Влад Савин - Страна мечты
Запомнилось, из прочитанного еще там, в двадцать первом веке.«…наша семейная история. Моя бабушка, Татьяна Васильевна Сологуб была высококвалифицированной медицинской сестрой. После войны, в 1946 году, она с маленькой дочерью (моей мамой) вернулась из эвакуации в Одессу. В то время была безработица и бабушка стала в очередь на бирже труда. Так как у нее не было денег, никто из многочисленных родственников ее не приютил и им с мамой пришлось жить на улице (т. е. бомжевать) около двух лет. Изредка их пускали переночевать в коридоре или помыться, чтобы не совсем завшивели. Бабушка подрабатывала на разгрузке машин продовольственных магазинов. В это время ей предложили поехать работать мед, сестрой в село на Западной Украине, обещали выделить дом для жилья. Но она отказалась: „Не хочу быть замученной бандеровцами“. При том, что бабушка была не робкого десятка, она несколько лет работала фельдшером-акушеркой в Монголии после событий на Халхин-Голе — тогда эта страна находилась на уровне первобытно-общинного стоя, с практически поголовным сифилисом, от которого и излечила монголов скромная советская медсестра. Слава Богу, подошла очередь на бирже, — моя бабушка получила работу по специальности (была даже ветераном труда), дали ей и жилье…». А ведь в газетах о том не писали — значит, репутация была у Западенщины, в глазах наших советских людей, если два года бомжевать с маленьким ребенком, это все легче, чем ехать туда, где работа, дом… и с высокой вероятностью, ночью к тебе придут и зверски убьют, вместе с дочкой! Лишь за то что ты «советская».
Тут еще весной хорошо прошлись по лесам войска НКВД — зачастую сформированные из бывших партизан Ковпака, Сабурова, Федорова, кто умели воевать в лесах не хуже любых егерей. Да и Первая дивизия ВВ имени Дзержинского, это бывший знаменитый ОМСБОН, кузница и школа партизанских и диверсионных кадров. И удалось выбить крупные банды — так что нет здесь никакого «партизанского края», где не наша Советская, а чужая власть. Но легче от этого не стало — потому что корешки остались, и какие!
— Если вдуматься, то нет тут невиноватых — говорил Гураль, прикомандированный к нам особист — тут круговая порука, уже тридцать лет, уже и дети выросли, кто по другому и не помнят. Зато каждый знает, сколько он должен вырастить, заготовить, смастерить, и сдать «станичному». Пашня, огороды, мастерские — все учтено, план как в колхозе. Особый человек, «господарчий», бухгалтерию ведет, приход-расход. И попробуй, не сдай положенного — ночью к тебе придут, «ты зраднык», и все! Или «станичный» своей головой ответит, если вышестоящий «провод» ОУН размером поставок будет не удовлетворен.
Гураль — «горец» на местном наречии (мы его меж собой, ясное дело, тут же Маклаудом прозвали, «а знали мы когда-то такого парня»). Был он из этих мест, однако же старым большевиком и чекистом, ещё в двадцатые-тридцатые годы ходил в панскую Польшу вместе с самим Ваупшасовым. В отличие от многих украинских кадров (наподобие предателя Кириченко), бандеровцев ненавидел люто, вообще за людей не считал — наверное, личные счеты? Пребывал в чине старшего майора ГБ,[23] равному армейскому генерал-майору, то есть на три ступени выше меня — но у него хватало здравомыслия, оставив за собой общее руководство, политику и контрразведку, не вмешиваться в чисто боевую работу. Местные условия он знал досконально, и оттого его помощь была неоценима. Ведь для нас, при всем опыте и выучке двадцать первого века, война с бандеровцами была давней стариной, знакомой лишь по худлитературе![24]
— И конечно, «станичный» отвечает за мобресурс, готовность по первому требованию выставить «рой» (взвод), большего деревня обычно не содержит. Еще в каждом селе положен по штату пункт связи, куда в любое время дня и ночи мог прийти связной с донесением. Обычно — подростки и молодые девушки, якобы идущие к родне или по делам в соседнее село. Потому, обязанность ответственного за связь, приняв донесение, немедленно отправить дальше по эстафете, уже со своим связным.
