Александр Михайловский - Мир царя Михаила

Я думаю, что такая работа вам по плечу. Да и она доставит вам моральное удовлетворение, потому что принесет реальную пользу тем, чьи интересы вы сейчас отстаиваете, и от имени кого ведете политическую борьбу. Еще раз обещаю вам, что никаким репрессиям за то, что вы делали до сих пор, вы не будете подвергнуты. Это что-то вроде «табула раса» – чистого листа, с которого можно начать новую жизнь и новые взаимоотношения с власти предержащими.

Внимательно выслушав меня, Владимир Ильич задумался, отчаянно терзая свою короткую бородку. Потом, посмотрев мне прямо в глаза, сказал:

– Товарищ Андреева, мне были очень приятны ваши слова. Революция сверху. Совместить монархию и социализм. Это настолько безумно, что вполне может получиться. Моя идея социалистической революции в вашей истории тоже считалась безумием, но ведь получилось же! Архипривлекательнейшее предложение, черт возьми. Я хотел бы над ним хорошенько подумать. Сами понимаете, как трудно в моем возрасте отказаться от того, чему посвятил всю жизнь. К тому же мне надо посоветоваться с моей супругой, – Ленин кивнул на притихшую и внимательно слушавшую наш разговор Крупскую.

Я видела, что товарищ Ленин уже в душе почти принял наше предложение, и теперь лишь ищет оправдание своему поступку. С едва заметной улыбкой я посмотрела на Сосо, и он ответил мне кивком. Владимир Ильич клюнул. Теперь его согласие – лишь вопрос времени.

В этот самый момент Владимир Ильич, видимо, вспомнил, что мы у него в гостях, и решил снова сыграть роль гостеприимного хозяина:

– А пока, товарищи, прошу всех к столу. Да-да, побыстрее… А то Елизавета Васильевна уже в четвертый раз разогревает свой чайник…

Полковник Антонова Нина Викторовна

Цок. Цок. Цок. Цокают каблуки. Приходится соответствовать местной моде, чтобы не пугать благовоспитанных дворцовых фрейлин. И так некоторые шарахаются, как черт от ладана. Благо что показательный поход в тир с некоторыми господами офицерами заставил местных остряков прикусить языки. Итогом «перестрелки» стали три ящика шампанского и один коньяка, ибо «на интерес» господа офицеры не спорят. Теперь я «мадам полковник», или вне службы и для своих – просто Нина Викторовна.

Вчера поздно вечером из Женевы пришла телеграмма от Ирины Андреевой: «Доехали благополучно, дедушка здоров, передает привет. Целуем, Ира и Сосо».

Дедушка, как вы уже догадались, это наш «вечно живой», известный также среди однопартийцев как Старик. Передает привет – значит, готов с нами сотрудничать, ну а слово «целуем» означает, что товарищ Ульянов вернется-таки на родину вместе с нашими героями. Очень хорошо, что у них все получилось, и Владимир Ильич не ушел с ходу в глухую неконструктивную оппозицию, как предполагали некоторые, а выслушав аргументы, пошел с нами на контакт.

Такой нетривиальный ум, как у него, пригодится при решении множества неожиданных вопросов, которые растут перед нами, как грибы после дождя. Идея поженить между собой социализм и монархию у нас многим понравилась. Хотя лишь некоторые читали «Народную монархию» Солоневича (а здесь Иван Лукьянович сейчас пока лишь в Гродненскую гимназию ходит, тринадцать лет ему всего), идея совместить эти два взаимоисключающих понятия была принята и одобрена. При удаче может получиться государство настолько нового типа, что содрогнется все прогрессивное человечество, мечтавшее о нашей гибели еще со времен царя Иоанна Васильевича Грозного.

Ее величество, несмотря на ранний час, уже ждала меня в своем рабочем кабинете. Железная женщина – ее работоспособности могли бы позавидовать многие молодые и здоровые, как кони, мужчины.

– Добрый день, точнее утро, Нина Викторовна, – поприветствовала она меня, подняв голову от бумаг. – Что-то вы сегодня с утра такая радостная, неужели есть вещи, которые еще могут радовать?

– Доброе утро, ваше императорское величество, – ответила я, – кажется, мы нашли для правительства идеального министра труда и социальной политики, который может послужить идеальным противовесом господину Столыпину…

– Кто же этот достойный господин? – с улыбкой спросила Мария Федоровна.

