Гридень 3. Экспансия - Денис Старый
Глава 13
Если скучно тебе жить, хочется острых ощущений? Так заведи роман с красивой женщиной. Здесь и ревность, причем, не обязательно твоя, часто бывших кавалеров твоей красотки, финансовые карусели, эмоциональные качели. И много-много проблем. И пусть разные исторические периоды имеют свои особенности взаимоотношений мужчин и женщин, но остается всегда что-то общее, базовое.
Может, кто иной и думает по другому, но мое мнение именно такое. Возможно, я несколько и жесток к женщинам, но один раз, попавшись еще в молодости, той, в первой жизни, в «медовые» женские клещи, всю оставшуюся жизнь я общался с женщинами так, словно мстил, часто опасаясь повторения истории. Вот и в новую жизнь я перенес этот психологический флюгер.
Так что я сторонился эмоций во взаимоотношениях с женщинами. А в остальном, мы в ответе за тех, кого спасли. И сейчас, когда Рахиль, словно голодный и холодный щеночек, прижималась ко мне, чуть ли не поскуливая, я не мог оттолкнуть ее. Это не сексуальные отношения, это что-то иное, пробуждение инстинкта защитника и осознание себя человеком относительно великовозрастным, который способен красивую женщину не только хотеть, но и жалеть. Я приютил щеночка, а какая-то сука хочет моего питомца покусать.
Рахиль… Она тряслась и боялась. Оказывается этот Горыня смог донести до нее информацию, что теперь не успокоится, пока не сделает ее жизнь, а также жизнь ее отца и брата, невыносимой. Что она, мол, разрушила его реноме, как сурового и могучего во всех отношениях мужика. Теперь всеми правдами и неправдами купец хочет причинить своей жене боль и страдания.
— Ты не отдашь меня ему? Он может опять прийти, — всхлипывая, спрашивала Рахиль.
— Нет, я отправлю тебя к отцу, на мои земли. Сделаю это уже сегодня вечером. Не бойся, пойдете под серьезной охраной и с обозом. Мне и так нужно отправить обоз в Суздаль, — отвечал я.
На самом деле, это будет тоже преступление, которое может предъявить мне Горыня, что я увез его жену. Купец присылал своего приказчика, чтобы тот забрал Ирину-Рахиль к законному… хозяину, к мужу. И нельзя было воспротивиться. Только тот факт, что за женщину было уплачен половцам выкуп и что сам муж палец о палец не ударил для вызволения своей жены, сделал возможным послать нахрен приказчика.
А еще Горыня не поверил в то, что за его жену было отдано аж восемь сотен гривен серебром. Это астрономическая сумма, которая могла быть потрачена на вызволение, может, какого боярина, но не купеческой женщины. Тут на руку сыграла купеческая рачительность, ну или скупость. Выложил бы купец восемь сотен гривен и все, мне и крыть было бы нечем.
Но это не значит, что со стороны мечущегося мужа больше не будет попыток забрать Ирину-Рахиль. Это вопрос самолюбия, отмщения — а это сильные мотиваторы к совершению глупых поступков.
— Все решит Божий Суд, — сказал я, вырываясь из объятий испуганной женщины.
Я не знаю, насколько преувеличивает Рахиль, когда утверждает, что ее будут в доме Горыни мучительно убивать, но отчего-то верится, что преувеличение в данном случае не такое уж и преувеличенное. И я обещал Арону, что его дочь будет доставлена в целости и сохранности. Уже скоро мне понадобится свой купец, кроме Арона, опереться в этом деле не на кого.
— Охраняй ее, как Гроб Господень охранял бы, — приказал я Лису, выходя из комнаты Рахиль.
Именно он дежурил по гостиному дому, чтобы никто не выкрал женщину, ну и не навредил нам каким-нибудь образом.
— Не богохульствуй, брат-тысяцкий! — крестясь, сказал десятник.
— Ты меня понял, — решительно говорил я. — Готовься с темнотой уходить. Быстро, взяв полусотню с собой.
— Да, я уже, скоро, — спешно, обрадовавшись, говорил Лис.
Как же, командование полусотней! Однако, кроме него я не знаю, кому и довериться. Иные нужны мне здесь, в Киеве.
— Борброк где? — не обращая внимания на суетливость Лиса, спросил я.
— Во дворе, тренируется, — отвечал десятник.
Передо мной остро стоял вопрос о том, кто будет биться вместо меня за мои же интересы, ну или за интересы женщины, которую я обещал защищать. Мало того, что сам великий князь намекнул на то, чтобы я не участвовал в Круге, так после еще прислал своего человека, который открыто объявил на это волю Изяслава. После подобное потребовал и воевода Иван Ростиславович. Ни за чьими спинами я никогда не прятался, но, что такое приказ также знаю, а еще понимаю и целесообразность, как это видится со стороны воеводы, или великого князя. Тысяцкому погибнуть из-за какой-то крайне мутной истории с женщиной? Ну глупо же!
Теперь нужно было понять, кого можно выставить вместо себя на поединок. Если не буду уверен, что шансы на победу у этого человека будут велики, то, скорее всего, даже пойду против воли великого князя, тем более, что это не приказ от него, а пожелание. Ну, а воеводу придется уговаривать. Иван Ростиславович именно приказ отдал.
Выйдя во двор, я взял меч и встал с Боброком в круг. Не мешало бы и мне размяться.
— Что получилось узнать? — спрашивал я между своими сериями атак.
— Скорее всего, Горыня выставит против тебя бродника по имени Лют. Это, скорее, не имя, а прозвище. Лютый он в сече, так сказывают, — сказал Боброк и пошел в атаку, стараясь достать меня тупым тренировочным мечом.
Отбив атаку десятника, я быстро провел свою, задев левую ногу соперника.
— Лихо ты, брат-тысяцкий, — оценил мои действия Боброк.
— Что этот Лют и кто такие бродники? Это из тех, кто на Дону да на Днепре проживают и грабежами промышляют? Или те, что на Бугу и Дунае? — спрашивал я.
На самом деле бродниками называли многих, даже город Берладу то и дело причисляли к этому явлению. Но я так и не понял, кто они. Больше разбойники или же формирующийся этнос, не нашедшие себя в системе княжеств люди? Напрашивается сравнение бродников с казаками и это имеет смысл.
— Из половецких бродников, — ответил Боброк. — Из тех, кто на порогах промышляет.
Значит, это враги Руси, вопреки тому, что и православные. Один из факторов, почему русские земли лишились полноценной торговли с Византией не только половцы, не столько венецианцы и понукаемые ими греки, но и всякого рода разбойники на
