Влад Савин - Ленинград-43
И тут за дымом взорвалось. Очень сильно, как солнце загорелось, и столб дыма вверх облаком. Пять тысяч тонн боеприпасов на «Леопольде» — нет, сэр, я не допускаю, что… Дистанция до транспортов была минимум пять миль! Да, сэр, теоретически это возможно, что на третьем «дальнем» режиме наши торпеды могли бы достать, но я приказывал ставить первый, скоростной! Сэр, а отчего вы считаете, что эту злосчастную торпеду не выпустили гунны? Насколько я знаю, у них даже на «Шарнгорсте» есть торпедные аппараты, они ведь и «Айову» топили так. Нет, я не допускаю, что на моем корабле могли перепутать установку режимов торпед. Примерное совпадение по времени ни о чем не говорит, это могло быть и случайностью! Ведь никто и никогда не попадал торпедой на дистанции свыше пяти миль, это общеизвестно! Нам и при желании было трудно попасть в этот злосчастный транспорт — а вот гунны вполне могли!
Ну, а после нас накрыло волной. Нет, не взрывной — а настоящей волной, как цунами. Нет, она была не «выше мачт эсминцев», как написал кто-то, но полубак нам накрыло, ударило очень ощутимо. Больше всего досталось подбитому «Хенли» — слава богу, что он и был дальше всех нас, мог бы и затонуть. А гунны скрылись в дыму, и мы больше их не видели — на этом наше участие в битве закончилось, сэр!
Виновным себя не считаю. Так как не доказано, что в «Леопольд» попала именно наша торпеда, а не выстреленная с того же «Шарнгорста» сквозь дым. Скорблю о погибших — но отчего отвечать за все должны мы?
И снова 21 ноября 1943. Линейный корабль «Шарнгорст».
Адмирал Кранке впервые за бой пожалел, что у него нет торпед. Теоретически «Шарнгорст», одной из ипостасей которого было дальнее рейдерство, имел два трехтрубных торпедных аппарата. Однако это оружие годилось лишь для добивания врага в упор, а не для настоящего боя — не было не только СУО, но даже штатных расчетов, эта задача возлагалась на матросов зенитного дивизиона, естественно в свободное от основных обязанностей время. И запасные торпеды должны были храниться здесь же, на палубе, в стальных ящиках — иметь столь взрывоопасный и незащищенный груз на линкоре, ведущем артиллерийский бой, мог бы только сумасшедший. Потому аппараты стояли сейчас не заряженными, а торпеды к ним не принимались на борт с того самого весеннего похода. Но сейчас они пришлись бы очень кстати — с близкого расстояния, по «коробочке» транспортов!
Эти чертовы янки все-таки сумели хорошо попасть не только по своим! Торпеда в левый борт, ближе к корме — левый вал стал «бить», пришлось сбавить на нем обороты, и руль был заклинен, по счастью в положении «вправо», так что можно было управляться машинами, не сильно потеряв в скорости, но очень заметно — в поворотливости.
Было потоплено минимум два американских сторожевых корабля — затонули на виду у немцев. Еще на двух был пожар, причем на одном очень сильный — но янки ушли обратно в дым, остались на плаву или нет, неизвестно. И тут эти проклятые эсминцы, причем на них даже не сразу перенесли огонь, считая более опасными тех, кто мог сейчас вскочить из дыма. Эту атаку удалось отбить, но боже, что будет дальше, бой ведь еще не закончен!
И тут взрыв, на вид очень впечатляющий, даже сквозь дым. Слишком сильно для чьих-то погребов — неужели транспорт с боеприпасами? Затем пришла волна, как от большого океанского шторма, «Шарнгорст» зарылся почти по носовую башню. Однако малые корабли янки, бывшие к тому же гораздо ближе к месту взрыва, должны были пострадать куда сильнее! И если прикинуть дальность хода американских торпед — выходит, за дымом, совсем близко, жирная дичь, причем подраненная и беззащитная!
— Вперед! — с пафосом воскликнул Кранке. — Покажем унтерменшам истинную арийскую ярость!
И покосился на кригс-комиссара — отметил ли?
Ордер конвоя янки, по крайней мере на ближнем, правом фланге, сейчас больше характеризовался бы словом «куча» с эпитетом «беспорядочная». Злосчастный «Леопольд» шел третьим, предпоследним, во второй от края колонне, и когда он взорвался, соседям досталось тоже. Лишь два судна, шедшие ближе всех, затонули — но еще на нескольких были пожары, причем замыкающим в колонне был танкер, который горел очень сильно, выбрасывая огромные клубы черного дыма. Зато появление в непосредственной близости двух немецких тяжелых кораблей вызвало панику и полное смятие строя. Несколько десятков «купцов» на дистанции досягаемости даже средним калибром — ни один командир немецкого рейдера не мог мечтать о таком даже в «жирные годы»!
