Александр Михайловский - Мир царя Михаила

– Ваше величество, – неожиданно сказала я, – можно с вами говорить откровенно?

– Говорите, Нина Викторовна, – Мария Федоровна откинулась в кресле. – Надеюсь только, что этот наш разговор пойдет на пользу России.

– Хорошо, – кивнула я. – Суть вот в чем. Поскольку сейчас, в начале двадцатого века, уже заканчиваются свободные территории, доступные для колонизации и экстенсивного экономического использования, дальше планету неизбежно ждет передел колониальных сфер влияния и битва сверхдержав за мировое господство. Эту данность, при всем нашем могуществе, мы никак не могли изменить, а потому задали себе два вопроса. Первый: какая форма государственного устройства является естественной для России? Второй: при какой экономической формации российское государство в двадцатом веке достигло наибольшей мощи?

На первый вопрос ответ был однозначным. Естественной формой государственного устройства для России является сильная централизованная власть одного человека, то есть монархия или диктатура. При этом необходимыми условиями успеха этой формы правления являются наличие абсолютного доверия народа к правящему им лицу и соответствие правителя масштабам стоящих перед ним задач. Всякие представительные органы вроде Государственной Думы или Верховного Совета в таком случае играют лишь вспомогательную роль. Любое нарушение этого принципа всегда приводило Россию к смуте и бессилию.

На второй вопрос ответ тоже был однозначным. Наибольшего своего могущества Россия достигла во времена послевоенного правления Сталина и послесталинского СССР, когда еще не иссякла инерция толчка, полученного ею от Красного монарха. Ведь по всем признакам, кроме права наследования высшего руководящего поста в стране, сталинский СССР был абсолютной монархией, ориентированной на социалистическую идею. Принцип «социального договора» вздернул Россию на вершину могущества.

– Но, как я понимаю, ненадолго, – заметила Мария Федоровна, – потом к власти пришел человек, которого и в прихожую пускать нельзя было. Такому только подать милостыню на улице – и прогнать подалее.

– Именно так, – сказала я, – ведь Сталин все же не был настоящим монархом. У нас возникла мысль, что единственный путь для России – выйти, так сказать, в первые ряды – это скрестить классическую монархию Романовых с идеей социализма. Лозунг «кто не работает, тот не ест» – кстати, взятый большевиками из Библии – можно ведь трактовать и так, что наука, предпринимательство и управление производством, воинская и государственная служба – это тоже работа.

Единственно, кто при таком раскладе остается за бортом системы – это буржуа-рантье, живущие исключительно на проценты с капитала, а также нежелающие служить государству дворяне, заложившие-перезаложившие в Дворянском банке свои имения. В каждом организме бывают свои паразиты, но когда их количество превышает некий пороговый уровень, то организм умирает.

Если Россия хочет жить, то она должна избавиться от социальных паразитов и побороть нищету, голод, безграмотность, болезни. Именно поэтому мы стараемся привлечь к делу тех людей, у которых все это в нашей истории уже получилось. Только нам с вами надо сделать это на четверть века раньше и обойтись без трех революций, Первой мировой войны, Гражданской войны, разрухи, миллионов погибших и умерших от голода, изгнанных за пределы России.

И я думаю, что это у нас с вами и вашим младшим сыном вполне получится. А господин Ульянов он ведь тоже не классический злодей из какого-нибудь готического романа. Раз уж он согласился сотрудничать, значит, все понял.

– Нина Викторовна, я вас поняла, – Мария Федоровна встала со своего места и подошла ко мне, – и если вы в своем стремлении построить сильную Россию не будете слишком жестоки к близким нам людям, то почему бы и нет. Можете рассчитывать как на мою поддержку, так и на то влияние, которое у меня есть на сына. Ведь мы, женщины, живем не ради себя, а ради детей и внуков, а сильная Россия – это единственная гарантия их благополучия.

Старший лейтенант Бесоев Николай Арсеньевич

Сегодня мы втроем отправились к Ленину, чтобы услышать от него окончательное «да» или «нет». Ну, на отрицательный ответ мы особо и не рассчитывали – как сказал мне Коба, Ильич уже принял наше предложение, но озвучить его решил позднее, чтобы сохранить марку. Ладно, сейчас мы все услышим своими ушами.

Мне было любопытно посмотреть на живого Ленина – мертвого я его уже видел в Мавзолее. Даже немного волнительно как-то… Но Ирочка сказала мне, что Ильич – вполне нормальный человек, и совсем не похож на те гипсовые и бронзовые статуи, которые в свое время торчали у нас на каждом углу. Сейчас я сам увижу его и сравню.

