Борис Орлов - Робин Гуд с оптическим прицелом. Путь к престолу
Второй муж был моложе, сильнее и забавнее первого. С ним было весело. И дети пошли друг за дружкой, а первый так и вовсе родился через полгода после свадьбы. И посмел бы хоть кто-нибудь рот открыть! Буйный нрав Плантагенетов был слишком хорошо для этого известен. И все бы было хорошо, вот только Генрих — анжуец, ясное дело! — хотел слишком многого. И сразу. И поэтому пытался всюду успеть, и впадал в страшный гнев, когда у него это не получалось. Большое нетерпеливое дитя — и не потому вовсе, что был моложе меня на одиннадцать лет, а потому, что в душе так и не вырос. Помню, как-то раз, не в силах сдержать гнев, он ворвался в конюшню и стал раздирать и грызть солому. А что, для малолетнего ребенка вполне подходяще. Главное — не убил никого второпях на этот раз, и то ладно.
Но как любой ребенок, он был жесток. И скоро я сполна испытала это на себе. У меня создавалось впечатление, что, не успев обрюхатить одну, он уже примеривался, как пристроиться к другой. Столько любовниц, сколько было у него, наберется не в каждом сарацинском гареме… А уж ублюдков он наплодил столько, что и не сосчитать. Не удивлюсь, если пол Англии на него похоже. Вполне может статься. Вот только дети, даже законные, его мало интересовали. Его вообще не интересовало, что происходит после того, как он натягивает штаны. Поэтому ничего удивительного в том, что он так и не сумел с ними поладить, я не вижу. За что и получил сполна.
Ну, что вышло, то вышло. И эта отвратительная история с невестой моего дорогого Ришара — далеко не самая большая его мерзость. Да что там говорить — даже сейчас, когда он обрел покой, он умудрился окружить себя бабами. Да, где ж быть похороненному такому кобелю, как ни в женском монастыре… Вот уж насмешка судьбы.
А Ришар — он не такой. Ни тени похоти Генриха на его лице, что и не удивительно… Впрочем, об этом лучше умолчать… Война, власть — вот его судьба… Все то, чего хотела бы я, будь я мужчиной. И сейчас, если я что-нибудь могу сделать для него, я делаю. И в первую очередь, отговорю его связываться, а тем паче воевать, с этим самозванцем. Вот уж кто ничем не побрезгует…
…В Англию я ехала с затаенной неприязнью. Все-таки это — бывшие владения моего «ненаглядного» Генриха, пусть ему земля будет булыжниками! Хотя, с другой стороны, рассказ Ришара о своем внезапно обретенном сыне внушал некоторую надежду: мальчик совсем еще юн и неопытен в делах политики, зато воин — каких поискать! А уж мой сыночек разбирается в воинах…
Я сошла на берег, размышляя о том, что воина так легко запутать и обмануть: ведь он прям, как меч или копье, и свято верит, что и все остальные таковы. Вот внука и запутали. Женили на какой-то сомнительной валлийке, которая, разумеется, тут же потребовала денег. А как же иначе — «королева»! Подавай ей двор, подавай ей слуг, коней, драгоценности — словом, всего того, что королева пожелать может. Вот мальчик и ухнул собранные с таким трудом деньги для похода в Святую Землю на красоткины прихоти. Ничего, уж я-то поставлю ее на место, будь она хоть дикая ирландка! И не таких обламывали…
Но встреча на Острове меня смутила: Не успела моя свита высадиться, как к нам подскакал молодой человек в сопровождении доброй сотни воинов. Он представился графом Кентским, что навело меня на мрачные раздумья. Последний граф Кентский, отдал Господу душу лет тридцать пять тому назад, но я его помню. Верный пес короля Стефана, отличившийся в войне как капитан наемников… Но детей-то у него, вроде, не было… Пресвятая Дева, это что же — еще один бастард? Они тут что: со всего света собирались?..
Молодой граф Кент сообщил, что он — ближайший сподвижник принца Робера, и его повелитель поручил ему сопровождать нас по пути к Лондону.
— Неужели дороги в Англии столь опасны, что нас должен сопровождать такой конвой? — поинтересовался бывший со мной меня барон дю Валлон — старый вояка, огромный, словно Голиаф. — Желал бы я взглянуть на столь грозных разбойников!
— Сожалею, что не смогу доставить вам такого удовольствия, — холодно ответствовал граф. — Милостью коро… то есть принца Робера, все разбойники были прощены и зачислены в армию или флот, а новые налоги столь легки и необременительны, что простолюдинам больше нет нужды бежать в леса. Конвой же нужен для того, чтобы вы, благородные гости, не нарушили по незнанию законов веселой Англии, да хранит ее Святой Георгий и принц Робер!