Но первой жертвой «Шарнгорста» на этой фазе боя стал не кто-то из торговцев, а «Кроатан». Эскортный авианосец, потерявший свою охрану в атаке на флагмана Тиле, не успел скрыться в дыму, но был потому, на взгляд Кранке, приоритетной целью, транспортам же было некуда бежать! Пеленг 90, дистанция три мили — от попаданий одиннадцатидюймовых снарядов на «Кроатане» взрывались самолетные боеприпасы, горел бензин. Затем, оставив позади пылающий авианосец (затонул меньше чем через час), немцы прошли перед конвоем, типичный «кроссинг Т», стреляя беглым огнем на левый борт, из всех стволов, включая зенитки. На «Зейдлице» вскоре закончились снаряды главного калибра, зато «Шарнгорст» свирепствовал, расстреливая транспорты. Однако же затонувших было на удивление мало, хотя на многих были видны взрывы и пожары от попаданий.
— Измените курс! — потребовал кригс-комиссар. — Мы проходим слишком быстро и далеко.
— Мы не можем управляться, — ответил Кранке, — и если потеряем скорость, трудно будет ее набрать. И это вы видите? Если нас догонят, я за наши головы и пфенинга не дам!
Он кивнул на планшет с нанесенной тактической обстановкой — по наблюдениям с КДП, с радара и по сообщениям с «Фридриха». «Нью-Джерси», оставив в покое избитый немецкий флагман, быстро шел курсом на север — прямо на них.
Линейный корабль «Страсбург». Адмирал Дюпен, командующий эскадрой Виши.
Чинов захотелось и славы. Забыл, дурак, что адмирал, в отличие от генерала, не посылает в бой, а ведет. Сидел бы на тихой тыловой должности, незаметной, но дающей все основания надеяться дожить до конца войны, кто бы ни победил! Нет, захотелось наверх — боже, оказывается, командовать эскадрой в бою — это совсем не то, что надрывать глотку на собраниях общества «Шарлемань»! Тогда немцы были на Волге — ну кто же знал, что Сталинград окажется для Гитлера тем же, что Москва для Наполеона! Год всего прошел, а русские уже на Висле, и любому ослу ясно, что немцы проигрывают войну! А наш маршал поступил как идиот — вместо того чтобы прицепиться к победителю, оказаться в обозе у побежденных — в обозе, на который накатываются ордой дикие русские казаки — такое лишь злейшему врагу пожелаешь! Хорошо, если они, как сто с лишним лет назад, просто промаршируют по Парижу и уйдут — стерпим, не впервые. Ну, а если поступят так же, как, по слухам, англичане — контрибуции, оккупация, отторжение территории? Гордым и свободолюбивым французам менять германское порабощение на славянское — не бывать этому никогда!
И выходит, что лучше всего, если бы во Францию вошли американцы! Если бы завтра янки высадились где-нибудь у Бреста или Гавра — вот только боже упаси тогда оказаться даже похожим на «берсерка» Тиле, которого, без всякого сомнения, при поимке немедленно вздернут на рею как самого последнего пирата! Значит, усердствовать в битве нельзя, да и страшно, в бою всякое может случиться, и лучше быть живым трусом, чем мертвым героем! Показаться, пострелять издали и убежать, пока не догнали!
Вот только что с кригс-комиссарами делать, которых на каждом корабле по нескольку штук? Смотрят высокомерно и с подозрением, «братством по оружию» тут и не пахнет, всюду суют свой нос, высматривая измену — и имеют полномочия вплоть до немедленного расстрела любого, чьи действия сочтут изменническими. И если сейчас по подозрению в нерешительности и нелояльности тащат в гестапо чистокровных немцев — то что же они сделают с нами?
Значит, приказ будет исполнен. Но и только, ни в коем случае не проявлять неуместной инициативы — делать ровно столько, сколько укажут. И помнить, что самому остаться живым куда важнее, чем нанести кому-то ущерб!
Потому французская эскадра до времени тихо и мирно шла вслед за американцами, отходящими на запад. Янки тоже не горели желанием вступить в бой, и Дюпен был доволен. Ведь это не измена, а разумная осторожность — не подставляться под шестнадцатидюймовые снаряды, держаться в отдалении? Американцы отходят к конвою, там, может быть, и нам выпадет случай дать пару залпов — а там и ночь впереди, и полный ход назад, домой. Мы сделали всё, что могли — что еще вы хотите от нас?
Этот сумасшедший «берсерк» уже вступил в бой? Что ж, если его там потопят, не жалко — тогда для нас это будет законный повод отходить. Пока же отвечать на его радиограммы — спешим как можем! Ну, а что выходит не слишком быстро, так это военная необходимость. Надеюсь, что и американцы поймут и оценят то, что мы в них не стреляем.
