Война Джимми Фишера - Андрей Корнеев

— Батюшка Николай вы ощущаете за собой вину? Как глава трибунала Тройки напоминаю чистосердечное покаяние смягчает способ казни.

— Не виновен я не в чем, а вы есть анчихресты и Христопродавцы!

— Трибунал вызывает свиделя первого бабка Матрена.

Вперед перед помостом вышла бабка Матрена, женщина по возрасту надо сказать не старая лет 40–42 такие в Беловодье цветут и пахнут, а здесь сгорбленная старуха, которая доживала последние дни.

— Говори потребовал сержант Шон.

— Да кого вы слушаете анчихресы! Возмутился батюшка Николай, она ж баба! Русская свинья!

— 10 плетей недоумку а неуважение к люду русскому, отдал приказ сержант Шон.

Раздались удары, попик завыл от боли, крича и проклиная нас всех.

— Говори свободная женщина, потребовал Шон.

— Я а скажу, чего не сказать мне терять неча, старая я!

— Изувер и изверг сей батюшка, кровопивец.

От таких слов заржали бойцы оцепления т. к. старушка не говорила по делу, даже сержант Шон прятал улыбку в шикарных усах.

— Ты это не отвлекайся, говори, раз есть что сказать!

— Так ваши, кадыт нам еды принесли и одежы, так он раздел старика-то мого, вон шубейка на нем вашинская.

— Женщина я тебя не понял, как наша шуба, ты же говорила твоему мужу передали.

— Как есть чем хошь поклянусь сами и передали и начала мелко и быстро креститься.

— Тогда это шуба твоего мужа, никто подарков отнимать не может такое сиречь есть разбой!

— Так прямо и раздой отнял у раба вещь не по статусу, вякнул батюшка Николай.

— На кол, устало произнес Шон.

— Вы не посмеете, да мой отец дворянин я сам дворянин!

Но козлобородого попика уже тащили суровые солдаты к месту установки кольев.

— Учинивший разбой к русскому человеку или ирландцу без смертоубийства подлежит быть посаженным на кол. Процитировал статью УК Калифорнии глава трибунала. Когда он читал, попик завизжал, ему вставили кол в задницу и уже устанавливали его в земли, дабы усадить разбойника на его жердочку.

Увидев такое помещики сбледнули с лица.

— Трибунал тройки вновь предлагает желающим сознаться в совершенном разбое, напоминаю, кара будет куда мягче, или желаете на кол?

Но желающих не было. Был еще один суд и помещика из бедных, что приехал с этим батюшкой так же за разбой посадили на кол.

— Тройка Трибунала спрашивает, еще есть разбойники, что желают помилования и сознаться в своем разбое? Спросил Шон.

Тут уже дворяне не выдержали сразу около 5 наглых морд упали на колени и рыдая сознались, что отбирали вещи подаренные солдатами у русских крестьян.

— Учитывая чистосердечное признание Тройка Трибунала милует разбойников. Солдаты повесить бандитов! Приказал Шон.

— Но позвольте, как вы смеете? Вы же говорили о помиловании.

— Это разве не милость быть повешенным, а не посаженным на кол или ты против справедливого суда собака⁈

— Я не собака, а дворянин, прошу выбирать выражения смерд! Я есть предводитель дворянства! С трудом вспоминая русские слова заявил плешивый клоун.

— За оскорбления ирландского гостя на земле русской, начал монотонно зачитывать сержант Шон.

— Нет! Нет! Умоляю не надо! сразу заскулил предводитель дворянства, ибо он уже понял, ничего хорошего в УК республики для немцев просто нет.

— Сварить живьем в кипящем масле, но учитывая униженную позу и просьбу к снисхождению как глава трибунала прошу о помиловании. Обратился Шон к своей тройке.

— Да! Да! Помиловать, прошу повесить, рыдал плешивый предводитель дворянства.

— Трибунал посовещался, вы достойны помилования!

— Спаси Вас Бог! поторопился воскликнуть плешивый.

— Сварить в кипящей воде, но за прерывание речи главы трибунала опускать в кипяток постепенно начиная со ступней ног.

— Кто вы! Вы совсем не люди⁈ Воскликнула какая-то истеричка из местных дворянок-наркоманок*.

Дворянки-наркоманки* — кокаин и опиум продавался в каждой аптеке, как средство от головной боли и простуды, многие дворянки были активные кокаинистки, постоянно нюхали. Частично этим объясняется их зверства и отсутствие любых элементарных чувств милосердия при пытках крестьян.

— Трибунал просят о милосердии и оно будет оказано.

Дамочку вывели перед Шоном.

— Есть кто из деревень, что принадлежали этой самке?

— Я не самка!

— Я! Вышел вперед один из селян.

— У вас кто-то умер от голода этой зимой в селе?

— У меня дочка умерла… Ответил мужик грустно, не успели ваши с продуктами…

— Посадить на цепь в солдатской столовой, давать воду и не давать пищи, пусть смотрит, как едят солдаты. Приказал Шон.

— Вы! Вы! Не посмеете!

— Ты думаешь немецкая сучка? Грозно спросил Шон?

— На цепь!

И услышав приказ солдаты уволокли мерзкую наркоманку в солдатскую столовую.

Суд был очень суров, там живые, как эта наркоманка завидовали мертвым и очень малому числу удалось уйти легко. Когда дворяне поняли, какая их ждет страшная кара, многие стали каяться и просить пощады, сдавать друг друга рассказывая о преступлениях соседей, преувеличивая их и преуменьшая свои… Это было мерзко, но на душе была какая-то мрачная Радость! Это вам за брату Вовку, подумал я…

Затем мы сидели и ужиная в моей юрте с командиром полка.

— Как думаешь, долго сможем скрывать расправу?

— До весны точно, мой комиссар, пропали уроды, да и ладно…

— Потом поедут чиновники по селам…

— Тоже пропадут…

— А потом? Я ведь не умею в военное дело Майкл.