После чего он отказался вступать в дальнейшие разговоры, любезно пригласил меня в Дуврский замок на ужин, где я, увидев его супругу, графиню Кентскую, окончательно уверилась в том, что передо мной — человек, лишь волей случая вознесенный на вершину. Графиня оказалась натуральной простолюдинкой, а сам граф Кент, может, и благородных кровей, но либо из самой нищей семьи, либо — незаконный…
…Дорога до Лондона… Лучше о ней и не вспоминать! На нас глазели так, словно мы — бродячие комедианты. А когда на постоялом дворе д'Эпернон попытался было облагодетельствовать приглянувшуюся ему крестьянскую девку… Что с того, что она кричала и упиралась? В конце концов д'Эпернон — благородный рыцарь и был в своем праве, но efreitor графа Кентского ударил его копьем поперек спины, а потом пояснил, что за подобные шалости придется уплатить штраф в двадцать фунтов девице, десять фунтов — общине, и десять — в казну. «Хотя может быть и хуже… — Зловеще сказал он и вдруг произнес непонятное заклинание, — V disbat zahotel, salaga? Kozel!»
Я поняла, что в сторонники мой внук набрал себе… набрал себе… Да полноте: внук ли он мне?..
…Этот въезд в Лондон я, верно, буду помнить до самого своего смертного часа. Сперва неподалеку в небо взвился шипящий колдовской змей и вспыхнул ослепительным пламенем. А затем…
Робер встретил меня возле Тауэра в окружении своих войск. Кого среди них только не было: и шотландцы, и валлийцы, и ирландцы, и датчане, и швабы, и — что уж совершенно непостижимо для меня! — даже евреи! Казалось бы: сброд сбродом, но сопровождавшие меня рыцари буквально дрожали, глядя на то, как эти воины идут, кричат и бьют точно один человек. Я слышала, как дю Валлон шепнул д'Эпернону:
— Храни Господь встретить эдаких молодцов в поле. Их и тяжелые всадники могут не сломить…
— Не сломят, — тихо ответил д'Эпернон. — Посмотрите, барон: они как раз приучены биться с конными…
Но самое ужасное еще даже не начиналось. Я видела нового примаса — пьяницу и фанатика, сыплющего цитатами из Писания, словно горохом из дырявого мешка. Я видела нового Великого Сенешаля — ловкого проныру, но нужно признать — умелого управителя и, кажется даже, не слишком нечистого на руку. Я видела Морского Лорда — неотесанного мужлана, но решительного и опытного моряка и корабельщика…
И взявшиеся неведомо откуда русичи… Я только и смогла, что проводить их недоуменным взглядом. Да, давненько я их не встречала… Но это совсем другая история, и сейчас мне не до романтических воспоминаний. Моему дорогому Ришару угрожает опасность, вот что важно. Хотя, если предположить, что этот самый Робер действительно воспитан русичами, то большую насмешку судьбы и предположить трудно… И все же откуда он взялся? Наглый, нетерпеливый, самоуверенный, жестокий. Недоумок Солсбери смотрит ему в рот, бароны очарованы, а уж простолюдины… Пока я ехала к Лондону, вилланы и сервы оставляли свои дела и бросались к дороге, приветствовать меня. Но они кланялись не матери их законного короля, а бабушке своего Робера. В одной из деревень, какой-то безумец в рясе кричал: «Ликуйте, люди! Лев ушел и его сменил агнец!» Хорош агнец, нечего сказать! Да воины готовы порвать за него любого, а богомерзкие евреи купят то, что осталось после воинов. Как это еще сарацины не пришли к самозванцу на поклон? И чем он их взял? Робер — не бастард Ришара, это ясно — для этого ему слишком много лет. Но кого-то он мне напоминает, неуловимое сходство есть, несомненно… Но с кем?
И ТУТ Я ПОНЯЛА ВСЕ.
Это не ублюдок Ришара. И уж тем более не сын бедняжки Беренгарии, которую мне где-то даже жаль. Хотя она сама виновата — просидела всю жизнь за монастырскими стенами. Так и не отважилась высунуть нос. А сейчас так испугалась собственных слов, что и вовсе куда-то спряталась, трусиха. Вот по таким о нас, женщинах, и судят… Ну да бог с ней. Он не ее сын, в этом нет сомнений. Не ее, и не моего дорого Ришара.
…Я вижу, я знаю, чья натура так и рвется наружу. И белокурые его волосы отливают предательской рыжиной, и в прищуре мниться знакомая безудержность. Уж о наглости я и не говорю. И про русичей-уругвайцев — это, вполне может быть, ложь. Ну, выучился нескольким русским словам у своих наемников, так и я некоторые слова их когда-то выучила — не велика премудрость. Хотя мог анжуец и русскую обрюхатить, мог…
Но оставим стародавние истории и обратимся к фактам. Получай плевок в спину, golubushka Алиенора, привет тебе из могилы. Лежит твой супруг в окружении девиц и усмехается, как ты будешь крутиться перед еще одним его ублюдком…
