Нэпман 2. Изящная комбинация - Алим Онербекович Тыналин
Напротив главный из задержанных, тот самый, в хорошем тулупе. Без верхней одежды он выглядел еще более неуместно: городской костюм хорошего покроя, тонкие холеные руки с ухоженными ногтями.
Я стоял у окна, делая вид, что просматриваю какие-то бумаги. В комнате пахло табаком, сыростью и страхом.
— Итак, — Глушков перевернул страницу блокнота, — вы утверждаете, что приехали в Златоуст три дня назад?
— Я уже говорил, — задержанный нервно поправил воротничок явно рижского производства. — По собственной инициативе. Защищать права рабочих.
— Интересно, — Глушков достал конверт из папки. — А это что?
На стол легла квитанция из гостиницы «Европейская» в Свердловске. Недельной давности.
— Случайное совпадение, — дернул плечом задержанный. — Мало ли кто останавливался в гостинице.
— А вот еще совпадение, — в руках Глушкова появилась телеграмма. — Некий господин в Свердловске получает перевод из Москвы. Именно в тот день, когда вы… то есть кто-то регистрируется в «Европейской».
Я заметил, как у допрашиваемого мелко задрожали пальцы. На секунду. Потом он успокоился. Взял себя в руки.
— Может, расскажете про встречу у литейного цеха? — как бы между делом спросил Глушков. — С тем самым техником, который проверял котельную.
— Не понимаю, о чем вы.
— А вот механик котельной прекрасно помнит этот разговор. И время указывает точно, как раз накануне поломки насосов.
В коридоре гулко пробили часы. За окном все так же падал снег.
— Знаете, что интересно, — вдруг подал голос я, не оборачиваясь от окна. — В Нижнем Тагиле тоже были проблемы с оборудованием. И тоже накануне появлялись некие технические специалисты. В хороших костюмах.
Задержанный промолчал, но его выдавал взгляд, слишком цепкий для простого рабочего агитатора.
— И подписи на документах, — продолжал я, — удивительно похожи. Те же росчерки, тот же наклон букв. Словно один человек составлял бумаги и для Тагила, и для Златоуста.
Глушков выложил на стол несколько документов:
— Например, вот это распоряжение о проверке платежей. И вот эта инструкция по техническому осмотру. Почерк один и тот же.
— Послушайте, — задержанный подался вперед. — Вы же понимаете… я не могу… то есть, я ничего не знаю об этих документах.
— Конечно, — кивнул Глушков. — Как и о том, что в день вашего приезда в город некий человек отправил телеграмму в Москву. Шифром.
Я заметил, как дрогнуло веко у допрашиваемого.
— К счастью, — Глушков достал еще один лист, — у нас есть опытные специалисты по шифрам. И текст получился очень интересный. Особенно фраза про «подготовку условий для приобретения актива».
— Это провокация, — глухо произнес задержанный. — Я требую связаться с…
Он осекся, но было поздно.
— С кем? — поднял бровь Глушков. — С московским руководством? С биржевым комитетом? Или, может быть, с товарищем…
— Прекратите! — задержанный вскочил. — Я ничего не скажу. Ничего! Вы не понимаете, с кем связались.
— Как раз понимаем, — спокойно ответил я, поворачиваясь от окна. — Поэтому и не настаиваем на признаниях. Нам достаточно этих документов. И показаний свидетелей. А выводы пусть делают другие.
В комнате повисла тяжелая тишина. Было слышно, как потрескивает фитиль в керосиновой лампе.
— Уведите, — кивнул Глушков конвоиру.
Когда задержанного вывели, я присел к столу:
— Что скажете?
— Определенно не простой агитатор. Слишком хорошо держится. — Глушков собрал бумаги. — И хотя прямых улик нет, картина складывается интересная. Особенно если сопоставить с тагильскими событиями.
За окном медленно темнело. День близился к концу, но игра только начиналась.
Вечером в директорском кабинете было накурено. Папиросный дым поднимался к лепному потолку, оседая на массивной бронзовой люстре с хрустальными подвесками. За окнами в чугунных переплетах кружил снег, придавая особую уютность теплу натопленной голландской печи с белыми изразцами.
Я сидел за директорским столом, просматривая итоговые документы. Напротив расположились усталый Величковский, и Сорокин с папкой технических отчетов. В углу кабинета Котов что-то подсчитывал на конторских счетах, а Глушков задумчиво курил у окна.
— Итак, — я отложил бумаги, — давайте подведем итоги. Александр Владимирович, что с котельной?
Сорокин раскрыл папку:
— Котлы работают на полную мощность. В бараках уже тепло. Более того, — он достал чертежи на кальке, — мы обнаружили возможность модернизации системы отопления. Если установить дополнительные теплообменники «Клейн»
— Отлично, — кивнул я. — Василий Николаевич, как с финансами?
Котов поднял голову от счетов:
— Две смены уже получили расчет полностью. Третья получит завтра с утра. А вот что любопытно, — он достал конторскую книгу в клеенчатом переплете, — если проследить движение денег через Промбанк, то можно выйти на очень мудреные схемы.
— Я понял. Документы сохранили?
— Все до единой бумажки, — он похлопал по кожаному портфелю. — Включая те странные распоряжения с московскими подписями.
Величковский прошелся по кабинету, его шаги заглушал толстый ковер персидской работы:
— А ведь они неплохо подготовились. И с котельной, и с задержкой зарплаты. Все рассчитано на максимальный эффект.
— Именно, — Глушков стряхнул пепел в массивную бронзовую пепельницу. — Слишком хорошо подготовлено для простой забастовки. И люди подобраны грамотно, тот «агитатор» явно прошел специальную подготовку.
На стене гулко пробили часы в футляре красного дерева — старинный «Павел Буре», еще демидовских времен. По кабинету разлился мягкий свет электрических ламп, недавно заменивших керосиновые.
— Что с производством? — я повернулся к Сорокину.
— Мартены можно запускать хоть завтра. Бригады готовы, материалы есть. А главное, — он улыбнулся, — рабочие сами просятся в смену. Говорят, хотят показать, что они не имеют отношения к этой провокации.
В этот момент в дверь постучали. Вошел молодой инженер в форменном кителе:
— Леонид Иванович, телеграмма из Москвы. От товарища Орджоникидзе.
Я развернул бланк. Текст был краток: «Ситуацию знаю тчк Действуйте по плану тчк Поддержка обеспечена тчк».
— Что ж, — я поднялся из-за стола, — картина ясная. Мы получили и прямой удар, и попытку дискредитации. Теперь наша очередь.
— У нас почти нет прямых улик, — заметил Глушков. — Только косвенные доказательства.
— Зато у нас есть кое-что поважнее, — я подошел к окну. За стеклом в свете фонарей кружился снег. — Мы показали рабочим, кто действительно решает их проблемы, а кто использует их трудности для своих игр, — я вернулся к столу. — Котов, готовьте