Ну, это связь «местного значения». А вот нас, спецгруппу из Москвы, прислали за особой целью, найти центральный узел связи ОУН где-то здесь, на Тернопольщине. Мощная рация, предположительно в стационарном бункере, работающая как на бандеровскую сеть здесь (радио было в бандеровских «округах», и даже в наиболее важных подразделениях), так и с заграницей. Расшифровка перехваченных депеш (нашими компами ломали) показало, что ОУН регулярно получало приказы и инструкции из некоего заграничного «штаба» — но вот идентифицировать его, да еще с доказательной базой, не представлялось возможным — британцы, янки, фашисты недобитые, ищущие новых хозяев? В нашей истории (сведения очень смутные, от опроса всех наших, кто что-то слышал и помнил), этот узел накрыли уже в пятидесятые, тогда же поймали главу всей СБ Арсенича, бывшего агента Абвера, прошедшего у немцев полный курс подготовки. Плохо все же в Черниговском радиодивизионе ОСНАЗ (единственном на вся Украину!) умели работать с аппаратурой, это лишь в кино едет машина пеленгатор по лесной дороге, пара минут — и место на карте, летит туда группа захвата! А тут во-первых, район определяется очень приблизительно, во-вторых, дорог просто нет (там где надо). Войсковая операция весной была, но сплошным гребнем тут просто не пройтись, по условиям местности — бой с бандами вели, до двухсот бандитов уничтожили, сами понесли потери, нашли несколько тайников с запасами и оружием. А клятый передатчик всего через неделю снова вышел в эфир!
Тут кто-то в Москве вспомнил, что нашими стараниями, на СФ еще в сорок третьем была налажена полноценная служба радиоразведки и пеленгации, когда координаты немецкой подлодки, вышедшей в эфир где-то в Норвежском море, оперативно передавались нашей авиации и поисковым корабельным группам. И вот, летят на Западенщину два взвода со спецтехникой, залегендированные под ПВО, даже машины с антеннами в точности как у РЛС «Пегматит». Самое ценное — два ноута из будущего, с программами селекции, пеленгации и расшифровки сигналов. И мы, команда «волкодавов» в обеспечение, и чтобы, когда место будет приблизительно определено, установить координаты. В ином, будущем времени, все было бы куда проще — всего лишь подсветить лазерным целеуказателем место, куда бомба упадет, вот только до высокоточного оружия и GPS-навигации еще несколько десятилетий. А тут мало того, что абсолютно точных карт нет, мы сами в лесу с требуемой погрешностью своего положения определить не можем, если нет четких ориентиров. Зато с фронтовой авиацией мы уже работали, за Вислой, так что знаю, для нее несколько сот метров, не промах вообще — а тут, под пологом леса, пилоты вообще ничего не увидят, это еще нашими партизанами проверено, у которых попытки немцев бомбить леса вызывали лишь смех. И подземные схроны к бомбам и снарядам устойчивы, тут прямое попадание нужно, чтобы завалить — так что вызови мы авиаподдержку, нам бы это было куда опаснее в лесу, чем бандитам в бункере. Значит, придется работать наземным группам.
— Несколько деревень или сел (обычно три) объединяются в «станицу», обеспечивающую уже «сотню» (роту) — продолжал Гураль — там положен следователь, отвечавший за контрразведывательную работу и лояльность населения, у него в подчинении сеть информаторов, и «боивка» СБ, чтобы за неповиновение, или сотрудничество с властями — смерть! Станицы объединены в подрайоны, и дальше в районы — содержат, соответственно, кош (батальон) и курень (полк). На этом уровне уже не один следак, а целая «прокуратура СБ» со следственным аппаратом, боевиками и тайными тюрьмами с пыточными подвалами. А также мобилизационный отдел, отвечавший за призыв (самый настоящий, как в армии!) и военную подготовку живущих дома но числящихся в списках боевиков. Еще школы младших командиров и политработников, с тренировочными лагерями. Да, есть самая настоящая политработа, подготовленные люди разъясняют населению цели борьбы ОУН, причем для каждой категории «политруки» были свои: для мужчин, для женщин, для юношей, для девушек. И даже аналог «комсомола» есть — «сотня отважных юношей», и «сотня отважных девушек» — кузница кадров ОУН-УПА, кому завтра надлежало стать комсоставом. Полнейшие мрази, в метод подготовки которых входят пытки и убийства — пленных, советских активистов, и тех, кого признали «зрадныком»- изменником. Все следят за всеми — оттого тут так трудно с агентурой.
В той жизни я на Кавказе отметился лишь самым краем, уже в середине двухтысячных, самое пекло не застал. Конечно, говорил и учился у тех, кто прошел — но не в теории, а конкретно шкурой испытываешь, это совсем другое. Когда постоянно ждешь выстрела в спину, и без оружия никуда, чтобы всегда было на расстоянии протянутой руки. Гураль говорил, тут даже дети от восьми лет запросто работают связными или дозорными, а то могут и гранату кинуть. А ведь мы были не были в самой глуши — старались, как правило, в больших селах, где уже есть наши гарнизоны! Технари слушали эфир, приданные нам солдаты-дзержинцы бдили — ну а мы уходили в леса. Или ночью, незаметно, или же, чаще, уезжал «студер» или БТР-40, на лесной дороге мы быстро спрыгивали, и шли на маршрут.
