же так цепи заклепывает! Да эту проволочку любым камнем сбить можно!». Но сдержался. Не хватает еще учить туземцев, как его правильно на цепи держать. И потом, с другой стороны, голыми руками такую скрутку действительно не развернуть, только пальцы раздерешь о проволоку.
Махмуд кинул халтурщику медную монетку, свободный конец цепи намотал Олегу на шею и повел дальше. Парой минут спустя они вышли из города через другие, не обращенные к морю, ворота и двинулись по дороге, обсаженной абрикосовыми деревьями. Правда, здесь еще не созревшие плоды осыпали ветви лоснящимися зелеными кругляшками. Либо порода позднеспелая, либо вовсе дичок.
Перед коротким мостиком, выгнувшимся над ручьем с метр шириной, Махмуд повернул влево, прошел по узкой тропинке между какими-то саженцами и зелеными колючими растениями, вправду похожими на репей, остановился под старой шелковицей возле ручья, еще более узкого, чем предыдущий — с локоть, наверное. На берегу к нему примыкало пересохшее русло другого, явно рукотворного ручья — уж очень аккуратная ложбинка уходила вдаль к пышному зеленому саду. Странным было то, что пересохшая оросительная канавка находилась примерно на три локтя выше журчащего ручья, в русле которого была вырыта яма в полметра глубиной.
Махмуд, насвистывая, раскрутил цепь, обмотал вокруг шелковицы, повесил на нее замок — обыкновенный, висячий, с кулак размером, — снял с ветки сшитое из толстой кожи ведро с широкой ручкой:
— Смотри на меня, урус. — Он спустился к нижнему ручью, расставил ноги по сторонам от русла, зачерпнул из ямы воду, вылил в верхний ручей, зачерпнул из нижнего, вылил в верхний. — Понял? Коли вода в дом и сад течь не станет, получишь опять палками по ногам. И шелковицу не жри. Увижу, что язык черный — тоже отлуплю. Хотя… Ты же всё равно человеческого языка не понимаешь. На, работай!
Олег посмотрел на свои ноги, на замок. Подручными средствами ни от того, ни от другого не избавиться. Значит, выбор у него только между тем, чтобы быть битым или работать. Причем лишь второе позволит ему сохранить силы — так, на всякий случай. Всё равно Мара раньше первого снега за ним не придет.
Ведун спрыгнул вниз, взялся за ведро. Зачерпнул — вылил, зачерпнул — вылил. Кажется, именно это и называется: ручной насос. Зачерпнул — вылил. Зачерпнул — вылил. Тонкий ручеек радостно поструился но пересохшему руслу, убегая к далеким кронам. Зачерпнул — вылил. Зачерпнул — вылил.
Махмуд, понаблюдав за невольником минут десять, ушел по своим делам. Олег остановился, потрогал ноющее ухо, нащупал серьгу размером с ноготь большого пальца. Наверное, с меткой хозяина. Как бы не загноилось… Хотя это уже не его проблемы.
Он теперь — просто вещь, говорящая машина. Пусть хозяин голову ломает.
Зачерпнул — вылил. Зачерпнул — вылил.
Шелковица удачно растет. Тень как раз на рабочее место падает. А то к вечеру от жары и свихнуться можно. А так: тень есть, воды в избытке. Вот оно — счастье.
Зачерпнул — вылил. Зачерпнул — вылил.
И так теперь с молитвой Маре до самого первого снега… Интересно, а он тут вообще выпадает, снег-то?
Надо признать, кормили у Белей-паши неплохо. Рис — от пуза, курага, абрикосы — сколько в миску зачерпнуть сможешь. Иногда хозяин подбрасывал от щедрот кусочек рыбы или указывал заварить муку в густом мясном бульоне с кусочками хрящей. Первую неделю у Середина от тяжелой однообразной работы страшно болели спина и руки, но вскоре он втянулся, боль отпустила. Ухо, которое Махмуд каждый вечер макал в чарку с вином, затянулось без всяких проблем, а спустя полтора десятка дней Олег получил свое первое поощрение или даже повышение — из людской, с жесткого топчана, его перевели под лестницу, выделив несколько охапок соломы и две камышовые рогожи.
На ночь Белей-паша пристегивал его за цепь к лестнице, но в остальном обитатели богатого дома начали относиться к новому рабу с куда большим доверием. Достаточно сказать, что на работу его водили теперь, не связывая рук — а это много значило. Ведь Махмуд был безоружен, и при неожиданном нападении его в минуту можно было задавить цепью… И принять честную смерть от одного из вооруженных туземцев, коих везде ходило немало.
— До первого снега, — время от времени напоминал себе ведун. — Я связан клятвой до первого снега. А там посмотрим…
Вскоре Белей-паша получил где-то новую партию рабов, человек двадцать. Не русских — въевшийся загар, короткие выцветшие бородки и волосы, сухая кожа, щуплые тела. Похоже, случайная добыча из набега на какое-то селение в стране с жарким климатом… Электрическая сила — ведь Олег даже примерно не представлял, где находится! Только то, что не в Царьграде — Грецию он уж как-нибудь бы определил. Может, юг Черного моря, может — на берегах Каспийского.
Невольников определили в свободную людскую, Махмуд и несколько стражников засуетились, таская им воду и подносы с рисом, а Олега начали гонять на работу чуть ли не бегом — для работорговцев настали горячие деньки. Казалось, еще немного — и ему дадут ключ от собственного замка и прикажут ходить к «колодцу» самому.
Однако всё случилось с точностью до наоборот. Вечером пятого, после приезда новой партии, дня Махмуд, придя за Олегом, показал ему веревку, знаками велел повернуться, связал за спиной руки, на обратной дороге завернул к кузнецу и тот пятью оборотами клещей разомкнул цепь. Дома ведуна загнали в общую людскую, а утром наравне со всеми связали, затолкали на первый из двух крытых парусиной возков и прихватили удавкой за шею, прикрепив конец веревки где-то за бортом. Белей-паша, протянув руку, вынул у Середина из уха серьгу. Щелкнул кнут — телеги выкатились со двора, протряслись по узким улочкам так и оставшегося неведомым городка и, отчаянно пыля, поскрипели навстречу поднимающемуся солнцу.
Цивилизация тянулась вдоль дороги всего три дня пути: сады, дома, заборы, ухоженные оросительные канавы, выжженная трава. Дальше путники видели по сторонам только бледно-розовую и безжизненную, как Марс, пустыню. Красная растрескавшаяся глина, бежевые холмы, темные, почти малиновые скалы, исчерченные глубокими наклонными бороздами, словно по ним прошлась гигантская стальная щетка. Очень редкие, отдельно растущие кустики с длинными колючками только усиливали ощущение безжизненности.
Возки катились от колодца до колодца. Источники воды находились под надежной охраной караван-сараев. Они мало походили на русские постоялые дворы. Это были не просто дома для ночлега, рядом с которыми ставился навес для коней, хлев для скота и амбар с припасами. Караван-сарай являлся сложенной из камня крепостью высотой в три-четыре человеческих роста, со стенами метров ста длиной и точно такими же воротами, как в приморском городе. Подробнее ведун рассмотреть не мог, поскольку место раба — в подвале с парой окон. Правда — в подвале прохладном и сухом. Здесь им развязывали руки, здесь они могли походить, размяться, сюда им приносили воду и лепешки или кашу. А утром — снова телега, снова тряска, пыль, жара. И так до следующего караван-сарая.