– Это некто Владимир Ульянов, – ответила я, – возможно, что это имя вам знакомо.

– Нина Викторовна, – Мария Федоровна нахмурилась, – вы уверены, что это правильное решение? – Она покачала головой. – Ведь это брат человека, который собирался убить моего мужа, а в вашей истории именно он стал причиной гибели обоих моих сыновей.

– Ваше величество, – спросив разрешения, я присела напротив Марии Федоровны, – вы, возможно, не обратили внимания на некоторые нюансы, когда изучали нашу историю. Причиной краха государства и гибели вашей семьи стали не столько большевики во главе с Лениным, сколько рвущаяся «порулить» орда либеральных интеллигентов и примкнувших к ним фабрикантов, устроивших заговор и свергнувших монархию в феврале семнадцатого.

Именно либералы, а не большевики, бесновались и в прессе и на митингах, требуя смерти и вашему сыну, и всей его семье. Именно либеральная буржуазия была согласна на роль надсмотрщиков при колониальной администрации, лишь бы им позволили оставить себе все, что нажито непосильным трудом.

Вы ведь уже знаете, – продолжила я, – что Февральский переворот был инициирован из Лондона и Парижа и преследовал своей целью распад России на ряд карликовых государств, подобных африканским королевствам. А большевики, напротив, ужом на сковородке извертелись, но не дали государствам Антанты расчленить Россию на оккупационные зоны и сферы влияния.

Конечно, при этом они преследовали свои интересы, но все же… Почему так получилось, не знаю. Наверное, коллективное подсознание русского народа требует единства государства. Так было при Дмитрии Донском, бросившем вызов Орде, так было в Смуту при Минине и Пожарском, так же случилось и во вторую Смуту в семнадцатом году. Только вот цена Смуты каждый раз неимоверно высока, и поэтому мы сделаем все, чтобы ее не было. Переход товарища Ульянова на сторону российского государства мы считаем нашей большой победой. Авторитет среди революционеров он имеет огромный, и этот его шаг смешает карты многим, как раз в тот момент, когда против Российской империи затеваются очередные тайные комбинации.

– Наверное, вы правы, – прикусив губу, сказала Мария Федоровна, – но все равно мне как-то не по себе. Господин Ульянов человек неординарный, как бы он не начал играть в свою игру.

– В истории уже был подобный пример, – ответила я, – правда, по уголовной части, когда французский беглый каторжник пошел на службу государству и стал бороться с преступниками. И весьма в этом деле преуспел.

– Вы имеете в виду месье Видока? – спросила Мария Федоровна, – что ж, пример хороший, и надеюсь, что господин Ульянов будет служить нам с не меньшим усердием, чем он раньше подрывал государственные устои.

– Каждый человек бывает незаменим, будучи употреблен на своем месте, – процитировала я Козьму Пруткова. – Кого бы из старых российских чиновников мы ни поставили на должность министра труда и социальной политики, им будет крайне трудно исполнять свои обязанности хотя бы в силу имеющихся у них убеждений, что существующее положение дел – это нормально. В противовес им, господин Ульянов и его товарищи будут исходить из собственной убежденности, что нищета девяноста процентов российского народа есть явление неприемлемое и нетерпимое.

У нас ведь абсолютное бесправие и беззащитность рабочих перед произволом предпринимателя смешиваются с массовым применением стачек как недобросовестного средства в конкурентной борьбе. В одном случае, по просьбе иностранного хозяина предприятия, русские войска могут открыть стрельбу по русским же рабочим, а в другом случае бессмысленные многомесячные оплаченные стачки вынуждают русских промышленников продавать свое дело иностранным предпринимателям, и прибыль от нашей промышленности начинает утекать за рубеж. Обе этих крайности должны быть исключены, и именно такой страстный и убежденный человек, как господин Ульянов, ваше величество, поможет нам в этом нелегком деле.

– Да понимаю я вас, – тяжело вздохнула Мария Федоровна, – я ведь и сама до последнего времени полагала, что у нас все в стране нормально, а отдельные наши недостатки или вполне терпимы, или могут быть преодолены и без больших усилий. А вот появились вы, и под ногами будто разверзлась бездонная пропасть. Конечно, спасибо вам за предупреждение…

– Ваше величество, – неожиданно сказала я, – можно с вами говорить откровенно?

– Говорите, Нина Викторовна, – Мария Федоровна откинулась в кресле. – Надеюсь только, что этот наш разговор пойдет на пользу России.