Я Распутин. Книга четвертая - Алексей Викторович Вязовский
— Как это? — выпучил я глаза.
Ну в самом деле, неужели господа офицеры не понимают, что солдат должен быть обогрет?
— Да вот так. Есть кто сквозь пальцы смотрит, а есть такие, что им Устав важнее. Не положено и точка, и сиди в сторожевом окопе в шинелке. — Антип тяжело вздохнул. — Болеют многие, а если и не болен, на холоде не отдохнешь, не сон, а забытье выходит. А потом руки трясутся и прицел сбивается.
Так, это надо через Палицына решать. Чисто гвардейская дурь — армия для парадов, все должно быть строго по уставу.
Дернул я пиар-команду на следующее утро и запустили мы всероссийскую акцию “Тепло для фронта”. Начали с того, что распубликовали нормы снабжения и опросили солдат в запасных частях, госпиталях и приехавших на побывку — как им в таком обмундировании воюется? Ну и поскольку все в один голос подтвердили что холодновато, призвали слать на фронт теплые вещи, от носков и рукавиц до теплого белья и валенок.
А к Палицыну я приехал с рисуночком балаклавы — кое-где в войска начали поступать каски по французскому образцу, а носить ее поверх фуражки или папахи никак невозможно. Балаклаву он оценил, а вот насчет разрешения неуставных вещей долго топорщился — военная косточка, как это, гражданские шмотки носить? Но убедил, что лучше так, чем терять да морозить солдат.
— Как с турками дела, Федор Федорович? — спросил я после дискуссии о подштанниках. — Меня знакомцы французские да английские очень настойчиво теребят, плохо им на Гали-поле приходится.
— На Фракийском фронте все встало. Турки врылись в землю так, что даже фески не торчат, никак их болгары с греками не выковыряют.
— Погодите, а броневики? А самолеты?
— Так горючее кончилось, оттого и нет толку.
Я в недоумении откинулся на спинку кресла:
— Ну так морем привезти, какой там у болгар порт поближе? Варна?
— Пробовали, турецкие крейсера да миноносцы мешают.
— А Черноморский флот что же?
— Да вот как-то мышей не ловит. То на перехват не успеют, то пальнут пару раз и обратно, минные постановки дважды штормом сносило…
Смех и грех. Неуловимый турецкий флот, ну не анекдот ли? Это при том, что никакие “Бреслау” с “Гебеном” к туркам не прорвались просто потому, что их не успели перебросить в Средиземное море. А у броневиков нет горючего. Горючего…
— Федор Федорович, а не подскажете, откуда паши уголь для кораблей получают?
— С копей в Зонгулдаке, — ради такого дела Палицын даже встал и подошел к карте, а потом ткнул в точку на побережье.
— И перевозят морем? Железной дороги там нет?
— Да, морем.
— Ну так туда и надо бить, а не ловить миноносцы! Не будет у турок угля — корабли встанут, как броневики без горючего!
— А вы, Григорий Ефимович, стратег! — не без иронии заметил министр. — Но мысль дельная, передам морякам.
— Только Христа ради не говорите, чья это мыль.
— Почему же? — вскинул брови Палицын.
— Гордые оне очень, от спеси назло сделают, лишь бы никто не ткнул, что им сибирский мужик насоветовал.
— Да, — усмехнулся Федор Федорович, — есть у моряков такое. Я тогда, пожалуй, тоже не буду напрямую советовать, а через старых знакомцев, кто на флоте служил, вашу идейку подкину.
— Ну слава Богу, с Фракией разобрались. А на Кавказе что?
— Там все хорошо, Юденич теснит турок. Жаль там железных дорог нет, все снабжение тоже морем возим, медленно получается.
Финалом кампании с Антипом стало собрание в Стрелковом обществе, где помимо самого героя, предъявили ворох благодарственных писем от офицеров, у кого служили “выпускники” общества. Ну и патриотическая песня “Стрелок Стрельцов”, которую размножили на тысячах грампластинок и пустили по всей стране.
А пиар-отдел выдал в наших газетах выжимки из писем и соображения об улучшении допризывной подготовки, тем более, что Стрелковое общество уже накопило изрядный опыт. И поехал наш Антип обратно с тюками теплой одежды, приказом Палицына, методичкой о стрелковой подготовке в условиях фронта и кучей подарков для себя и сослуживцев.
А государь император поехал под Дмитров, смотреть вундервафлю. Такое серьезное дело Флегонту Патрикеевичу не доверили, специально и сильно заранее посланные офицеры из числа подчиненных Корнилова и Туркестанова объяснили задачу инженеру Сереброву и он не подвел.
На глазах августейшего главнокомандующего и сопровождавших его лиц (в число которых попущением контрразведчиков включили заведомых германофилов — если не прямых агентов, то интересантов уж точно) бронированное чудище с намалеванным на борту горделивым названием “На Берлин!” выползло из сарая, аккуратненько преодолело две канавы и пальнуло вперед по ходу, вдребезги раздолбав мишенный щит.
Не исключаю, что его просто подорвали одновременно с выстрелом, во всяком случае, края траншей в тех местах, где переползал бронеход, усилили и подкрепили. Да и вообще всю трассу укатали и утрамбовали. Нам же надо мощь, страх и ужас продемонстрировать, а не то, как бестолковое угробище в первой же луже вязнет.
Так что показ удался на славу, под занавес специально подобранный пулеметчик на стене сарая выбил императорский вензель и Николай убыл, преисполненный радужных надежд.
Захарову с Серебровым обломилось по ордену, навешенному прямо не отходя от кассы, точнее, от сейфа на колесиках, рукой обожаемого монарха, ну и туманные обещания когда-нибудь создать бронированные армады и двинуть их куда требовало название.
Царя разведка и контрразведка играли, что называется, в темную, чтобы он не попортил разводку угасшим энтузиазмом. И уже через две недели из Германии пришли сведения о создании технической комиссии по разработке изделия “Гросскампфваген”. Судя по тому, что в нее кроме военных (как германских, так и австрийских) входили представители “Опеля”, “Бенца” и еще полудесятка серьезных фирм, немцы взялись за дело всерьез. Ну и флаг им в руки.
***
Проведя успешную операцию прикрытия с царем, Комитет опять отличился. Да так, что у меня челюсть в пол упала. Это падение случилось на закрытом кинопоказе, на котором присутствовали всего трое — я, Туркестанов и молчаливый офицер-киномеханик. Последний приехал ко мне в Таврический без предупреждения, занял комнату, повесил на стену белую простыню, развернул кинопроектор и отзвонил начальству. Начальство прибыло через полчаса, выставило из “кинозала” всех, включая Лохтину, и тщательно заперло все двери. Потом главный комитетчик вытащил из запирающегося на ключ портфеля пленку.
— Такого Григорий Ефимович, вы еще не видели — Василий Георгиевич щелкнул выключателем света,