Пройдя мимо консьержки, которая подозрительно посмотрела на мой мундир, мы поднялись по ступеням и вежливо постучали в дверь. Ее открыла приятная старушка, как я понял, мать Крупской и теща Ленина. Потом из маленького коридорчика показался и сам вождь. Обычный мужчина средних лет, ничем не примечательный. Встреть такого на улице – подумал бы, что обычный клерк. Слегка картавя, он пригласил всех в комнату. На меня он смотрел настороженно. Хотя, как я понял, мои спутники предупредили хозяев обо мне, и о том, что я будут одет в русскую военную форму.

– Здравствуйте, товарищи, – поприветствовал Ленин Сосо и Ирину, а потом, повернувшись ко мне и хитро прищурившись, осмотрел на меня, мой георгиевский крестик и золотые погоны.

– Простите, господин… товарищ… – он наклонил немного голову и прищурился еще сильнее, став похожим на хитрого мужичка с рынка, который хочет втюхать лежалый товар какому-нибудь лоху развесистому.

– Владимир Ильич, – сказал я, – да вы не утруждайте себя. Можете называть меня и товарищем старшим лейтенантом, и господином поручиком. Не буду возражать, если назовете просто – Николаем Арсеньевичем.

– Хорошо, Николай Арсеньевич, – улыбнулся Ленин, – мне ваши товарищи говорили, что вы уже успели поучаствовать в боях с японцами. За это вас наградили орденом?

– И за это тоже, – ответил я, – только давайте лучше я расскажу обо всех своих подвигах и приключениях потом. У нас мало времени, Владимир Ильич.

– Да-да, – улыбка мгновенно слетела с лица Ленина, – я все понимаю. Мы тут с Надюшей посовещались и решили, что мы примем ваше предложение. В конце концов, если мы, что называется, не сойдемся характерами, то нас никто насильно держать не будет на министерской должности.

– Да, это так, – ответил я, – и я думаю, что вы никогда не простили бы себе, если бы отказались от нашего предложения. Ведь это для вас вполне реальный шанс воплотить в жизнь все ваши замыслы.

Ленин согласно кивнул. Потом огляделся по сторонам и спросил:

– Товарищи, а на чем и как мы поедем в Россию?

– Владимир Ильич, – сказал я, – добираться мы будем следующим способом. Сначала на поезде до Штутгарта, а потом через всю Германию до Любека. Там пароходом до Копенгагена. А уж оттуда… Но это пока секрет.

Ленин недовольно поморщился. Ему явно не понравилась наша недоговоренность и то, что у нас уже появились от него секреты. Но ничего, пусть привыкает. Секретов у нас полным-полно, складывать некуда.

– Сейчас, товарищи, – сказал я, – мы направимся на вокзал, где для нас уже забронировано в поезде до Штутгарта два купе. Документы для пересечения границы тоже в порядке, они подписаны самыми высокопоставленными чиновниками Германской империи, – я не стал говорить Ленину, что документы сии подписаны лично самим министром внутренних дел Германии Артуром фон Посадовски-Венером.

– Серьезно у вас все организовано, – с уважением сказал Ленин, – значит, поездка должна пройти без приключений.

Я незаметно сплюнул через левое плечо и постучал пальцами по деревянной столешнице. Не люблю я такие заявления, когда дело еще не сделано. Обязательно что-то произойдет нехорошее.

Похоже, что Ильич все-таки накаркал. Когда мы, попрощавшись с плачущей Елизаветой Васильевной – она вернется в Россию чуть позднее, – вышли из дома на улицу, я сразу заметил двух подозрительных типов, которые при виде нас стали оживленно беседовать о чем-то между собой. Но при этом они все время косились в нашу сторону. Похоже, что за нами пустили слежку. Только вот кто? На агентов охранки не похожи. Немцы – тоже вряд ли. Местные спецслужбы, конечно, политэмигрантов на своей территории стараются по возможности контролировать, но делать это стараются ненавязчиво, деликатно. Остается только агентура французов, которая в приграничной Женеве действовала довольно активно.

А вот это плохо. Очень плохо. Особенно опасно это для нас с Ириной. Ленин, Крупская и Коба их мало интересуют. Обычные русские революционеры, к тому же даже не бомбисты. А вот мы – люди с эскадры Ларионова… Чтобы узнать от нас о тайне этой эскадры, противники России готовы на все. Значит, они постараются взять нас с Ириной живыми, а Ленина, Кобу и Крупскую убрать как ненужных свидетелей.