Харуки Мураками - 1Q84. Книга 3. октябрь-декабрь
« Так сказала Фукаэри. А потому я вышел в город ее искать. И зашел в эту пивную. А что еще она сказала? »
Можете не беспокоиться. Она вас найдет, даже если вы не сможете найти её.
Аомамэ искала Тэнго так же, как он искал ее. И это у Тэнго не укладывалось в голове. Он искал ее до самозабвения. А потому не мог поверить, что и она так же ищет его.
Я передаю, а вы отдаёте.
Это тоже тогда сказала Фукаэри. Она передает, а Тэнго отдает. Но она не сказала, что передает. Ясно только то, что она делает это только тогда, когда ей хочется. Тут Тэнго не мог определить, пользуется ли она при этом определенными принципами и предписаниями или собственной прихотью.
Тэнго еще раз вспомнил о половом акте с Фукаэри. Красивая семнадцатилетняя девушка, усевшись верхом на него, взяла его пенис в свое лоно. Ее большие груди, словно зрелые плоды, качались в воздухе. Она закрыла глаза и возбужденно раздула ноздри. На губах застыли невысказанные слова. Иногда между белыми зубами показывался розовый кончик языка. Тэнго хорошо запомнил эту картину. Его тело одеревенело, но сознание работала. Да и эрекция была идеальной.
Тем не менее, хотя эта картина была выразительной, она не вызвала полового возбуждения. Тэнго не хотел второй раз такое испытать. После того случая он месяца три не занимался сексом. И, как ни странно, у него ни разу не было поллюции. Он был абсолютно здоровый тридцатилетний мужчина, неженатый, имеющий нормальное половое влечение, которое требовало соответствующего удовлетворения. Однако, оказавшись в постели с Куми Адати в ее квартире и ощутив ее волосы между ногами, он совсем не чувствовал сексуального возбуждения. Его член оставался мягким. Возможно, под влиянием гашиша. Но это казалось ему невозможным. Видимо, в ту грозовую ночь, вследствие полового акта, Фукаэри забрала у него нечто важное. И освободила его от чего-то.. А он отдал. Как отдают из квартиры уже ненужную мебель. Так ему сейчас это представлялось.
Так всё же, что она забрала?
Тэнго покачал головой.
Выпив пиво, он заказал виски «Four Roses» со льдом и орешков. Как и в предыдущий раз.
Возможно, той грозовой ночи эрекция была чрезмерной. Его пенис, твердый и большой, казался незнакомым. Сверкая, он даже был похож на некий символ. Извержение семени было сильным, бурным, а само оно - чрезвычайно густым. Наверное, оно дошло до матки. Или еще дальше. Извержение семени было безупречным. Однако если что-то становится совершенным, то позже обязательно чувствуется спад. Так в мире заведено. «После того случая, какие эрекции я испытал? - думал Тэнго. - Не могу вспомнить. Кажется, ее больше не было. А если и была, то, судя по тому, что не могу ее вспомнить - была второсортной. Как малобюджетный фильм. О такой эрекции нечего рассказать. Наверное ».
«Может, я останусь с такой второсортной эрекцией или даже вообще без нее на протяжении остальной своей жизни? - спрашивал Тэнго самого себя. - Наверное, это печально, как долгие сумерки. И, если подумать, скорее всего, это неизбежно. Но/ по крайней мере/ один раз я имел совершенную эрекцию и совершенное извержение семени. Как писательница, написавшая «Унесенные ветром». Возможно, просто надо довольствоваться тем, что однажды достиг чего-то великого ».
Допив виски со льдом, Тэнго расплатился и снова пошел бесцельно бродить по улицам. Сильный ветер еще сильнее охлаждал воздух. «Прежде чем законы мира совсем поменяются, а ум потеряется, я должен найти Аомамэ, - подумал Тэнго. Его единственным стремлением было сейчас встретить Аомамэ. - Если я не смогу ее отыскать, то чего, собственно, стоит моя жизнь? Где-то в квартале Коендзи она недавно была. В сентябре. Может, и сейчас здесь остается. Хотя уверенности в этом нет ».
Однако Тэнго ничего другого не оставалось, как верить в такую возможность. Аомамэ где-то тут поблизости. И его она ищет тоже. Как одна половинка сломанной монеты ищет другую.
Тэнго посмотрел в небо. Однако Лун не увидел. «Надо пойти куда-то, где их будет видно », - решил он.
Глава 13 . Усикава
Неужели придется начинать все сначала?
Внешность Усикавы сильно привлекала к себе человеческое внимание. Она не годилась для скрытого наблюдения и слежки. Даже если бы он попытался затеряться в толпе, все равно бросался бы в глаза, как сороконожка в стакане йогурта.
Его родня не была такой. Усикава имел родителей, двух братьев и сестру. Отец заведовал клиникой, а мать отвечала за ее финансовые дела. Старший и младший братья успешно поступили в медицинский университет и стали врачами. Старший работал в больнице в Токио, младший стал научным сотрудником университета. Когда отец ушел на пенсию, старший брат унаследовал отцовскую клинику в Ураве. Оба брата женились и у каждого было по одному ребенку. Сестра после окончания американского университета вернулась на родину и работала синхронным переводчиком. Ей было лет тридцать с лишним, но она все еще была не замужем. Все они были худые, высокие, с правильными чертами овального лица.
В их семье только Усикава был исключением во всех отношениях, особенно по внешности. Низкий, с большой сплюснутой головой и вьющимися волосами. С короткими ногами. Он напоминал изогнутого огурца. Глазные яблоки, словно в испуге, выпирали наружу, шея вокруг странно потолстела. Густые большие брови чуть ли не сливались в одно целое на межбровье. Казалось, будто две большие гусеницы тянутся друг к другу. В школе он учился в целом успешно, но не по всем предметам. Прежде всего, ему не давалась физкультура.
В этой богатой, обеспеченной семье он всегда был «инородным телом». Фальшивой нотой, что нарушала гармонию и вносила диссонанс. На семейной фотографии только он был явно неуместным. Напоминал равнодушного постороннего человека, который по ошибке попал в кадр.
Все домашние никак не могли понять, почему в их семье появился человек, совсем не них не похожий. Хотя, бесспорно, его родила мать, и, по ее словам, с большими болями. Никто не принес его в корзине к двери их дома. А тем временем кто-то вспомнил, что среди отцовской родни был один человек с головой Фукуске, [14] что был двоюродным братом деда Усикавы. В течение войны он работал на металлообрабатывающем заводе в столичном районе Кото и погиб весной 1945 года под бомбами во время великой бомбардировки Токио американской авиацией. Отец с ним не встречался, но его фотография осталась в старом фотоальбоме. Увидев ее, семья все поняла. Потому что родной дядя оказался поразительно похожим на Усикаву. Настолько, что Усикаву можно было считать его перевоплощением. Наверное, тот же фактор, который породил того дяди, неожиданно проявился в этот раз снова.
Если бы не Усикава, то его семья в Ураве, что в префектуре Сайтама, могла бы иметь безупречную репутацию и происхождение. Была бы одаренной, фотогеничной, которой все завидовали бы. Но когда сюда добавлялся Усикава, люди хмурились и качали головой. Думали, видимо, что что-то мошенническое, подставив ногу богине красоты, вмешалось в это дело. А родители считали, что люди, по всей видимости, так и думают. И потому они всеми силами старались никому не показывать Усикаву. Если же скрыть существование его не удавалось, то обставляли его появление как можно незаметнее (конечно, такие попытки были напрасными). Однако Усикава не испытывал особого недовольства таким своим положением - он не страдал и не унывал. Он сам не хотел появляться перед людьми и даже сам стремился, чтобы быть незаметным. Братья и сестра относились к нему так, будто его не было, но его это не беспокоило. Так как тоже не мог полюбить их. Они, все с хорошей внешностью и отличными успехами в учебе, имели достижения в спорте и много друзей. Но с точки зрения Усикавы, такие люди были безнадежно убогими. С примитивным мышлением, нешироким кругозором, скудной фантазией и преклонением перед мнением своего окружения. Но прежде всего, не имели здорового сомнения, нужного для совершенствование острого ума.
Отец имел репутацию весьма способного провинциального терапевта, но был страшно скучным человеком. Так же, как у легендарного короля, у которого все в его руках превращалось в золото, все слова и выражения, произнесенные отцом, становились чем-то крайне безвкусным. Судя по всему, за своей неразговорчивостью (возможно, неумышленной) он мастерски скрывал свое занудство и глупость. А вот мать, напротив, была неисправимо поражена мещанством. Скупая, своевольная, самовлюбленная и желающая покрасоваться собой, она по любому поводу своим крикливым голосом унижала и обзывала других людей. Старший брат унаследовал отцовские черты, а младший - материнские. Младшая сестра, самоуверенная, безответственная и лишена сочувствия к другим людям, думала только о своей пользе. Родители потакали ей во всем, ласкали ее как последнего в семье ребенка и тем самым окончательно испортили.